Асино лето - Тамара Михеева

— Хорошо, — согласилась Ася. Какая разница, куда идти? Может быть, этот цветок прорастет сегодня в африканской саванне? Или на острове Пасхи? Да если и в сибирской тайге — не слетаешь ведь…

— Не вешай нос раньше времени, — попросил Сева, и они разошлись на все четыре стороны.

Гномы умели ходить совсем неслышно, их силуэты растворились в светлом сумраке самой короткой ночи, и Ася осталась одна. Вроде бы и не страшно в лесу, но то ночная птица вспорхнет, то ветка хрустнет — будто кто-то бродит совсем рядом и смотрит на тебя. Ася поправила венок и постаралась успокоиться. Только вот она — голова садовая! — даже не спросила, как цветок выглядит! Хотя они, наверное, и сами не знают…

Просека, знакомые тропинки давно остались позади. Ася шла напрямик через лес, не заботясь о том, что заблудится. Долетит как-нибудь. Главное — цветок. Цветок папоротника. Самого папоротника вон сколько, весь лес им зарос, ажурные листья покачиваются, как маленькие пальмы. Но Ася никогда не видела на них ничего похожего на цветы.

Вдруг от дерева отделилась густая тень, Ася замерла, но тут желтый луч фонарика пробежал по ее лицу и уткнулся в носки ее кроссовок.

— Здравствуй, — сказал знакомый человеческий голос.

Это был Василий Николаевич, Ася его сразу узнала, но он ее, наверное, не узнал или сделал вид, что не знает, потому что спросил:

— Не страшно одной в лесу гулять?

— Не очень.

— Откуда ты такая храбрая?

— Из поселка.

— Ага… А родители, наверное, спят и не ведают, где их чадо в такой час бегает? Что тебя в лес-то ночью понесло?

Они пошли рядом, луч фонаря освещал землю.

— А я… — Ася запнулась, — я цветок папоротника ищу.

Тогда запнулся Василий Николаевич. На ровном месте. Да так, что чуть было не полетел вверх тормашками.

— Имеешь точные данные, что он в нашем лесу прорастет?

— Не имею. Ну а вдруг?

— Вдруг, вдруг, вдруг… — задумчиво пробормотал Василий Николаевич. — Клад найти хочешь?

— Клад? Нет.

— Значит, желание заветное?

— Да.

— Ну, тогда… — Василий Николаевич остановился. — Тогда наши дороги здесь и разойдутся, хотя вдвоем в ночном лесу, конечно, приятнее… Но я тоже ищу цветок папоротника, и если мы его найдем, то я, как джентльмен, буду вынужден уступить даме, а сделать этого я не могу. Очень уж важное у меня желание. Жизненно важное. Понимаешь?

Василий Николаевич крепко сжал Асино плечо и тут же свернул в сторону. Ася и сказать ничего не успела. Да и нельзя ей ничего говорить. Большой секрет и великая тайна!

Глава 17

Ася шла и настраивала себя: цветок боль чувствует, надо думать о Кукумбере. Но думала о Василии Николаевиче. Он всегда такой подтянутый, спокойный, разговорчивый, если ничего не знать, то и не скажешь, что у него такая беда. Но даже страшно подумать, как тяжело ему сейчас. А Колькиной маме? Ася вспомнила, как просто, даже ласково, Татьяна Сергеевна разговаривала с ней после того дня и как отвернулась, когда Ася ей сказала, что у нее глаза красные. Задумавшись, Ася не заметила, как ветка ольхи зацепилась за ее венок и он соскользнул с головы. «А если завтра Василий Николаевич увидит меня, вспомнит и из лагеря выгонит? — подумала еще Ася и тут же одернула себя: — О Кольке думать надо!»

Вдруг корявая ветка ухватила Асю за край куртки и потянула. Ася дернулась, но ветка не отпустила. Тогда Ася оглянулась и с ужасом увидела, что это не ветка вовсе, а скрюченная костлявая рука! Старый куст ожил, заскрипел, задвигался, стал хватать Асю за руки, за щиколотки, цепляться за волосы.

— У-ух! — ухнула с высоты сова, будто подавая тайный сигнал.

— Ха-ха-ха-ха! — захохотали кусты вокруг.

Они будто специально собрались вокруг Аси, их становилось все больше, сбегались со всего леса, вырвав корни из земли, хлестали Асю по лицу, рвали волосы, одежду. Замелькали, закружились вокруг сотни светящихся глаз, зловещих, страшных.

— Фр-ррых!

— Ух-хор-рох!

— Ха-ха-хар!

