Дедушка и внучка - Элизабет Мид-Смит

Там Роджер сперва начал исправляться. Он поступил помощником к фермеру, и из дома его обнадежили: если он будет продолжать держаться хорошо, то получит сумму, необходимую для покупки собственной фермы. Юноша очень старался и усердно учился сельскохозяйственному труду.

Когда ему минуло двадцать два года, фермер послал сэру Роджеру Сезиджеру прекрасный отчет о своем помощнике. В письме говорилось, что молодой человек вполне сможет теперь вести собственное хозяйство. В ответ старик прислал большую сумму денег на покупку фермы в Канаде. Вместе с деньгами пришло также письмо от сэра Роджера. Отец писал, что если его сыну угодно, он может приехать в Англию, будет принят в Сторме и прощен. Старый Сезиджер прибавил еще, что Роджер сможет три месяца погостить в усадьбе перед возвращением в Канаду.

Молодой человек быстро решился… Он тотчас же телеграфировал отцу, что едет домой. К несчастью, на палубе парохода он встретил игроков, которые значительно облегчили его кошелек. Страсть к игре снова вспыхнула в нем. Когда пароход подошел к берегам Англии, у молодого Роджера осталась только половина суммы, присланной отцом на покупку фермы.

Путь в Сторм был теперь для него закрыт, молодому человеку даже думать об этом было неприятно. Роджер написал старику дерзкое письмо и уехал во Францию. В Париже он вскоре встретил красавицу, которая стала его женой. Она была дочерью фермера из Йоркшира, но молодому Сезиджеру не было никакого дела до ее родных. Она была хорошо воспитана и образованна. Роджер рассказал невесте часть своей истории, скрыв наиболее некрасивые детали. Они обвенчались, а потом поехали на йоркширскую ферму.

Мать молодой женщины умерла при ее рождении. Отец же, узнав о скоропостижной свадьбе дочери, ужасно рассердился. Фермер не желал иметь зятем бездельника, и его нисколько не утешало то, что муж дочери был знатного происхождения. Так же был разгневан и другой отец, когда в Сторм дошло известие о браке сына. Старый сэр Роджер написал новобрачному письмо, в котором объявлял, что никогда не пришлет ни одного пенни, что с этих пор Роджер должен сам содержать себя, что он сам избрал себе судьбу и что двери Сторма навсегда для него закрыты.

И все-таки женитьба Роджера Сезиджера на дочери северного фермера стала его единственным по-настоящему умным и правильным поступком. Его молодая жена обладала сильным характером и в то же время кротостью, имела на мужа большое влияние и часто удерживала от худших пороков. У нее был чудесный голос, и она давала уроки музыки и пения. После рождения маленькой Дороти они провели пять лет в Париже. Там Сезиджер опять начал пить и играть. Когда Дороти шел шестой год, семья переехала в Канаду. Там мать девочки по-прежнему зарабатывала деньги, а отец продолжал предаваться пагубной страсти. Иногда он выигрывал громадные суммы, но чаще проигрывался в пух и прах.

И вот теперь его преданная подруга умерла, а дочка жила в Сторме. Роджер обратился за помощью к отцу своей жены, и Бардвел, в общем, простил его, согласившись жить неподалеку от Дороти, чтобы посмотреть, как сложится ее дальнейшая судьба.

— Я расточитель, мот, блудный сын, — вслух шептал Сезиджер. — Я всегда вел дурную, недостойную жизнь, во мне нет ничего хорошего, но мне тяжело без моей Дороти. Боже, помоги мне. Я до безумия люблю ее.

Он поднялся с земли, вернулся в дом, написал письмо и отнес его под плоский камень на опушке соснового леса.

Глава XIV

Каша и кролик

Стоял чудесный день. Шла вторая неделя июля. Однако мисс Доротея Сезиджер не находила себе места, и маленькая Дороти решительно не могла понять, что такое происходит с теткой. Девочка умела удивительно хорошо подмечать выражение лиц людей. Старая дева все придумывала повод уйти из дому, чтобы побывать подле плоского камня. Он был очень далеко, и, если бы она начала постоянно бродить по стормским лесам, все бы это заметили.

Мисс Сезиджер совершенно не привыкла к волнениям. До сих пор она вела ровную, однообразную и правильную жизнь, а потому заботы, необходимость хранить тайну от отца и желание повидать брата — все вместе доводило ее до изнеможения.

До сих пор у нее не было никаких стоящих внимания секретов. Теперь же она скрывала нечто очень важное: брат, которого, как все предполагали, она оплакивала, оказался жив и находился неподалеку. Кроме того, между ними установилась тайная переписка. Сердце бедняжки нестерпимо ныло, а ум пребывал в рассеянности, поэтому тетушку Доротею ни в каком случае нельзя было бы назвать хорошей учительницей Дороти.

