Предания русского народа - И. Кузнецов

Так называются, по народному суеверию, духи низшего разряда, тоже принадлежащие к домашним духам.

У древних славян кикиморами было ночное божество сонных мечтаний. Ныне кикиморами называют некрещеных, или проклятых в младенчестве матерями дочерей, которых уносят черти, а колдуны сажают их к кому-нибудь в дом; кикиморы, хотя и невидимы, но с хозяевами говорят, и обыкновенно по ночам прядут. Они, если не делают живущим в доме вреда, то производят такой шум, что пугают и беспокоят. Говорят, что некоторые плотники и печники, осердясь на того хозяина, который долго не отдает заработанных денег, сажают ему кикимор в доме. От этого происходит такой шум и дурачества невидимой силы, что хоть беги из дома. Но лишь только хозяин рассчитается с ними, все прекратится само собою.

Шишиги — это беспокойные духи, которые стараются созорничать над человеком в то время, когда тот торопится и что-либо делает без молитвы.

(М. Забылин)

Кикимора — дух, имеющий вид девушки в белой рубахе или в другой какой одежде; она живет до святок в гумнах, а после святок куда-то уходит. Видеть ее случается очень редко.

(А. Бурцев)

Оборотень никогда не является иначе, как на лету, на бегу. Является он мельком, на одно мгновение, что едва только успеешь его заметить; иногда с кошачьим, или другим криком или воем; иногда же он молча подкатывается клубком, клочком сена, комом снега, овчины и проч. Оборотень перекидывается, изменяя вид свой, во что вздумает, и обыкновенно ударяется перед этим об землю; он перекидывается в кошку, в собаку, в сову, петуха, ежа, даже в клубок ниток, в кучу пакли, в камень, в копну сена и проч. Изредка в лесу встречаешь его страшным зверем или чудовищем; но всегда только мельком, потому что он мгновенно, в глазах испуганного насмерть прохожего, оборачивается несколько раз то в то, то в другое, исчезая под пнем или кустом, или на ровном месте, на перекрестке. Днем очень редко удается его увидеть, но уже в сумерки он начинает проказы и гуляет всю ночь напролет. Перекидываясь, или пропадая внезапно вовсе, он обыкновенно мечется, словно камень из-за угла, со страшным криком, мимо людей. Некоторые уверяют, что он — коровья смерть, чума, и что он, в этом случае, сам оборачивается в корову, обыкновенно черную, которая будто бы прибилась к стаду, и напускает порчу на скот. Есть также поверье, будто оборотень — дитя, умершее некрещёным, или какой-то вероотступник, коего душа нигде на том свете не принимается, а здесь гуляет и проказит поневоле.

(В. Даль)

На море на Окиане, на острове Буяне, на полой поляне, светит месяц на осинов пень, в зелен лес, в широкий дол. Около пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый; а в лес волк не заходит, а в дом волк не забродит. Месяц, месяц — золотые рожки! Расплавь пули, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя, человека и гада; чтобы они серого волка не брали, и теплой бы с него шкуры не драли. Слово мое крепко, крепче сна и силы богатырской.

Баба-Яга

Бабы-Яги нет на земле русской; но предания о Бабе-Яге почти бессмертны в устах целого русского народа. Она знакома в Петербурге почти так же, как и в Москве; её знают в Сибири и в Одессе; о ней говорят даже и в Аваче, словом, эта Баба-Яга что-то очень знакомое всякому русскому человеку!

Жизнь Бабы-Яги — сказка. Баба-Яга — идеал, миф, вздор. Но попробуйте уверить, какого хотите, русского простолюдина, что Бабы-Яги не было на свете, никто не поверит! Вам не покажут подлинного места, где живёт ещё Баба-Яга; её все боятся, все ужасаются; она легко может встретить вас и там и сям — она страшное, уродливое чудовище.

Вот что о ней говорит стихотворец: она:

Ростом — древний дуб высокий,Толщиной — огромна печь!Вся краса её — гриб старый.Взгляд — всех хныкать заставляет,Пешей сроду не ходила,А любила всё скакать!

Вот что о ней же повествуют и сказки, дошедшие к нам из не постигнутой древности: «Баба-Яга, костяная нога, говорят они: в ступе едет, пестом погоняет, след помелом заметает»: следовательно, никому невозможно и знать о том, где проезжала эта баба, — её след заметается помелом, ее следу как не бывало: в этом-то и была одна из её таинственностей.