Ася отбивалась и кричала на весь лес, но воздух вокруг в одну секунду стал словно ватный и глушил все звуки. Кусты теснили ее к оврагу, она оступилась и ухнула вниз. На дне оврага чавкала холодная жидкая грязь, перемешанная с бурыми опавшими листьями, будто не июнь сейчас, а глубокая осень. Ася вскочила на ноги, но грязь завозилась под ней, как живая, захлюпала и стала засасывать ее. Она даже крикнуть не успела, как оказалась под землей. Больно ударилась о сосновый корень, длинный и мощный, как удав, и наверняка колдовской. Хотела встать, но уперлась головой в земляной потолок. Ася вытянула руки. И поняла, что заживо погребена в тесной и душной норе. И никто даже не узнает, что она здесь! А злобные кусты теперь протянули сюда свои корни и стали Асю щипать, щекотать и дергать.

— Пошли вон! — в бешенстве закричала Ася. — Убирайтесь! Помогите! Сева! Еж! Горыныч! Спасите меня! Василий Николаеви-и-ич!

Но земля не пропускала Асины крики, и никто не слышал ее, только лесная нечисть, обернувшаяся кустами, хихикала. Ася попробовала копать землю руками, но она осыпалась и затягивала ее еще глубже.

— Отстаньте! — отчаянно крикнула Ася кустам. Так крикнула, что они даже притихли. Ася села на толстый корень сосны и заревела. Вот вам, пожалуйста! Хотела Кольку спасти, а сама попалась и погибнет теперь! Где она могла венок потерять? Ася почувствовала, что сосновый корень вздрогнул под ней, потянулся, будто спросонья, и вдруг обхватил ее за талию, рванул вверх и вытащил на поверхность, прямо в небо, к звездам. Размахнулся и широким жестом положил Асю на землю. Ася только ойкнуть и успела, когда лбом о землю стукнулась. А корень, как большая лапа, помахал Асе на прощание и снова забрался в землю.

Ася лежала, уткнувшись в траву, и вздрагивала. Вот жуть, до сих пор колотит! Поэтому она не сразу заметила, что стало совсем светло, но не по-утреннему, а как бывает, когда из темного леса выйдешь к костру. Может, большая сосна перенесла ее прямо на остров, к отряду: не шастай, мол, где не надо? Ася осторожно приподнялась на локтях и поняла, что случилось чудо: прямо перед ней, на ее глазах распускался цветок папоротника. Ася сразу его узнала. Таким он и должен быть — волшебный цветок. На невысоком упругом стебельке горел огонек — семь лепестков. Маленький такой, пройдешь — не заметишь, а свету от него — на всю поляну. Ася встала на колени, вытерла грязные руки о джинсы, оглянулась. Как же теперь Горыныча, Севу и Ежа позвать? Вдруг она неправильно сорвет и все испортит? Ася нагнулась над цветком, заглянула в сердцевинку… и потеряла сознание.

…Что-то легкое, ласковое касалось ее щек, а совсем рядом пела тихая флейта. Или это показалось? Ася открыла глаза. Она лежала на траве. Горыныч стирал листиком ей грязь с лица, Еж распутывал волосы, а Сева прикладывал к царапинам подорожник. Они опять были своего нормального гномьего роста. Сева увидел, что Ася очнулась, и улыбнулся:

— Ты нашла его.

Ася повернула голову. Горел алый живой огонек, горел спокойно и надежно. Она сказала:

— А меня нечисть под землю утащила, я чуть не задохнулась, — и всхлипнула.

Гномы сочувственно засопели, и Горыныч сказал:

— Ты не Прасковья, а Маша-растеряша какая-то, говорили ведь тебе: нельзя сегодня в лес без венка.

Ася только вздохнула. Потом вспомнила Василия Николаевича и сказала:

— А говорят, цветок папоротника там вырастает, где клад зарыт.

— Сказки, — презрительно фыркнул Еж.

— Для жадных людей, — подтвердил Сева.

— Да нет, — сказал Горыныч, — это правда. Хочешь клад — копай землю, хочешь Кольку спасать — рви и лети к Грозовому Человеку.

— Нужен мне этот клад! — повела плечом Ася и осторожно сорвала цветок-огонек.

Глава 18

— Что с тобой, Ася? — испуганно уставилась на нее Маша.

— Не спрашивайте меня, я уже не могу на эти вопросы отвечать! — капризно выпалила Ася, но, увидев обиженное Машино лицо, все-таки объяснила: — Упала в овраг вчера на острове, вот и исцарапалась. Там… кусты, колючки.

Ее все утро допекали, все выясняли, что с ней случилось. Не мудрено: на лбу — шишка, лицо — в царапинах, на руке — кровоподтек, по всему телу — синяки.

— Если бы я тебя не знал, подумал бы, что ты сильно подралась с кем-то, — сказал Азат.

— Пожалуйста, пойдемте лучше в сад! — взмолилась Ася.

— И где на острове овраг? — задумалась Маша.

В саду теперь работало много ребят. Это стало такое отрядное хобби. Лена, погруженная в угрызения совести и жалость к себе и Кольке, даже не пыталась узнать, куда после завтрака исчезает половина отряда. Про сад знал Жора.

— Медом им там, что ли, намазано? — удивлялся он.

Жора надеялся сколотить в седьмом отряде серьезную футбольную команду, и его такое садоводческое рвение раздражало.