Цепная реакция - Виктор Лагздынь

— Тебе надо в Зунды.

— Мне? Зачем? Сейчас?

— Нет, как пришли, так и пошли.

— Что? — не поняла Марута. — Куда пошли?

Старый Кудис рассердился:

— Втолковывай тут ей, будто лошади сказку, — ничего не соображает! Пошли, говорю, сами они пошли. Вместо тебя. Зашагали-затопали каждый на своих на двоих.

— А-а, — сообразила наконец Марута. — Цепочка это.

— Поняла, как же! — Дедушка издевательски хмыкнул. — Ей про одно, а она про другое!.. Никакой цепи не было! Сказано тебе: приходили двое парней, побежали в Зунды!

— Да-да, уже ясно. К Гунару… Мне ничего не передали?

— А что они должны тебе передать? Привет от принца? Так он же ещё с тобой не знаком.

Марута молча повернулась и вошла в дом. Попробуй поговори с ним, с дедушкой!

Хорошо ещё, что самой не надо бежать в лесничество. А будь она дома, пришлось бы пойти. И не хотелось бы, а всё равно пошла бы. Как-то само собой получилось, что ещё с первого класса Маруту стали считать образцом сознательности, и она делала всё, чтобы это мнение о ней не изменилось. Ни разу Марута не выказала недовольства каким-нибудь заданием, всё делала аккуратно и в срок хотя часто без всякого внутреннего желания и даже вопреки ему. Зато ни у кого не было больше шансов стать председателем совета дружины…

Но на сей раз неприятная обязанность, к счастью, отпала. Вилис пошёл вместо неё. «Жених»… Наверное, психовал, когда выяснилось, что нужно идти. Ну и пусть себе психует сколько влезет! Его назойливость ей тоже действует на нервы. Конечно, приятно, когда нравишься, ничего не скажешь. Но и зло иногда берёт. Главное, ведёт себя как дурачок. Вон с фотокарточкой той — с ума сойти! Она даже растерялась. И на что он рассчитывал, интересно? Что Марута будет хранить его портрет у себя на груди или поставит на книжную полку? А эта надпись на обороте — совсем обалдеть! Надпись-то и разозлила её больше всего. Неужели Вилис допускал, что она может написать: «Я тебя тоже» — и поставить многоточие в конце, как он. Смех, да и только!

Вилис Маруте не очень нравится. Верно, ей не нравится вообще никто из ребят. Слишком в них много детства: галдят, спорят, дерутся. Что Вилис, что все прочие. Вот если только Гунар… Он выделяется среди всех, пусть даже и внешность у него не очень. Хотя бы потому, что не старается ничем привлечь к себе внимание девочек. И Маруты тоже…

Вилис побежал к Гунару — ну и отлично!

Марута вытряхнула из сумки покупки, пошла в свою комнату. Выбрала самое спелое яблоко из вазы на столе и с удовольствием надкусила…

Отец поставил машину в сарай. Из-под навеса раздалось привычное однообразное гудение. Если внимательно прислушаться, можно, хотя и с трудом, разобрать мелодию: «Шумит зелёный лес». Старинный вальс, ещё с тех времён, когда дедушка Кудис был совсем молодой. Между прочим, есть там и такие слова:

Ах, молодость давно уж отшумела…

Да, давно, очень давно…

Лесник прокашлялся.

— Пошли домой, отец. Холодает…

Стало тихо, было слышно, как капает с крыши и веток. Он подумал, что ответа на сей раз так и не получит: старик в темноте даже не шелохнулся.

Нет, ошибся!

— Жарко — им плохо, холодно — тоже… Никак не угодишь!

— Н-да!.. — Лесник снова кашлянул. — Страшная гроза! Едва домой добрались.

Опять длинная пауза. Затем последовало:

— Сегодняшний день господь бог дьяволу заложил. Вот, интересно, дорого ли взял?

— Видать, и вправду заложил, — согласился лесник. — Так не пойдёшь? Ну, смотри не простудись.

Старик не ответил. Лесник подождал ещё немного и пошёл в дом.

Когда за ним хлопнула дверь, старый Кудис опять взялся за свою нескончаемую песню. «Смотри не простудись»… За всю жизнь он ещё ни разу не простудился, за всю свою долгую жизнь. Это он отлично помнит, хотя всего и не упомнишь… Вот был ведь сын таким же парнишкой, как этот, из Межерманов, Вилис, что ли? И сам он, старый Кудис, тоже был когда-то маленьким… Давно, очень давно всё это было, стёрлось в памяти многое. Да, жизнь человеческая подлиннее даже самого длинного носа — сразу всё не охватишь… Заладил: «Не простудись!» А какое это имеет значение — простудись, не простудись? Откукует кукушка своё — и конец. От смерти нет лекарства. Пробьёт твой час — ничто не поможет: ни микстуры, ни банки, ни мольбы, ни проклятья… «Не простудись»! Гм… Между прочим, скрипучее дерево дольше живёт, вот так!