Между тем старый сэр Роджер заболел. Он простудился, и ему пришлось лечь в постель. Владелец Сторма редко позволял себе такую роскошь, и все домашние были в тревоге. Он наотрез отказался звать доктора и допускал к себе только Карбури, которому дал строгие указания:

— У меня нет ничего серьезного. Я только желаю, чтобы мне на обед приготовили горшок каши. Завтра я уже встану и буду таким же, как обыкновенно. Скажите об этом всем в доме, пусть не хлопочут и не беспокоятся обо мне.

— Скажу, сэр, конечно, непременно скажу, — поклонился верный слуга.

— Вы можете идти, Карбури. Оставьте меня одного. Если кто-нибудь спросит обо мне, скажите, что я сплю.

— Я думаю, сэр, что маленькая мисс немного утомила вас. Вы ведь не привыкли так долго сидеть в беседке.

— Удержите мою внучку, Карбури. Я не хочу, чтобы кто-нибудь входил ко мне.

— Всеми силами постараюсь исполнить это, сэр Роджер, но маленькая мисс…

— Не хочу слышать никаких «но». В эту комнату можете входить только вы.

— Слушаю, сэр.

Карбури на цыпочках вышел и на лестнице встретил Мэри.

— Он желает на обед кашу. Лучше добавьте в нее молока. Раз ему действительно нехорошо, он не рассердится, если мы приготовим все как следует.

— Но ведь он не умирает, правда? — забеспокоилась Мэри.

— Говорит, что у него ничего серьезного, но мне не нравится его лицо. А я знаю, какой вид бывает у людей, когда они сильно заболевают.

— Боже мой! Ведь он еще не настолько стар!

— Он очень стар, — вздохнул Карбури. — И что еще хуже, у него было много волнений. Волнения убивают больше всего.

— Это правда. Я еще беспокоюсь о мисс Доротее. Она так переменилась, что сама на себя не похожа.

— Ну, этому-то как раз я не удивляюсь. Ей приходится ухаживать и следить за маленькой мисс, а это ох как непросто! — развел руками Карбури. — С другой стороны, мне никогда не было бы скучно, если бы такой ребенок сидел и разговаривал со мной.

— Ах, вы не знаете! Вы, мужчины, никогда ничего не замечаете, — Мэри сокрушенно покачала головой. — Маленькая мисс никому не мешает, и мисс Сезиджер беспокоит совсем не она.

— А вы видели мисс Доротею вчера вечером, когда она с сэром Роджером танцевала в гостиной? — спросил Карбури. — Маленькая мисс распоряжалась, и старик кланялся ей и выделывал па медленно и плавно, ну точно француз. Ей богу, я чуть не задохнулся от смеха, глядя на них. Маленькая мисс открыла окна. Вот он и простудился.

— Господи, — изумилась Мэри. — Неужели вы хотите сказать, что танцевали взрослые, а мисс Дороти смотрела? Неужели мисс Сезиджер танцевала?

— Да еще как, и ее щеки горели, она казалась почти хорошенькой.

— Ну, нет, она нехороша собой, — заметила Мэри. — Она слишком костлява.

— Как бы то ни было, они кланялись друг другу, наклонялись, а малышка раздавала приказания и перебегала от одного к другому, точно добрая волшебница.

— Что же вы вчера скрыли это от меня, Карбури? Могли бы шепнуть мне словечко, я бы тоже с удовольствием взглянула одним глазком.

— Побоялся, — признался Карбури, — я сам едва сдерживался от смеха. Мне казалось, что, если кто-нибудь еще придет смотреть на них, я не удержусь. Конечно, наш старик простудился из-за этого! А простуда опасна для старых людей, очень опасна.

— На вашем месте я не стала бы каркать, — оборвала его Мэри. — Через день-два он поправится.

— Вот и он говорит то же самое и не хочет, чтобы звали доктора. Между прочим, он приказал, чтобы к нему не пускали маленькую мисс.

— Да уж, это легче сказать, чем сделать.

— Ну, одним словом, я получил приказание. Так вы говорите, мисс Сезиджер тоже не совсем здорова?

— Это бросается в глаза, достаточно посмотреть на нее. Конечно, пища плоха, но прежде мисс Доротея просто набрасывалась на все, что ей подавали, а теперь еле дотрагивается до еды. И даже когда маленькая мисс заставляет ее смеяться, она смеется, так сказать, половиной лица. Посмотрите на нее, когда она молчит, и вы увидите, что ее гложет какая-то забота. И потом, Карбури, зачем она ходила в лес?

— В лес? — изумился старый слуга.

— О, я хочу только сказать, что ее что-то тяготит, тревожит.

— К чему рассуждать об этом попусту. Лучше идите-ка и сварите кашу нашему господину, — промолвил Карбури, сворачивая разговор.