Смерть в золотой раме - Мария Санти

книги. Точнее, она сидела за столом и протягивала Дане небольшой пухлый томик. А он ее эмоционально благодарил, прижимая руки к груди. Он умел быть восторженным, слезу подпустить. Артистичный парень. Первый раз слышу, что у него серьезный бизнес.

– Откуда у него деньги, по-вашему?

– Я не интересуюсь, откуда у людей деньги. Я интересуюсь, где мне их взять.

– А Федор? Он участвовал в этом танце поклонников?

Таня поджала губу.

– Не думаю.

– Но он, в отличие от Анатолия, умный?

– Умнее меня.

Таня вздохнула, и Смородина подумал, что она относится к тому типу женщин, которые, как только им понравится мужчина, ставят его на пьедестал.

– Лучше разбирался в искусстве?

– Он и в людях хорошо разбирается.

– А с Алевтиной Даниил общался?

– Он ее вообще не замечал. А она смотрела на него влюбленными глазами.

Вот как. Влюбленными глазами.

И снова, улучив удобный момент, Смородина лег на диван и уставился на голых мужчин в облаках. Вообще, если бы не надо было зарабатывать деньги, он всю жизнь философствовал бы на диване и ел вареники Алены. В эпоху Возрождения фрески обсуждали. Особенно если изображенного где-нибудь сбоку синьора только что повесили на главной площади. Но приходило ли людям в голову внимательно рассматривать предметы роскоши, которые им не принадлежат? То есть, если исключить тех, кто эти предметы создавал или продавал, останется ли хоть один человек, который бы симулировал при взгляде на них учащенное сердцебиение «Ах, какой мазок!»?

Что могла зашифровать в этом изображении такая яркая, талантливая и незаурядная женщина, как Ольга?

Нагота его не смущала. В Сикстинской капелле ему рассказали, как Микеланджело изобразил на Страшном суде голыми всех, включая верховное божество (нет ли здесь переклички с нашей фреской?). А одного из менеджеров, который пытался пресечь слишком смелый полет эротической фантазии мастера, Микеланджело изобразил с ослиными ушами. Еще он нарисовал ему маленький пенис, который кусала змея.

Смородина вспомнил, как он тогда засмеялся, потому что автоматически представил себе, как где-нибудь в кабинете Хрущева на стене пишут фреску «Торжество коммунизма». В центре голый Владимир Ильич Ленин, сбоку от него притулилась Крупская. А какой-нибудь начальник аппарата Хрущева, который ел плешь художнику на предмет одеть вождя народов, изображен в правом нижнем углу с ослиными ушами и страдающим пенисом. Гид шикнула на него, сказав, что здесь не принято смеяться, и вообще приняла оскорбленный вид.

Да, времена меняются.

Не является ли выбор устаревшей техники, а именно фрески, ключом к истолкованию? Мы должны соединить элиту папского двора и советской эпохи? Но почему папского двора? И как соединить? У них, у элит, очень разные профдеформации, это Платон Степанович заметил уже давно. Очень многое зависит от того, можно есть людей или нельзя? Поощряется воровство или, наоборот, наказывается? Элита элите рознь.

Вообще-то, куда вели эти мысли, ему не нравилось. За этот уровень риска он взял бы дороже. Это в романах Агаты Кристи Эркюлю Пуаро ничего не угрожает. Он спокойно стрижет свои усики, проживая в одном особняке с убийцей. Есть даже конспирологическая теория о том, что раз везде, где он появляется, случаются преступления, то он их и совершает. А при помощи «маленьких серых клеточек» просто маскирует.

Может быть, глядя на эту фреску, специалист должен сразу вспомнить какую-то другую фреску и это будет ключом к разгадке, что на ней зашифровано? Например, на той оригинальной фреске на месте Сталина отец, а на месте мужа Ольги ‒ сын. Получится, что муж Ольги ‒ сын Сталина… сделанный им аккурат перед смертью, если только.

В любом случае стоит поговорить с художниками, которые все это исполнили.

Художник Пиногриджов

Успех позволил Пиногриджову сменить сферу деятельности, теперь он был рантье. Как и всякий обладатель располагающей к словотворчеству фамилии, Смородина знал, что не стоит сразу спрашивать «настоящая у вас фамилия?» или «пино гриджо какого года вы предпочитаете?». Когда дверь ему открыл унылого вида плешивый мужчина в очках, он сдержал этот импульс.

Пиногриджов много гулял, ходил на йогу, жил в богемном районе центра столицы. Живописных работ дуэта в квартире не было вообще. Смородина, раз уж работа погрузила его в мир искусства, живо представил себе, как через сотню лет по этой квартире будут водить экскурсии: вот здесь художник ел, а здесь он спал.

– А сами вы не собираете картины?

– Знаете анекдот? Судят гинеколога. Он говорит: представьте, отработал две смены, выхожу на улицу, а там девочка стоит. Дяденька, говорит, дай три рубля, я тебе письку покажу.

Конечно, ватиканский гид, увидев такого (ТАКОГО!) художника, закатила бы глаза и сказала бы, что художник ненастоящий. Но Смородина считал именно скучных людей нормальными. Он протянул художнику свою визитку.

– Я от Александра Сергеевича, с вами должен был разговаривать Вениамин. Мне нужно узнать подробности одного вашего заказа, – Смородина достал телефон. – Вот фотографии.

– Помню. Семь дворянских гнезд в лесу. Хороший район. Правда, я по розе ветров посмотрел, грязь к ним все равно прилетает. В Москве вообще нет районов с хорошей экологией.

Пиногриджов разлил чай. Смородина принялся рассматривать чашку. Элегантная форма. Роспись напоминала о стилистике рококо. Этот нежно-воздушный стиль преследовал его в этой истории. Цветовая гамма была такой зефирной, обещала безмятежность и безопасность. Хотя во многом, возможно, это было следствием того, что индустрия детской одежды присвоила себе розовый и голубой. Теперь именно они создавали ощущение безмятежности, той в хорошем смысле слова безответственности, которую предполагает детство.

Изображены были пастушка и пастух. В XVIII веке их светские жесты намекали бы о скором переходе кукольных созданий к акту воспроизводства рабочей силы. Но здесь пастух показывал пастушке большой красный серп, держа его чуть ниже пояса, а она с восторгом замахивалась на него молотком. Руку с орудием она завела так далеко назад, что ее молодая грудь стала колом. Распахнутые уста дозволяли разночтения. Еще семьдесят лет назад автора за такую интонацию отправили бы валить лес.

– Наша коллекция для Императорского фарфорового завода.

– При императорском дворе оценили бы.

– Вы не любите современное искусство?

– Интересуюсь, когда сталкиваюсь. Искусство же можно не только любить или не любить.

Пиногриджов поставил на стол вазу с конфетами.

– У меня есть сладости, только они без сахара. Из орехов с сухофруктами и медом.

– Благодарю, вы очень любезны. Чай такой ароматный, что я ничего к нему не хочу.

С видимым удовольствием Пиногриджов рассказал, где покупает этот чай и для чего полезен этот сорт. А потом сам перешел к делу.

– Ту работу я помню. Это