Доброе утро - Диана Петерфройнд

При виде меня он изобразил на лице такую бесхитростность — прямо для пособия по актерскому мастерству. Я бы с радостью его придушила, но мне не хотелось это делать при свидетелях.

— Чем могу быть полезен?

Я накинулась на него без всяких предисловий:

— Ты обещал поддерживать шутливую беседу!

— Нет! — Он протестующее поднял палец. — Это ты сказала, что я буду поддерживать шутливую беседу.

— Но ведь ты согласился! Я точно помню, как ты сказал, что будешь поддерживать в эфире шутливую беседу.

— Я обещал говорить о новостях, — поправил он меня. — Я и говорил.

— И больше ни о чем ни слова!

— Я сказал, что готов вести новостную передачу. Это прописано у меня в договоре. Это я и собираюсь делать.

И этот человек требует себе манго!

— Майк, — сказала я, — сам подумай, ты же не можешь выходить в эфир только затем, чтобы односложно отвечать на реплики Колин и рассказывать о природных катаклизмах.

— Ты уверена, фанатка? А мне почему-то кажется, что только так я и могу выходить в эфир.

— Колин пришлось тянуть одной всю передачу, — попыталась я воззвать к его тщеславию. — Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы среди журналистов пополз слух, будто ты на подпевке у Колин Пек?

Мне на секунду показалось, что он готов прислушаться к моим словам. Но он только безмятежно улыбнулся.

— А мне кажется, на моей репутации можно было поставить крест уже в ту самую минуту когда ты притащила меня в свою пошлейшую передачку. Что скажешь?

Я держала себя в руках.

— Ну ладно, — продолжил он. — Здесь-то ты что делаешь? Тебе сейчас лучше сидеть в кабинете и ждать звонка от Джимми Картера. Ну, ты понимаешь, от Джимми Картера, который «подозревается в изнасилованиях».

Он показал руками кавычки. Руки у меня сами собой сжались в кулаки.

— А теперь уходи! Я занят! — Он махнул рукой на прощанье и углубился в чтение новостей с мобильника.

Чистильщик обуви с сочувствием на меня посмотрел.

Я со всех ног бросилась вон, глотая слезы.

Я даже не помню, как прошел остаток дня. Разговор с помощниками Джимми Картера оказался не таким уж тяжелым. Сами они, понятное дело, передачу не видели, и просто реагировали на поднявшуюся шумиху. Был еще ролик на ютьюбе — я попросила юристов сделать так, чтобы его как можно скорее удалили. Юристы сказали, что такая мера носит временный характер и что лучшим выходом из положения будет связаться с редакторами вечерних ток-шоу и попросить их как-то обыграть ситуацию, чтобы разрядить атмосферу. Гораздо тяжелее оказалось отвечать на звонки пожилых зрителей, которые были буквально шокированы при виде того, как в нашей программе незаслуженно поливают грязью тридцать девятого президента страны. Мы разместили опровержение на сайте канала и обещали показать еще одно в завтрашнем эфире.

Я устроила общее собрание и строго-настрого велела всем обращать особое внимание на титры.

Ленни предложил взять вину за этот проступок на себя и уволиться. Я ответила, что если он уволится, у меня будет нервный срыв, и попросила принести мне кофе с бурбоном.

К тому времени Колин уже ушла. Если честно, мне даже легче стало. Я не знала, как смотреть ей в глаза — ведь она удивительно точно предсказала результат моего разговора с Майком.

У меня больше не было рычагов давления на эту «звезду эфира». Моя последняя отчаянная попытка спасти передачу обернулась крахом. Навряд ли теперь удастся избежать ее закрытия. Может, правы оказались скептики? Может, я и впрямь не гожусь на эту работу? Может, как и предсказывала Колин, у меня в самом деле ничего не выйдет? Может, на моей прежней работе проявили дальновидность, когда сделали ставку на блистательного Чипа, а не на неудачницу меня? Все это время я думала, что если мне дадут возможность усердно работать, я всем покажу, на что способна, и мне нужен лишь шанс, а дальше все получится.

Вот я и показала. Молодец. Передача получилась отвратная, к тому же в ней я ухитрилась назвать насильником бывшего президента.

Я отпустила всех пораньше, а сама сидела в кабинете и ждала звонка от Джерри. Мне не терпелось услышать, что он обо всем этом скажет. Может, скажет, что если бы я озаботилась получением специального образования, то справляться с такой элементарной штукой, как подписи под кадром, меня бы научили. А может, скажет, что если уж человек берется за роль продюсера, он должен уметь руководить коллективом. А может, со злорадством напомнит, что предупреждал: не стоит брать Майка Помероя в ведущие.

