Леди-послушница - Симона Вилар

На какое-то время Бигод и гости задержались на галерее дворца. Эдгар похвалил навесные щиты на бойницах Фрамлингема, и граф стал пояснять, что все башни укреплений не имеют стен со стороны двора, но защищены специальными деревянными навесами, которые откидываются и позволят лучникам обстреливать врагов, если те ворвутся в замок. Но о фортификации мужчины могли говорить бесконечно, и леди Гундрада предпочла проводить гостью в отведенные им с отцом покои.

Укрепления Фрамлингема были выполнены из камня, но внутренние постройки — из дерева, однако со всеми удобствами. Шиферные скаты крыш то тут, то там прорезали дымовые трубы, указывая на достаточное количество каминов, что все больше входили в употребление вместо прежних открытых очагов. Графиня Гундрада вела гостью вдоль галереи большого, выстроенного в форме буквы «Е» дома, в сторону крыла, где им приготовили покои. Она сообщила, что велит слугам принести туда горячей воды, а также большую лохань, чтобы гости смогли обмыться и привести себя в порядок перед намеченным на вечер сбором знати.

Лохань и впрямь скоро притащили, даже выстлали ее сукном, дабы при мытье не касаться шероховатой поверхности. Тем временем слуги барона распаковывали и расставляли привезенную с собой в обозе мебель. Ибо если гостям и обеспечивали кров, тепло и пищу, то те, кто любит удобства, предусмотрительно брали необходимые предметы обстановки с собой. Пока Милдрэд нежилась в лохани с горячей водой, слуги весело гомонили, собирая походные ложа и кресла господ, выставили маленький столик, покрыли скамьи привезенными с собой дорсарами[30], а еще разделили помещение широким занавесом, как бы создав для барона и его дочери отдельные покои.

После купания, пока служанки расчесывали длинные волосы девушки, бадью перетащили на половину барона, добавив в нее горячей воды. Отец и дочь переговаривались через занавеску. По словам Эдгара, он уже имел честь пообщаться с опальным архиепископом и сделал вывод, что преподобному Теобальду не слишком уютно живется под покровительством плетущего интриги норфолкского графа. Другое дело, что Бигод пока единственный, кто готов защищать прелата даже от короля.

— А вы сообщили им о предстоящем прибытии во Фрамлингем принца Юстаса? — спросила из-за занавески девушка. — И как тут восприняли подобное известие?

— Спокойно. Ведь тамплиеры следят за порядком. Что до приезда Юстаса, то, надеюсь, мы сможем уладить основные противоречия до его появления. Кстати, дитя, я встретил на галерее молодого Гилберта де Ганта, и он просил кланяться тебе.

Из-за занавески долетели смешки Милдрэд и ее прислужниц.

— О, Берта с Эатой уже заметили, что Гилберт вертится под нашим окном. Забавно!

Позже, когда Эдгар оделся в бархатный винно-красный камзол до щиколоток и его опоясывали поясом из чеканных пластин, его дочь испросила разрешения войти. Барон оглянулся, хотел что-то сказать, но так и застыл.

— Милдрэд!.. Гм. Так это и есть то алое платье, которое ваша матушка находила нескромным?

— Да, — улыбаясь, девушка изящно преклонила колена. — Платье из того великолепного огненного бархата, который вы подарили мне по поводу окончания траура!

Барон покачал головой. Действительно, на это Рождество он подарил Милдрэд отрез ярко-алого тонкого бархата. Сам его цвет казался вызывающим. Но фасон…

Это было самое нескромное узкое блио[31], какое ему когда-либо приходилось видеть. Оно было очень длинное, до самого пола, отороченное богатой каймой из золотого переливающегося атласа. Таким же золотисто-мерцающим атласом были подбиты и навесные рукава, причем спереди они были длиной лишь немногим ниже сгиба руки, а сзади ниспадали едва ли не до земли. Все это выглядело невероятно роскошно, Милдрэд в этом одеянии казалась ало-золотой вспышкой огня, но помимо прочего ее блио было столь смело пошито… Шнуровка стягивала его так туго, что для поддержки груди пришлось вставить клинья, но даже при этом алый бархат облегал ее так плотно, что обозначились соски. И если бы только это! Округлый вырез платья был столь откровенен, что открывал полушария груди и плечи, и казалось, что платье вот-вот сползет — такой широкой, расходящейся колоколом от бедра была его юбка и тянувшийся сзади на добрые два локтя шлейф.

— Своим нарядом ты вызовешь во Фрамлингеме целую бурю, — только и сказал барон, не смея осуждать дочь за эту дерзостную красоту.

Милдрэд же лишь рассмеялась и тряхнула своими длинными распущенными волосами, которые удерживал тонкий золотой обруч вкруг чела.

— А для чего же еще оно было пошито! И уж теперь Гилберт де Гант локти себе будет кусать, что предпочел мне какую-то Хавису, пусть и наследницу Линкольнского графства. А молодой Хью Бедфорд и наследник Эссекского графства станут ну просто есть из моих рук. Почему бы и нет? — упрямо вскинула она подбородок, заметив, как ее отец укоризненно покачал головой. — Может, однажды кто-то из них станет моим мужем, и я бы хотела, чтобы это оказался человек молодой, родовитый и безмерно влюбленный в меня!

Лорд Эдгар ничего не ответил. Он откинул свои чуть тронутые сединой, но все еще красиво вьющиеся каштановые волосы и водрузил на голову баронский обруч с чеканным узором и отполированными черными агатами. При этом вид у него стал таким внушительным, что когда он сделал легкое движение кистью, отсылая слуг, те попятились, благоговейно склоняясь. Милдрэд поняла, что отцу есть о чем поговорить, и опустилась в складное кресло.

— Дитя мое, ты всегда знала, что твой брак очень важное дело. Твое положение достаточно высоко, а богатое приданое позволит подняться еще выше. Ведь в своих владениях ты все одно что государыня, от которой многое зависит, но которая всегда должна будет подчиняться мужу. А это значит, что я не могу ошибиться с выбором супруга для тебя. Какое бы положение ты ни заняла в замужестве, ты останешься поданной короля, которому я присягал на верность. Поэтому ни молодой Джеффри Мандевиль, который готов служить любому, ни Хью де Бомон, уже трижды терявший пожалованный ему королем город Бедфорд, — оба они недостойны руки моей дочери.

Он перевел дыхание. Милдрэд слушала серьезно, но теперь осмелилась спросить:

— А на кого бы вы, отец, посоветовали мне обратить внимание?

Глаза девушки, прозрачные, как кристаллы голубого льда, встретились с такими же голубыми глазами барона. Но если во взоре лорда Эдгара светились ум и опыт, то очи Милдрэд были чисты и невинны.

Барон слегка улыбнулся:

— Ну, возможно, первым из претендентов на сегодняшний день я бы назвал Эдмунда Этелинга. Он добродушен, но не глуп, покладист, но не робок, он хороший хозяин, и в его жилах течет королевская кровь, к тому же его рудники в западном Девоншире дают весьма неплохой доход