Тёмные воды - Николай Антонец

Особняк словно бы сжимался вокруг меня, надвигался со всех сторон лапами игривого кота, который, став жертвой кровавого азарта, просто не мог справиться с собственным злым любопытством.

В ушах моих зазвенело, и недавнее отрешённое спокойствие вдруг растворилось без следа. Я почти физически ощутил на своей спине чей-то ненавидящий, обжигающий злобой взгляд. Он не блуждал по моему телу в любопытстве, не выискивал уязвимости или следы оружия – просто сверлил со спины левую сторону моей груди, словно бы примеряясь к единственному точному рывку.

В полуразваленных балконных ставнях загудел сильный ветер. И на крыльях его, словно отзвуки далёкого прошлого, прилетели едва различимые звуки жизни – далёкий перезвон кузнечного молота, разговоры старушек, бродящих близ особняка, и рыбацкие песни, возносящиеся далеко вверх по течению.

И почти сразу же я услышал совершенно иной тип звука – реальный, существующий в непостижимой близости от меня скрип половиц под чьими-то стопами. Короткие, лёгкие шажки приближались откуда-то справа – из-за угла, выходящего к главной лестнице. И, стоило только в воздухе зазвучать этому скрипу, как немыслимый ужас, надвигающийся на меня сзади, вдруг начал отступать. Его одновременно обжигающее и леденящее присутствие, что заставило мой хребет обратиться в недвижимый столп и высушило всю влагу во рту, вдруг стало едва различимым, и лишь удаляющееся посвистывание – звук сиплого дыхания – ещё заставляло меня двигаться вперёд по бесконтрольной инерции.

Сосредоточившись на отступающем кошмаре, я совсем позабыл о том звуке, что ждал меня впереди, и на полной скорости достиг поворота. Выждал мгновение, собираясь с силами, и резко заглянул за угол! Но, к собственному удивлению, не обнаружил там ничего, кроме разочаровывающей пустоты. Единственным, что выбивалось из естественного порядка вещей, был лёгкий звук шагов, сопровождаемый скрипом древесины, однако, стоило мне только показаться из-за угла, как он мгновенно, моментально, в ту же секунду – пресёкся, точно его и не было.

Но я уже не мог остановиться. Не мог просто собраться с силами и прислушаться к себе – слишком велик был стресс и слишком сильна память о том настигающем, идущим по пятам загробном холоде, который, наверное, просто не мог померещиться никакому нормальному человеку – и тем более мне, уравновешенному, серьёзному ученику старшей школы…

И это… Я готов был поклясться, что всё это было всерьёз. И оттого бросился к спасительной лестнице с удвоенной скоростью, оставляя позади весь этот напоенный кошмаром этаж и лелея в груди слабый отблеск надежды на то, что Мэй не столкнётся с подобным проявлением воли старого здания. Мне ведь оставалось только верить в лучшее – а возвращаться туда я не собирался ни при каких условиях.

Не оглядываясь назад и стараясь даже не думать о произошедшем – как если бы одно только это могло привести к повторению тех страшных мгновений – я в спешке бросился к лестнице и, перепрыгивая через ступени, спустился на первый этаж.

Входной зал встретил меня знакомой уже прохладой и одиночеством, от которого сердце замирало в груди. Я узнавал самые крохотные детали, за которые ночью то и дело цеплялся луч фонаря, и, как оказалось, без труда смог бы описать образ этого помещения по памяти. Впрочем, к известным картинам начали добавляться новые детали: бросая быстрые взгляды по сторонам, я обнаружил на полу вокруг себя целую россыпь непонятных, уже почти обесцветившихся пятен. Они, ранее казавшиеся мне выцветшими прогалинами, на самом деле представляли собой следы какой-то жидкости, упрямо не желавшей сходить окончательно даже после стольких лет сырости и запустения.

И… Мне даже не требовалось задавать вопрос самому себе, чтобы понять – чем именно были залиты эти полы. И отчего тут, на первом этаже, было так много следов разрушения…

Кто-то когда-то – давным-давно – ворвался в этот дом с самыми дурными намерениями… И, наверное, встретил тут яростный отпор защитников благородного семейства.

Ну почему, почему нас занесло именно сюда?..

Я зажмурился, прогоняя очередной приступ паники, но тут же ощутил – как страшно было просто находиться в этом старом доме с закрытыми глазами, зная, что с лестницы на второй этаж может вот-вот повеять замогильным морозом, а за лужами иссохшей крови стояла история куда более мрачная, чем я даже мог себе представить!

Нет, находиться здесь было нельзя… Это проклятое место только и грезило о новой жертве!

В несколько прыжков преодолев отделявшее меня от завала расстояние, я юркнул под обломки и вынырнул уже снаружи, со стороны бетонного двора, обращённого к раскинувшейся у подножия холма деревушке.

Нельзя сказать, чтобы мы прошли ночью значительную её часть – всего несколько витков дороги от каменистого берега – и это, надо сказать, меня не на шутку озадачило: деревня отсюда казалась слишком маленькой, даже при всех этих россыпях домиков, при дорогах и проулках, и всем своим видом она показывала, что должна была быть крупнее, сильнее, больше. Кроме того, в глаза мне не бросилось ни одного деревянного причала или пирса, и вместе с этим у воды не было видно следов рыбацких построек. Потоки бурной реки, хорошо раздавшейся вширь после дождя, лизали только серию непонятных развалин из дерева и камня, больше похожих на жилые дома, чем на хозяйственные постройки. Из их серой массы выбивался только внушительный чёрно-серый горн, наполовину смятый камнями обвалившихся стен и явно принадлежавший местной кузне.

Река ведь не могла разлиться так широко?.. И подмять под себя не просто береговую инфраструктуру – но добрую половину деревни вместе с полями, дворами и дорогами… Да, в это трудно было поверить, однако с моей обзорной площадки, с вершины высокого холма свободно движущаяся водяная лента уже не казалась той мелкой горной речушкой, какой предстала в моём воображении ночью – о нет. Она была огромна. Широка, точно несколько футбольных полей, выставленных в ряд, и безмерно сердита. Зажатая меж туш великих гор, бережно прикрытая ими сверху, эта река определённо была достаточно сильной ещё в те времена, когда в этой деревне существовало собственное судоходство. А с тех пор стала лишь наглее.

И где-то там, внизу, под боком у этого природного чудовища могла сейчас находиться маленькая, испуганная девочка, оторванная от сестры и матери… Акира.

С хладнокровием вычислительной машины я оценил обстановку в деревне и скорым шагом направился вниз по блестящему от влаги серпантину. Солнце почти не грело, и последствия ночного ливня по-прежнему полноправно владели всем этим крохотным миром: на листьях сорной травы сверкали россыпи прозрачных капель, а с многочисленных крыш – покосившихся и сохраняющих свой первозданный вид – непрерывно струилась чистая дождевая вода.

Конец ознакомительного фрагмента.