Страницы олимпийского дневника - Александр Кулешов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Подарочная» мания в Японии подчас забавна, но всегда приятна и даже трогательна. Дарили всё — сумки, папки, бритвы, лосьоны, чай, мыло, зубные щётки, даже стиральный порошок. Чего только не дарили!
И конечно, — и тут трудно удержаться от восхищения перед изобретательностью авторов и качеством полиграфического исполнения — дарили множество альбомов, буклетов, открыток, карт и т.п. Особенно замечательны, на мой взгляд, были альбом «Олимпийские игры в Токио» (официальный сувенир), фотоальбом, посвящённый японским детям, проспект токийского телевидения. Это всё были официальные или рекламно-коммерческие подарки: мол, задарим журналистов — авось хорошо напишут о нашей фирме, задарим олимпийцев — авось будут покупать в наших магазинах.
Были подарки и иные, куда скромней, их не облекали в чудесные конверты и яркие бумажные обёртки.
Помню, как пришли нас проводить на аэродром девушки-переводчицы из пресс-центра. Скажем прямо, они не были миллионершами, больше того, они были бедными студентками. Но подаренный студенткой Ионедой простой белый носовой платок дороже мне роскошных подарочных наборов косметической фирмы «Сисейдо».
Или вот куклы. Мне хочется подробней рассказать о них. Есть такие куклы — кокеши. Эти деревянные фигурки возникли где-то в бесплодной сельской местности Тоску. Их с помощью примитивного круга делали самобытные умельцы, бродившие по лесам и горам. Они целыми днями вращали ногами свой круг, обтачивая чурки. Когда бесформенный кусок дерева превращался в простую, но удивительно выразительную и изящную чурку, её раскрашивали. «Причёска» повторяла причёску детей эпохи Эдо. Расцветка кимоно изображала листья клёнов. Цвета всегда красные, зелёные, иногда жёлтые.
После войны изготовление кукол претерпело модернизацию. Их стали делать машинным способом, изменяя форму, цвета, делая их разнообразными и совершенными. Ныне восемь фабрикантов производят куклы в 88 местах. Но осталось около полутораста старых мастеров, презревших новизну и продолжающих изготовление кокеши на древних кругах.
И вот однажды к нам в делегацию доставили целый ящик аккуратно завёрнутых и заклеенных коробочек. В коробочках, обёрнутых в мягкую бумагу, лежали кокеши — маленькие, изящные деревянные куколки. Внутри куколок были спрятаны записочки. На пяти языках там значилось:
«Участникам Олимпийских игр в Токио.
Мы, японская Ассоциация спортивных клубов молодёжи, в знак приветствия преподносим вам эти народные кокеши. Их изготовили члены клуба. Они с великой дружбой к вам посвятили свои большие каникулы на обточку и раскрашивание кукол. Это будет наша большая радость, если вы примете этот маленький подарок в знак нашей дружбы.
Японская Ассоциация спортивных клубов молодёжи».
Это были дешёвые деревянные куклы. Но разве так важно, из чего они?
Однажды корреспондент Французского радио и телевидения Жорж Кон удалился на необитаемый остров в Тихом океане. Он прихватил с собой лишь то, чем располагал в своё время Робинзон Крузо, плюс радиопередатчик. Передатчик, но не приёмник.
Кон решил на собственном опыте выяснить, как перенесёт современный человек, человек атомного века, одиночество, тишину и оторванность от цивилизованного мира, выпавшие на долю Робинзона Крузо.
Свои впечатления и переживания он регулярно передавал в эфир. Через два месяца, послушав очередную передачу, вмешались врачи-психиатры, и Кона срочно вывезли на Большую землю.
Видимо, для того, чтобы вознаградить себя за эти два месяца, Кон приехал в Олимпийскую деревню, в Токио, в качестве «культурника» французской делегации. И, как он сам рассказывал, жаловаться на отсутствие шума и суеты ему на этот раз не пришлось.
Мне довелось обитать в Олимпийских деревнях Мельбурна, Рима и Токио, но у меня создалось впечатление, что токийская деревня — эта деревушка в 8000 душ — была самой шумной и оживлённой.
Трудно сказать почему. Может быть, из-за велосипедов?..
Их было 600 штук. Каждый мог взять велосипед, доехать куда нужно, бросить его там, а затем взять любой другой и ехать дальше. Японская велопромышленность выдержала экзамен блестяще! Согласитесь, что когда в седле машины сидит весящий 106 кг А. Кикнадзе, на раме у него 100-килограммовый П. Чиквиладзе, да ещё на багажнике примостился О. Степанов, то это неплохая аттестация прочности велосипеда. Почти вся команда советских дзюдоистов на одной машине!
