Леди и джентльмены - Джером Джером

От этих слов лицо моего знакомого светлело.

— Продолжай, милая, — просил он. — Я слушаю. Обожаю, когда ты говоришь.

Но сил у бедной женщины уже не оставалось, и в ответ доносилось лишь презрительное фырканье вперемежку с невнятным бормотанием.

Он печально качал головой:

— Нет, это совсем не похоже на мою бедную Сьюзен. Ах, что это была за женщина!

По ночам новая жена старалась вовсю, и все же сравнение оказывалось не в ее пользу. Попилив супруга немногим более трех четвертей часа, она в изнеможении падала на подушку и засыпала. Приходилось осторожно трепать ее за плечо.

— Проснись, дорогая, — напоминал муж. — Ты что-то говорила по поводу Джейн. Кажется, я как-то неправильно смотрел на нее во время ленча.

Удивительно, — заключил монолог мой друг, — до какой степени мы зависим от привычек.

— В огромной степени, — поддержал я. — Один мой приятель постоянно рассказывал небылицы. А потом, когда однажды поведал правдивую историю, никто ему не поверил.

— До чего огорчительный случай, — покачал головой друг.

— Кстати, о привычках, — раздался из угла голос застенчивого незнакомца. — Могу рассказать чистую правду, в которую, спорю на доллар, вы не поверите.

— Доллара у меня нет, но готов поставить полсоверена, — отозвался друг, всегда отличавшийся неуемным спортивным азартом. — Но кто же будет судить?

— Согласен поверить на слово, — пообещал ненавязчивый незнакомец и безотлагательно начал повествование.

— Тот человек, чью историю вы услышите, был коренным жителем Джефферсон-Сити, штат Миссури, — пояснил он. — Родился в этом городе и за сорок семь лет не провел за его пределами ни единой ночи. Достойный гражданин пользовался всеобщим уважением — с девяти до четырех торговал москательными товарами, а свободное время посвящал пресвитерианской церкви. Утверждал, что хорошая жизнь не что иное, как хорошие привычки. Вставал в семь, в семь тридцать проводил семейную молитву, в восемь завтракал, в девять открывал магазин. К четырем подавали лошадь, около часа он катался и к пяти приезжал домой. Принимал ванну, пил чай, до половины седьмого играл с детьми и читал им книжки (он был хорошим семьянином). К семи одевался и выходил к обеду, а после обеда отправлялся в клуб и до четверти одиннадцатого играл в вист. Возвращался в десять тридцать, к вечерней молитве, а в одиннадцать ложился спать. В течение двадцати пяти лет ни разу не менял распорядок дня: режим вошел в плоть и кровь. По действиям уважаемого джентльмена можно было сверять церковные часы, а местные астрономы пользовались его пунктуальностью, чтобы убедиться в безупречности вращения Земли вокруг Солнца.

И вот настал день, когда в Лондоне скончался дальний родственник, торговавший с Ост-Индией и некогда носивший титул лорд-мэра. Наш герой остался в качестве единственного наследника и исполнителя завещания. Перешедший в его руки бизнес отличался сложностью и требовал вдумчивого управления. Он решил оставить дела в Джефферсон-Сити на попечение сына от первого брака, теперь уже взрослого молодого человека двадцати четырех лет, устроиться в Лондоне с новой семьей и заняться торговлей с Ост-Индией.

Четвертого октября джентльмен отбыл из Джефферсон-Сити, а семнадцатого прибыл в Лондон. Морское путешествие оказало на организм крайне неблагоприятное воздействие, так что в заранее арендованный дом на Бейсуотер-стрит бедняга приехал совсем больным. Впрочем, пары дней в постели хватило, чтобы встать на ноги, и в среду вечером бизнесмен мужественно объявил о твердом намерении завтра же отправиться в контору и заняться делами. В четверг, однако, проснулся лишь в час дня. Жена сказала, что не хотела будить в надежде на благотворное воздействие сна. Джентльмен согласился, немедленно встал и оделся. Заявил, что не хочет начинать новую жизнь с пренебрежения религиозным долгом, собрал слуг и детей, в половине второго провел в столовой обычную семейную молитву и после сытного завтрака к трем часам приехал в Сити.

Репутация безупречно пунктуального американца уже достигла берегов туманного Альбиона, и позднее появление хозяина вызвало всеобщее удивление. Он объяснил обстоятельства и отдал распоряжения на завтра, планируя начать работу с половины десятого утра.