А может, он сэкономит слова, и просто коротко и любезно скажет: вы уволены.

Но Джерри все не звонил. Я сидела и смотрела на телефон, ожидая звонка, будто повестки в суд. Почему он все-таки не звонит? В смысле, я не удивилась бы его звонку, если бы передача прошла успешно. В конце концов, я ведь только что вывела Майка Помероя в эфир утренней программы.

А может, Джерри ее проспал? Но даже если так, он наверняка в курсе. Если юристы канала знали о казусе с Картером, то Джерри не мог об этом не знать. Не так ли?

Промучившись еще с полчаса, я поняла, что ничего не добьюсь, тупо сидя в ожидании казни. И тогда я взяла телефон и набрала рабочий номер Джерри.

Секретарша сказала, что его сегодня не было весь день.

То есть ему еще только предстоит узнать наши новости. Иными словами, он совсем не принимал нас всерьез. Потрясающе.

Значит, нет никакого смысла сидеть здесь дальше. Ведь ясно, что всем, от ведущих и редакторов до разгильдяя, который отвечает за подписи под кадром, — абсолютно всем насрать на программу. Зачем же сидеть всю ночь на работе?

На свете есть куда более приятные занятия. Одно можно назвать с ходу.

Адам открыл сразу, стоило мне постучать. Знаю, рискованно было ехать к нему без звонка. Вдруг его не оказалось бы дома? Или, что еще хуже, вдруг он оказался бы дома с какой-нибудь светловолосой дивой из яхт-клуба. Это было бы достойным завершением дня.

Но он стоял передо мной в джинсах и застиранной футболке с изображением Йельского университета.

— Ты это видел? — спросила я несчастным голосом.

Костюм Колин был мне явно великоват.

— Ну, вообще-то не так уж и плохо. Вы…

Адам смотрел передачу! Я бросилась ему на шею и поцеловала.

— Ох, привет! — Он попятился, втаскивая меня в квартиру, и закрыл дверь.

— Знаешь что? — сказала я. — Я тут подумала, и решила больше не говорить об этом! — и снова его поцеловала.

— Похоже на план, — пробормотал Адам.

Мы ввалились в квартиру. Не отрываясь от его губ, я подумала, что отдаю немереные деньги за свою манхэттенскую квартирку размером с обувную коробку, а сама там почти не бываю. У Адама, похоже, вкус к недвижимости был развит куда больше, чем у меня. Ну, или он мог себе позволить куда больше тратить на жилье. А если вдуматься — и то и другое. Как бы то ни было, а у него из окна открывался чудесный вид. Улица, контуры зданий на фоне горизонта. Совсем не то, что мой переулок с кирпичной стеной.

— Вчера… — пролепетала я, пока он целовал меня в шею.

— Да-да?

— Вчера я не успела сказать, как мне у тебя понравилось.

— Ну-у, — он начал расстегивать пуговицы у меня на блузке, — сегодня можешь любоваться, сколько угодно. Может, начнем со спальни?

— Ты так уверен, да?

Он улыбнулся.

— Но ты ведь ко мне пришла. Что-то мне подсказывает, ты пришла не в «Скраббл» поиграть.

— И то верно, — я скользнула пальцами по его груди и ощутила его руки под одолженным Колин пиджаком.

У меня в кармане зазвонил телефон. Мы замерли, но стоило мне дернуться, как Адам одной рукой обхватил меня за талию, а второй полез мне в карман.

— Наверно, мне надо ответить.

Но Адам не отдавал телефон.

— Ты ждешь сверхважного звонка по работе? Вопрос жизни и смерти?

— Э-м-м…

— У тебя кто-то из родственников в больнице?

— Нет, но…

— Полагаю, с Джимми Картером ты уже поговорила.

— С ним самим — нет, но поговорила с… — Я потянулась за телефоном, но Адам был гораздо выше.

— А если это Померой звонит, чтобы извиниться, то пусть ждет, мерзавец! — Адам открыл холодильник и забросил в него телефон.

— Адам! — возмутилась я.

— Нас уже второй раз прерывают, — сказал он, вновь заключая меня в объятия. — На нынешнем этапе игры это перебор.

— А вдруг что-нибудь случилось? — Я глянула через его плечо на стальной ящик, в котором сейчас замерзал мой телефон.

— Тогда ты все пропустишь, — он вернулся к пуговицам на моей блузке, — и о самой большой на свете тыкве расскажет кто-нибудь еще.

— Так нечестно, — возмущалась я, помогая ему избавить меня сначала от пиджака Колин, а потом и от ее блузки. — Ты при вашем формате снимаешь один пятнадцатиминутный сюжет в два месяца.