Старшина Империи. Часть вторая - Александр Четвертнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нас двадцать выжило. — усмехнулся Гусаров, и удостоился моего гневного взгляда. Конечно, испанец, уже никому не расскажет, но всё же, какого хрена ты лезешь!?
— Это меняет дело. — покивал пират, не показав своих эмоций. — Но коммодор прав насчёт Торпа — идиот. А вот тебе, капрал, надо быть сдержанней, если не хочешь огрести от командира. — заметил мой взгляд он, и поделился выводами.
После ляпа Гусара, взгляд испанца на нас изменился, стал, более уважительный, что ли. Он знал, как это, воевать против невидимки, а тут, какие-то пацаны, потеряв восьмерых, положили целого коммандера.
— Что по технике и вооружению?
— Древний огнестрел. — пожал плечами идальго. — Несколько тысяч таких же древних танков и артиллерии, тысячи старых БТРов и джипов, бесполезные, картонные, но на каждой машине установлены ЭМ пулемёты. Есть несколько сотен установок залпового огня. У бритов же, у тех все современное. Чего нет, так это автогравов, вот это упущение, из-за которого коммодор часто ругается.
— Гравитанки, шагоходы, арта современная?
— Не, такого не видел. — покачал головой пират. — Но, там, в разломе, есть странные провалы, очень похожие на шахты для ракет земля-космос. Близко не подходил, но место для таких игрушек идеальное.
— Блин, да когда они всё это успели, — удивился Пруха. — За два года не реально.
— Так они здесь лет двадцать, как окопались. — улыбнулся Родорльфо. — А теперь домой хотят.
— Сколько пиратов в лагере?
— Двести шестьдесят шесть, человек двадцать погибло в джунглях.
— Есть тепловизоры? Дозорные сканеры?
— Нет, только свои глаза. — ухмыльнулся наёмник. — На передовой нужнее.
— Кто в дальней деревне?
— Тысячи полторы пиратов, да пара десятков БТРов с джипами. Были Бриты, но все ушли.
— Где русские из деревни, знаешь?
— Ушли в степи, не видели их больше. — это радовало.
— Где пленных взяли? — спросил я, — есть ещё?
— Из деревни, где предатели жили. Их четверо, отец и сыновья. До вторжения контрабандой поставляли продукты и оборудование, а после, сами указали на место, где прятались их соседи. — презрительно поморщился Родольфо. — А больше нет, не успели захватить, русские пришли. Да и этих было немного, сотня, но джунгли остальных забрали, монстры повадились ходить кормиться.
— Зачем офицер приезжал, когда эвакуация?
— За своими бойцами он приезжал.
Оказалось, что доступ в степи был нужен бритам ещё два дня назад, край сегодня. Но не вышло. Слишком сильно мы нагадили. Они рассчитывали на быстрый наскок, а тут, времени очень много прошло, и картина боя в космосе, не очень.
— Русские отходят к планете, а ещё, где-то по степям ездит колонна морпехов, профессионалов — тут испанец ухмыльнулся, посмотрев на нас, — так что планы решили изменить. Через два дня начнётся наступление на столицу, а эвакуация пойдет в другом месте, где есть звездолёт. Подробнее не знаю.
— Так вы уходите отсюда? — удивился я. — А пленные?
— Утром уходим, а пленных в расход. — поморщился идальго. — Могли и сегодня, но парни решили развлечься напоследок, не пропадать же добру. А, может, и завтра кто захочет потешить своего малого друга. Жаль, с собой их забирать запретили, а то жили бы, пусть и в рабстве, но живые.
У ребят желваки на скулах играли, у меня у самого от гнева кулаки сжимались — так спокойно и буднично рассказывал об этом пират, как об обыденном рабочем дне.
— Как охраняют пленных?
— А чего их охранять? — удивился пират. — От джунглей не защитишь, и там колючка, а у калитки двое часовых. От дозоров и патрулей толку мало, поэтому их нет, вся нагрузка на тех, кто на технике дежурит. Пленные, потому и ближе к лесу спят, чтобы на них напали в первую очередь.
— Всё рассказал? Не соврал? — успокоившись, уточнил я.
— Слово идальго, хоть и бывшего, но благородную кровь никуда не деть. — гордо вскинул голову Родольфо.
— Что же ты, идальго, голубая кровь. — тихо проговорил я, но услышали все. — Уподобился пиратам, и зверства вместе с ними творил.
— Я волк. — гордо отвечал испанец, — но один волк в стае шакалов будет лишь жертвой, если пойдёт против правил стаи.
Ясно, понятно. Не я такой, жизнь такая! Какое замечательное оправдание, удобное для всех. Моя бы воля, я бы эту фразу из каждого языка вырвал, и стёр память о ней, да, боюсь, не поможет, новые придумают, вон, как испанец про волка завернул, а то же самое…
Допрос завершился. Мы молчали, и смотрели на Родольфо. Вроде бы и кончать его надо, просто необходимо, и все это понимают, а не могу. Я же не убийца, вот так, спокойно сидящего передо мной…. Одно дело в бою, а так….
Я посмотрел на капралов. Всё понимают, но и их ступор одолел.
— Молодые. — усмехнулся идальго, — ничего, научитесь ещё, жизнь и не таких перемалывала.
И тут я понял. Вот оно. Жизнь, не он сам, ни кто-то другой сам, а жизнь их всех заставила творить зверства. Как же это трусливо и слабовольно винить во всем жизнь, особенно в том, что получал удовольствие от чужих мучений. «Я не хотел, но меня заставили» — тьфу! Нет, я таким не стану, я буду разделять работу и убийство, и сейчас, это именно работа, а он враг, но почему так трудно?!
— Командир, — положил руку мне на плечо Пруха, — я отпущу его. — он не спрашивал, утверждал.
Я кивнул.
— Давай, амиго. — улыбался пират. — Научи молодняк ии….
Прохор вонзил свой тесак в сердце испанца, и тот застонал, его глаза округлились, стали большими от боли. Он хотел что-то сказать, но Пруха провернул клинок в ране, и пират умер.
— Туда ему и дорога. — сплюнул Гвоздь. — Заслужил, поделом ему.
— Мы не судьи, мы солдаты. — повернулся к нему Гусаров. — Враги тоже люди….
— Миша, — прервал я его. — Мы солдаты, а они, именно они, не люди, монстры, ты просто не видел. И это не суд, это наш долг.
— Хорошие слова, правильные. — одобрил Пруха.
Правильные слова, но кто бы знал, как тяжко на душе. Как тяжело.
* * *
— Время полночь. — я оглядел морпехов. — У нас час, что бы найти ещё синих змей, нужно много мха из гнезда.
— Будем пленных выводить? — догадался Гвоздь.
— Да. Нельзя их оставлять.
— А куда их денем? — важный вопрос.
— Уведём подальше, попробуем спрятать в джунглях. Но нельзя оставлять там.
— Спасибо, командир. — наконец-то улыбнулся Гадел. Он понимал, что это, скорее безрассудство, и