В конторе задержался надолго и домой вернулся поздно. Во время обеда, всегда очень сытного, смог съесть только немного фруктов и пирожное, а утрату аппетита объяснил отсутствием привычной верховой прогулки. Весь вечер чувствовал себя не в своей тарелке. Сказав, что, должно быть, сказывается тоска по партии в вист, решил безотлагательно отправиться на поиски приличного спокойного клуба. В одиннадцать, как обычно, лег в постель вместе с женой, однако уснуть не смог. Крутился и вертелся, вертелся и крутился, но сон все не приходил, а энергии лишь прибавлялось. Вскоре после полуночи появилось неистребимое желание встать и пожелать детям спокойной ночи. Он набросил халат и прокрался в детскую. Случилось так, что скрип двери разбудил малышей. Отец обрадовался, завернул обоих в одеяло и до часу ночи рассказывал поучительные истории, после чего поцеловал и пожелал крепкого сна, а сам ощутил приступ голода. Спустился вниз, в кухню, от души наелся пирога с дичью и закусил огурцом.

В спальню вернулся умиротворенным, однако заснуть так и не смог. До пяти лежал, размышляя о бизнесе, и только под утро задремал.

Проснулся ровно в час. Жена заверила, что всеми силами пыталась разбудить, но ничего не вышло. Бизнесмен расстроился и рассердился. Не будь он человеком искренне верующим, непременно бы выругался. Программа четверга повторилась с точностью до минуты, и в Сити он снова приехал к трем.

Так продолжалось в течение месяца. Человек пытался себя перебороть, но напрасно. Каждое утро, вернее, каждый день просыпался в час. Каждую ночь воровато крался в кухню и наедался до отвала, а потом до пяти бодрствовал.

Понять, что происходит, не мог никто: ни он сам, ни домашние. Доктор прописал лечение от водянки мозга, гипнотической безответственности и наследственной склонности к лунатизму. Бизнес тем временем страдал, здоровье ухудшалось. Казалось, страдалец живет наизнанку. Дни не имели ни начала, ни конца — одну лишь середину. Ни на отдых, ни на физические упражнения времени катастрофически не хватало. В тот момент, когда его посещало желание жить и общаться, все вокруг уже давно спали.

Объяснение пришло совершенно случайно. Однажды после ужина старшая дочка учила уроки.

— Интересно, а сколько сейчас времени в Нью-Йорке? — спросила она, подняв голову от учебника географии.

— В Нью-Йорке? — переспросил отец и посмотрел на часы. — Сейчас посчитаем. У нас десять, а разница составляет немногим больше четырех с половиной часов. О, примерно половина шестого.

— Значит, в штате Миссури, — вступила в разговор жена, — еще меньше. Разве не так?

— Действительно, — подтвердила девочка, посмотрев на карту. — Джефферсон-Сити примерно на два градуса западнее, а это означает, что сейчас там…

Отец вскочил.

— Понял! — закричал он. — Все понял!

— Что понял? — в тревоге уточнила супруга.

— То, что сейчас в Джефферсоне четыре часа, то есть самое время для верховой прогулки. Вот что мне необходимо!

Сомнений не оставалось. Еще бы! В течение двадцати пяти лет пунктуальный джентльмен жил строго по часам. Но по часам, которые показывали время в американском городе Джефферсон-Сити, а не в Лондоне. Преодолев океан, он изменил свои географические координаты, но не себя самого. Сложившиеся за четверть века привычки не могли исчезнуть даже по приказу солнца.

Он обдумал проблему во всех деталях и пришел к выводу, что единственный выход — вернуться к прежней жизни. Трудности отступления казались весьма серьезными, но в любом случае они не шли в сравнение с нынешним положением вещей. Герой наш оказался до такой степени замкнутым в собственных привычках, что не мог адаптироваться к обстоятельствам. Следовательно, обстоятельства должны были адаптироваться к его образу жизни.

Он установил новый рабочий график — с трех до десяти — и покидал офис в половине десятого. В десять садился верхом и отправлялся на прогулку в Гайд-парк, причем особенно темными ночами брал фонарь. Новость о чудаке быстро распространилась по городу, и посмотреть на необычного всадника собирались толпы зевак.

В час ночи он обедал, после чего отправлялся в клуб. Найти тихое приличное место, где посетители согласились бы играть в вист до четырех утра, не удалось, а потому пришлось стать завсегдатаем небольшого карточного притона в Сохо, где основной игрой считался покер. Полиция время от времени устраивала там чистки, но благодаря респектабельной внешности новому посетителю всякий раз удавалось ускользнуть.