Ягайя-баба — это миф, это сказка! Где, как и когда найдем мы быт ее? Укажи, смельчак! Кого, или что разумеешь ты под этой Бабою-Ягойей? У нас ее нет, на земле Русской; она — не славянка!

И говорю я тоже: эта Ягайя-баба — миф: она — сказка, она — рюрик! Не жила она: нет этой бабы и в рядах славянок. Глубока та древность, из которой вышла она к нам, на святую Русскую землю! Ай да Баба-Яга!

Но вот о ней предание, которое, так или сяк, а сохранилось на русском люду, почитай везде, почитай всюду единогласно:

Ягайя-баба не цвела цветочком, не росла молодою молодушкой, она — вечная старушка, и старушка — пугало, проказница, какой другой не скоро найдешь! И если ты русский, то познакомься с нею ближе: она приветлива, она услужлива. И вот, всякий из наших молодцов, по крайней мере, из сказочных, не выходил от Яги-бабы без толку: Ягайя-баба всех наводила на путь, всем указывала дорожку к невестам! Вот такая была Яга-баба. Найди же теперь другую бабу такую же!

Полвека назад, или, может быть, больше, простой русский народ еще очень верил тому, что ее всякий найдет в лесах дремучих, непроходимых, соединяющих Русскую землю с какими-то чудными, неведомыми Царствами, или словом: с подсолнечными Королевствами и тридесятыми Государствами. Там он, наш народ русский, мастерски отыскивал бабину избушку, простую, тесную, в которой хозяйка леживала, растянувшись из угла в угол. Сказывали, что ее нос упирался в потолок и проч. Старушонка была очень не смазливая…

Самой странной архитектуры была ее избушка, она страивалась на курьих ножках и, как будто рассерженный индейский петух на гуменном току, повертывалась то туда, то сюда. Вертелась она, будто топотала на одном месте. В наше время никакой архитектор такой избушки не построит. Эти избушки делывались без планов и — главное, без смет.

Кружение избушки, без доброго, вестимого словечка, никогда не прекращалось: этот лесной индейский петух токовал вечно и, чтоб остановить его, то должно было сказать непременно: стань ты к лесу задом, а ко мне передом, и вот тут избушка тотчас останавливалась, и желающий тотчас входил в эту избушку.

При встрече нежданного гостя, Баба-Яга, пробормотав себе под нос что-то свое, для нее необходимое, всегда принимала гостя приветливо, а особенно русских; их она узнавала по какому-то духу, может быть, по отважности, по той славе, которая так давно твердит, что только русскому всякое море по колено. А другой кто ж пойдет к Бабе-Ягойе?…

И в вопросах, и в ответах Бабы-Яги всегда крылось какое-то таинство, наметки, и потому-то она, увидевши русского человека, обыкновенно приговаривала: доселева Русского духу и слухом не слыхивано, и видом не видывано, а нынеча, Русский дух в очью совершается! Как ей не знать было русских! Но видно, что все русские, в самом деле, к ней приходили издалека и, поэтому, видно, что наша Баба-Ягайя живала неспроста; а иначе, как же бы ей угадывать русских только по оному духу? Тут глубокая, непостижимая древность, тут Индия, тут Монголия, тут самая темная даль нашей незапамятной бытности, до наших древнейших переселений из Азии в Европу! Баба-Яга — строчка из той нашей истории, которую уже никто из нас прочесть не умеет. Говорю опять: ай да Баба-Яга!

Русский простолюдин иногда еще боится Бабы-Яги: он, по какой-то наследственной привычке, стращает ею свое дитя, и — упрямец-дитя покоряется страшному. Бабою-Ягою, тот же простолюдин, в запальчивости, величает свою сердитую половину и каждую злую бабу, а эти, и всякие русские бабы, в свою очередь, охотно еще слушают всякую сказку, и почти уверены, что бывали когда-то, да и есть еще такие царевичи, которые и в настоящее время, в их невестимых странствиях: то волею, то неволею, а натыкаются на Ягойю. Верят добрые люди и тому, что каждый простосердечный до Ягойи-Бабы может быть доступным.

Стало быть: она существо кроткое, когда она так любит простосердечных, так почему же она — пугало для детей? Зачем же она их таскает? До детей добрых ей нет дела; но дети упрямые, непослушные, которые бегут на улицу, без спроса у родителей, все ее жертва! Заметим про себя, что улица и в песне, и в сказке русской — большой свет наших простолюдинов. Так зачем же туда ходить детям без спроса?…