Динозавры против млекопитающих: история соперничества, которая не закончилась до сих пор - Юрий Александрович Угольников

приспособлены к очень специфичным условиям моря, располагавшегося приблизительно между современными Южной Америкой и Африкой. Этот древний водоем исчез задолго до появления Атлантического океана и никак с ним не связан. В водах, осваиваемых мезозаврами, была очень высока соленость, к тому же в начале перми существовали ледники, и вода из них поступала в моря, видимо, это был водоем довольно холодный. В море, вероятно, почти отсутствовали другие позвоночные, что и позволило мезозаврам активно использовать морские ресурсы. Нигде, кроме прибрежий своего моря, мезозавры существовать не могли.

Еще один пример полуводного живорождения (не морской, правда, а пресноводной направленности) — триасовые танистрофеиды (Tanystropheidae), минимум один из которых — дейноцефалозавр (Dinocephalosaurus orientalis), несомненно, был склонен к живорождению[82] (но, скорее всего, живорождение было свойственно всем или по крайней мере многим танистрофеидам). И да, у тех же танистрофеид мог быть уже очень развитый метаболизм, возможно, они уже даже научились полноценно отапливаться, то есть стали теплокровными. Я говорил выше, что для поддержания выпрямленных конечностей необходимо постоянное мускульное напряжение и, следовательно, хороший метаболизм, который позволял бы это напряжение поддерживать. Так вот конечности — не единственное, для поддержания чего такой метаболизм очень пригодился бы. Выдающиеся шеи танистрофеид (а они порой неоднократно превышали длину тела) также требовали постоянного усилия для их перемещения, по меньшей мере для перемещения по суше, а танистрофеиды, как я только что сказал, порвали связь с землей окончательно и полностью, но не до конца. Длиннейшие шеи танистрофеид сочетались с конечностями, пристроенными примитивнейшим образом по бокам от туловища. Бег рептилий — это вообще «бег с отжиманиями», а у танистрофеид это были еще и отжимания с дополнительным грузом, расположенным на большом расстоянии от ходовой части. Кроме того, на конце шеи, на приличном расстоянии от туловища, располагалась голова и, стало быть, головной мозг, и туда надо было докачать кровь, то есть требовалось достаточно мощное сердце и достаточно совершенная система кровоснабжения. Все это говорит в пользу неплохого обмена веществ (про сердце и кровоснабжение я еще скажу, когда речь зайдет о динозаврах).

Сегодня из всех существ с рептильным строением действительно длинной шеей, кажется, обладают только змеиношейные черепахи (Chelidae), которые, да, также живут именно в воде или ведут полуводный образ жизни. Гигантская змеиношейная черепаха (Chelodina expansa) проводит, например, какое-то время на суше, так как обитает в пересыхающих во время сухого сезона ручьях, но в целом предпочитает именно воду. К тому же все-таки змеиношейные черепахи намного меньше танистрофеид — та же гигантская змеиношейная черепаха в длину не больше 85 сантиметров (включая и ее значительную шею), а это значит, что и голова ее не так уж удалена от туловища, и шею таскать по суше не так сложно. Еще один вариант шеи высокой протяженности — вараны, точнее гигантские австралийские вараны (Varanus giganteus), но их шея не идет ни в какое сравнение с шеями змеиношейных черепах, тем более танистрофеид, да и обмен веществ у варанов довольно мощный, возможно, за счет специфической работы легких (хотя достоверно это доказано только для одного вида варанов[83]), так что это опять же подтверждает: только существо с отменным метаболизмом может позволить себе таскать такой впечатляющий девайс.

Самыми внушительными шеями среди всех танистрофеид обладали собственно танистрофеи (Tanystropheus conspicuus), достигавшие в длину 5 метров, теоретически шея танистрофея могла вместе с головой весить столько же, сколько и все остальное тело. Тем не менее предполагается, что детеныши танистрофеев были вполне наземны*. Мы знаем, что диета юных танистрофеев отличалась от кулинарных предпочтений взрослых особей (об этом говорит изменение структуры их зубов), это давно натолкнуло исследователей на мысль об их раздельной жизни (если вы читали в детстве замечательную книгу Ирины Яковлевой «След динозавра», то помните, что в ней говорилось именно об этой теории). Танистрофейчики-малыши бродили по прибрежьям и собирали насекомых, а по мере роста переселялись в водоемы. То есть перед нами обратный пример того, что происходило с мезозаврами, у которых именно детвора, видимо, была водолюбива.

Правило раздельного жительства, кстати, говорит, что ни мезозавры, ни танистрофеи не были заботливыми родителями, а обитание в разных средах избавляло от конкуренции взрослых и юных особей. Однако относительно танистрофеев все-таки у меня есть некоторые сомнения. Вызывает сомнение то, что взрослый танистрофей, преимущественно состоящий из шеи, выбирался на сушу, чтобы произвести на свет следующее поколение. Это был бы подвиг побольше того, который совершают современные морские черепахи, хотя мезозойские морские черепахи, чей вес превышал тонну, как-то с делом размножения на суше справлялись. Это как раз хороший аргумент в пользу перехода танистрофеид в массе к живорождению. Однако не припомню, чтобы сегодня какой-нибудь амниот, появившись на свет в водной стихии, устремлялся бы вслед за тем на сушу, чтобы, прожив там какое-то время, отправиться обратно, — этакий четвероногий лосось многоразового действия и пресноводно­сухопутного размаха. В общем, полагаю, что «слухи о сухопутности» юных танистрофейчиков несколько преувеличены. Это не значит, что по мере взросления у них не происходила смена диеты, но для этого им совсем не надо было выбираться на берег — достаточно было жить в несколько иной среде, чем взрослые танистрофеи: в затапливаемых лесах, например, напоминающих сегодняшнюю амазонскую сельву. Конечно, если таковые вообще существовали в триасе — в перми затапливаемые равнины, несомненно, были, а вот насчет триаса у меня нет сведений, как вы помните, в начале триаса с влажностью все-таки было не очень. Тем не менее жизнь в затапливаемых лесах может быть и дополнительным объяснением смены мест обитания по мере роста: матерому взрослому танистрофею, возможно, становилось сложно маневрировать между стволами всяческих деревьев, и он «предпочитал» держаться от них подальше — на открытой воде. Все это, впрочем, только абстрактные рассуждения: на глубокие познания в области танистрофееведения я не претендую.

Вариант эволюции четвероногого «лосося наоборот», который мы, возможно, видим, изучая мезозавров, еще интереснее. Я не припомню живущих сегодня амниот, которые бы первую половину жизни проводили по большей части в воде, а вторую — предпочитали оставаться на суше. Что-то близкое обратному можно вспомнить: морские игуаны, обитающие на Галапагосских островах. Пока они еще юны и невелики, собирают водоросли, выброшенные на побережье или обнажающиеся во время отлива, и особо не суются в холодные воды. Только когда становятся достаточно толстенькими, чтобы долго не остывать в омывающих острова холодных течениях, они окончательно переходят на добывание водорослей в морях. В данном случае же прямо противоположная ситуация. Причем, учитывая экстраординарный уровень солености холодных вод, вроде бы именно