Взломщики сердец, или Хождение в Страну пяти рек - Олег Петрович Бенюх
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, преступление. Теперь я так думаю. Мои шрамы — свидетельство тому. Мне сказали, что механик потерял сто рупий, а мой брат, его слуга, исчез.
— Говори правду, — сказали мне немцы. — Я сказал им, что я его брат, и это единственная правда, а ничего другого не знаю.
И тогда механик приказал своим: «Выбейте из него правду!»
Сначала они сорвали с меня одежду, затем принесли раскаленные прутья.
Очень больно, когда бьют раскаленными железными прутьями. Но разве они добились иной правды, кроме той, что я им сказал сразу? Нет, они только оставили эти длинные, черные полосы на моем теле. Вы спрашиваете меня: «Кто способен назвать честного человека преступником?» Я отвечу вам: «Только тот, кто сам настоящий преступник».
* * *
Мы стоим у парадного подъезда роскошного современного здания. Стоять можем сколько душе угодно, но внутрь путь заказан: эти двери открываются «только для немцев». Это Немецкий клуб в Руркеле.
Правда, некоторых индийцев туда допускают: тех, кто служит у немецких специалистов. На улицу вырываются пьяные голоса. Западногерманские инженеры поют свою любимую «Руркельскую песню». Она не оригинальна и в основном перепевает «частушки» штурмовиков:
Мы любим женщин, драки и вино.
Тот, кто имеет темнокожую наложницу,
Не долго протянет в тропиках!
После многократного повторения этих истин раздается всплеск воды: бутылки, подносы — все, что попадается под руку, летит в бассейн.
В Бомбее тоже есть свой парадный подъезд «Брич Кэнди» — известный бассейн, который открыт только для белых. Об этом гордо сообщает мраморная плита, вывешенная еще при англичанах.
Мы стоим у парадного подъезда Немецкого клуба в Руркеле. Нас туда не пустят. Да мы и сами не пойдем.
* * *
— Почему они прячут его от меня? — спрашивает Басу, индийский инженер. — Это же чертеж, а не ключ от сейфа. Чертеж крана. Правда, чертеж поможет мне лучше разобраться в механизме. Потому-то мне его и не показывают. У них молотка не допросишься. А это довольно сложный кран. И нам придется на нем работать, а не немцам.
Но ключ нам не дают, прячут его. Как собаки на сене.
* * *
Ну и чудеса! Из проститутки превратиться в няню-айю. Ловкие ребята эти немцы! Я должна смотреть за детьми. Но я не пою колыбельных. Я ухаживаю за взрослыми. Я продавала мой товар на улицах Калькутты.
А где же дети? Наверно, остались в Германии. Вместо них — одинокие отцы.
Айя для отцов? Смешно! Впрочем, ничего смешного В отелях, где живут немцы, работающие на заводе, это обычное дело.
Я не единственная. Немецкие папаши так любвеобильны! У них толстые кошельки, и многие девушки из Калькутты приехали сюда. Но им этого мало. Недавно они изнасиловали девушек-христианок из соседнего монастыря.
Увы, не все так щедры и добры к нам, как немцы Наши индийцы просто бессердечны. Подумать только, хотят всех девиц отправить назад, в Калькутту. Вокруг отеля протянули колючую проволоку. Но разве остановишь «дранг нах айя»? Любовь немцев не знает границ
Но и меня колючая проволока не удержит.
Потому что я мать, и мои мальчики в далеком Асааме должны что-то есть.
Их надо кормить каждый день!
* * *
«Двойное виски!» — крикнул он и грохнул кулаком по столу.
И в который раз бой опрометью кинулся к стойке. Помимо мощного голоса клиент имел лицо цвета вареной свеклы и маленькие блестящие глазки. Подняв бокал, он посмотрел сквозь него на свет и внезапно повернулся в нашу сторону. Мы сидели в углу и пили пиво. Некоторое время он изучал наш столик, потом уперся взглядом в Бенюха.
— Европеец? Сидит рядом с индийцем? И ничего?
— Я из Советского Союза.
Он залпом опрокинул виски.
— Я был в вашей стране. У Сталинграда. Командовал танком. С тех пор ношу вот эти «украшения», — он указал на ожоги на руках и лице. — Я в долгу за них перед русскими.
— Не советую приезжать к нам за таким долгом.
— Посмотрим, — пробормотал он, — мы еще посмотрим! А что вы делаете в Руркеле?
— А разве я в Федеративной Республике Германии?
— К сожалению, нет. Иначе бы вы не посмели открыто демонстрировать свою дружбу с индийцем. И все же и Руркеле у нас свои, немецкие законы. А вы занимаетесь пропагандой!
— Бхилаи — тоже пропаганда?
— Бхилаи?! Все, что вы делаете, — красная пропаганда. Ваша сталь — пропаганда! Ваши планы — пропаганда! То, что вы живете на свете, — тоже пропаганда!
Он выругался по-немецки, и по ресторану снова прокатилось:
— Бой, двойное виски!
* * *
Вот что пишет журнал «Шпигель»…
…металл стынет в чугунных ковшах. Но никому до этого нет дела. Скоро ковши выйдут из строя. Во всяком случае с шестнадцатью из двадцати это уже случилось…
…конвертер № 1, пущенный в эксплуатацию в декабре 1959 г., пришлось списать уже 11 января 1960 г. — всего лишь после 53 плавок…
…стальные чушки отправляют из Руркеле в Западную Германию. Там их прокатывают, и обработанную продукцию возвращают в Индию…
…производственные мощности Руркеле используются на 50 процентов…
…на складах заморожено 35 тысяч тонн стальных болванок. Они не могут быть использованы на месте, так как не построены соответствующие цеха. Их не пролают, потому что отдела сбыта не существует…
…организации труда нет и в помине…
Первые домны в Бхилаи и Руркеле начали давать чугун одновременно. Они стали символом соревнования между Востоком и Западом. Но западногерманская печь работала вхолостую. Оказалось, что комплекс строительства не завершен. Сооружение фундамента для сталеплавильных печей затянулось на несколько месяцев в отличие от Бхилаи, где домны и сталеплавильные печи были смонтированы одновременно.
ОБЫКНОВЕННЫЕ ПЕНДЖАБЦЫ
Вечером мы возвращались в Чандигарх. Заходящее солнце окрасило багрянцем западный край небосвода и ушло за горизонт. Деревья стояли молчаливые, как ни молитве. Пастух гнал в деревню стадо буйволов. Обстановка благоприятствовала поэзии и музыке. Только мчавшийся автомобиль нарушал гармонию и тишину Мы попросили Гурбакш Сингха остановиться. Выйдя m машины, мы окунулись в молчаливый, зачарованный мир.
Мимо нас чинно прошествовали буйволы, с удивлением поглядывая на облаченные в железо сорок пять лошадиных сил. Пастух приставил руку к уху и запел
На том месте, где Лакшми