Ах, молодость давно уж отшумела, Давно уж отзвенели соловьи…

Темнота сгущалась всё больше. Временами по верхушкам елей проносился ветер, и с них срывались на землю тяжёлые капли.

21.41

Мост бетонным кольцом перехватывал строптивую Клеверку, и она бунтовала, возмущалась, шумела. Глухой рёв реки ещё долго нёсся вслед Вилису и Ивару. Они шагали теперь по лесной дороге. Точнее, не шагали, а тащились. Из всех возвращений домой это было, наверное, самым печальным.

Особенно трудно приходилось Ивару. Анрийс у Гобземского кладбища вёл отчаянную борьбу со всякими страхами. Рита возвращалась к себе усталая, с болью в ноге, снедаемая беспокойством. Но Ивару было хуже, чем им всем. Он чувствовал себя не просто уставшим, а окончательно вымотанным. Ныла щиколотка, саднил ушибленный бок, рука. Он дрожал от холода, особенно когда вдруг налетал порывистый ветер. Донимали невесёлые мысли об искорёженном велосипеде. Ивар брёл из последних сил, едва сдерживаясь, чтобы не зареветь в голос.

Вилису было полегче, но и он не пускался в пляс от избытка веселья. Спортивный азарт, который побуждал его к преодолению всяких неожиданных препятствий, давно иссяк, парень тоже чувствовал усталость. А ведь до дома ещё ой сколько! По прибрежной тропинке было бы куда быстрее. Но разлившаяся река ставила крест на этой возможности. Оставался, к неудовольствию Вилиса, единственный путь — в обход по длинной и нудной дороге.

Одно только утешало: всё-таки он справился с разъярённой рекой. Дважды! Завтра утром в школе будет о чём рассказать ребятам.

Завтра утром?.. Господи! Да как он мог позабыть!

Вилис обернулся. Ивар едва тащился за ним, сгорбленный, прихрамывающий, жалкий — живое олицетворение несчастья.

— А ну, пошевеливайся! Нам с тобой ещё нужно зайти в Плиены, сказать Маруте, чтобы завтра в семь была в школе!

21.50

Эдгар медленным шагом прошёл с километр. Он был уже за лесом, на прямой дамбе, и только там наконец встретился с Гунаром.

Сначала Эдгар его услышал и лишь потом увидел. Небо постепенно очищалось. На юго-востоке, невысоко над горизонтом, время от времени, когда расступались тучи, проглядывала белёсая луна. Круглый диск заливал неярким мертвенным светом скучную болотистую равнину, над которой местами медленно поднимался туман. Царила полная тишина, если не считать далёких раскатов грома. И в этой тишине уже издалека послышался дребезжащий металлический звук. А чуть позднее луна в очередной раз вынырнула в просвет между тучами, и Эдгар увидел Гунара. Тот выходил из неширокой молочной полосы постепенно густеющего тумана.

Гунар Дронис Эдгару, в общем, нравился. Точнее говоря, к сыну помощника лесничего он испытывал значительно меньшую неприязнь, чем к остальным ребятам. Друзьями они, разумеется, не были, больше того, Гунар просто не замечал Эдгара. И именно благодаря этому казался гораздо привлекательнее остальных — ведь он никогда не задевал Эдгара, не выказывал ему своей антипатии, как другие.

Гунар тоже заметил на дамбе одинокую фигуру и тщетно пытался угадать, кто же этот поздний путник. Когда подошёл ближе и узнал Эдгара, он в первый миг не поверил глазам:

— Как ты здесь очутился?

Эдгар вроде и не слышал. Странно взволнованным, чуть приглушённым голосом спросил:

— Ты сказал?

— О цепочке? Конечно! Гаральд уже побежал дальше. А что?

Эдгар опять не ответил. Все тревоги, все его мучительные мысли, державшиеся на последней ниточке надежды, вдруг обрушились на него разом, как груда брёвен с опрокинувшегося прицепа. Только в этот момент он вдруг понял, как крепко всё-таки рассчитывал на неожиданную удачу. Теперь же всё определилось, и это добило его окончательно.

Гаральд в пути, обманное известие продвигается всё дальше и дальше на юг, в густонаселённый мир, спешит из дома в дом. Ничего уже больше не сделать, ничего не спасти. Цепная реакция!

— Зачем ты пришёл сюда?

Вопрос Гунара вывел Эдгара из столбняка. Что делать? Сказать ему правду? Или лучше не надо? А как тогда объяснить своё неожиданное появление ночью посреди болота? А может быть… Может, Гунар что-нибудь придумает? Может, ему придёт на ум, как сдержать лавину? Да и какой смысл лгать? Завтра утром всё равно узнает вся школа.

Эдгар решился. В немногих словах, заикаясь и экая, рассказал, что он наделал.