Однако чем больше заселялась деревня, тем, естественно, меньше становилось велосипедов. Их стало не хватать. И тогда их начали прятать. Вечерами в кустах нет-нет да и сверкнёт, словно оружие врага в засаде, руль спрятанного велосипеда.
Но это был не враг, а друг, и когда в последние дни у ворот обезлюдевшей деревни скапливались стада никому уже не нужных машин, становилось грустно, словно в предвидении расставания с добрым другом.
Впрочем, весёлая, оживлённая атмосфера, царившая в деревне, была вызвана, конечно, не велосипедами.
Причина была иной. Дело в том, что с каждой олимпиадой, начиная с Хельсинкской, когда в ней впервые приняли участие советские спортсмены, растёт и крепнет чувство дружбы, товарищества, миролюбия среди посланцев десятков стран, собирающихся на очередные игры. И каких посланцев — цвета наций!
В такой вот обстановке, в такой атмосфере становится особенно очевидным стремление людей самых разных религий, цветов кожи, географических районов к всеобщему миру.
И мне кажется, что сама история токийской Олимпийской деревни в этом смысле символична.
10 декабря 1963 г. состоялась церемония передачи Вашингтон-хейтс — Вашингтонских холмов — зоны, принадлежащей командованию американских вооружённых сил в Японии, японским властям.
Скажем прямо, церемония прошла без особой торжественности и присутствовало на ней меньше полусотни людей. Да и о какой торжественности могла идти речь! Стыд, да и только. Японцам как великий дар возвращали японскую землю. К тому же после долгой борьбы. Нехотя. Лишь под давлением общественного мнения.
Но всё же это была победа. Победа справедливости. Победа сил мира над силами войны. В конце концов, войска уступали место лагерю международной дружбы.
И все дни, что длились Олимпийские игры, этот дух не покидал окружённую оградой деревню.
Олимпийская деревня в Токио была вдвое больше римской и вообще самой большой деревней в истории игр. Её площадь равнялась 66 га. В деревне было много зелени, да и сама она приютилась под боком у Мейдзи-парка, одного из крупнейших в Токио.
Жилой массив состоял из 250 небольших коттеджей и 14 четырёхэтажных домов (два из них были отведены нашей делегации). Всё это делилось на семь зон, и каждая зона имела свою администрацию, бани, прачечные и т.п.
Я уже говорил о велосипедах как основном средстве сообщения. Было ещё два круговых автобусных маршрута, работавших по принципу «как бог на душу положит».
В деревне имелась своя пожарная команда, начинавшая рабочий день с торжественной строевой церемонии, на которую собирались смотреть десятки олимпийцев. Обслуживали деревню 3000 человек.
Пребывание каждого олимпийца в деревне обходилось его стране, согласно положению Международного олимпийского комитета, в 6 долларов. Исключение было сделано почему-то лишь для конюхов, которых привезли с собой некоторые делегации. За них платили 5 долларов.
Деревня тщательно охранялась. Но ограда, полицейская охрана, патрули — это уж дань традиции, если хотите, непременные и неизбежные мероприятия, дабы защитить олимпийцев от нашествия толп любопытных и восхищённых поклонников, да и от журналистов.
565 человек, оснащённых 26 военными машинами, осуществляли охрану деревни. Что касается женского сектора, который всегда охраняется особенно тщательно, то здесь службу несли женщины-полицейские во главе с начальницей Митико Наканиси, имеющей чёрный пояс, 2-й дан по дзюдо.
Закон есть закон, и если в Древней Элладе на игры под страхом смерти запрещалось проникать женщинам, то в нынешние времена вход в женскую Олимпийскую деревню строжайше закрыт мужчинам, и каждый вечер у её входа грустно прощались супруги Гарольд Коннолли и Ольга Фикотова, пожимая друг другу пальцы через проволочную решётку.
Зато в интернациональный клуб собирались все, без различия пола, и, наверное, нелегко было сыскать в то время другое место на земле, где бы говорили сразу на стольких языках.
Говорят, что бог наказал дерзких строителей Вавилонской башни, заставив их говорить на разных языках. Возьмись за это дело олимпийцы, и не оградить седобородому своего небесного уединения — здесь все прекрасно понимали друг друга: эфиоп — русского, француз — японца, аргентинец — австралийца.
В клубе были залы для танцев, для отдыха, для чтения. Там всегда можно было найти свежие журналы и газеты, в том числе и советские.