Воровство и обман в науке - Сергей Бернатосян

Талант таланту на самом деле рознь, и на примере многих творческих судеб можно проследить, как под напором оппонентов и обстоятельств одни из великих умов неизбежно скатывались в болото консервативных течений, другие начинали сомневаться в собственных силах и впадали в апатию, третьи пасовали перед авторитетами и на последний бой, который трудный самый, просто не шли, направляя свою неуемную энергию в другое русло.

На преодоление психологического барьера оказывались способными лишь единицы. И то при двух обязательных условиях: наличии широчайшей осведомленности во всех областях знаний и яркого образного мышления. Только варьируя непредвзятыми понятиями и обладая высокой степенью свободомыслия, было возможно сделать рывок в неведомое и совершить переворот в науке.

Понятие подобного барьера есть также и в современных представлениях квантовой механики. Согласно им подвижная частица в атоме — электрон — пребывает в воображаемом пространстве "потенциального ящика", из которого не в состоянии вылететь в свободное пространство, если не совершит необходимый "скачок". Для такого скачка требуется большое количество дополнительной энергии.

При этом позиция, которую электрон занимает в потенциальном ящике, неважна: он может находиться и на выходе, и в центральной части, и в любом другом месте. Главное — энергия.

Только при получении дополнительной порции квантов состояние электрона резко меняется, и он делается способным преодолеть потенциальный барьер, высота которого вполне определенна для каждого конкретного случая.

Примерно в таких же равных условиях, как электроны, находятся и занятые научным творчеством исследователи. Овладеть истиной может как тот из них, кто, скажем, на 99,99 процента располагает необходимым для научного открытия материалом, так и тот, кто воспользовавшись им в качестве готовой базы данных, сумеет "добыть" недостающие 0,01 процента и, предельно сконцентрировавшись, вывернуть его наизнанку, поколебав тем самым всю систему устоявшихся научных воззрений и концепций.

Ученый может и достаточно долго стоять у самого порога научного открытия, но переступить его он так и не сумеет, потому что это будет порогом его возможностей. А если постоянно находиться на их пределе, то вряд ли возможно продвинуться хоть на шаг вперед. Получается своеобразный заколдованный круг, откуда могут вырваться только психологически сильные личности.

Истина в науке вообще трудноуловима. Открываясь человечеству "по частям", она не терпит никаких недомолвок и недоделок в исследовательской работе. Цельная, сверкающая чистотой, как бриллиант, истина в виде научного открытия достается тем, чей взор смог оценить ее красоту во всей полноте граней, и кто имел настойчивость довести необработанный алмаз — научную идею — до утонченного изящества и совершенства.

Вот почему бедолаги Гук и Юнг, будучи действительно замечательными физиками-естествоиспытателями, каждый раз оказывались "вторыми" первыми. Научная непоследовательность и разбросанность никак не давала им "перепрыгнуть" через планку заведомо определенной высоты, предусмотренной природой для каждого из своих законов, до конца раскрыть суть природных явлений и сформулировать новую физическую закономерность. Как говорится, сами виноваты в своих неудачах.

Работу огранщиков — так уж получалось! — за них делали другие. Причем драгоценные камни со своего острова сокровищ коллегам-ювелирам они часто уступали добровольно, не задумываясь о последствиях такой щедрости. А иногда просто оставляли найденные клады на произвол судьбы, спохватываясь о них, когда уже было слишком поздно, и брошенная ими идея проницала в чьи-нибудь заботливые руки, чтобы получить соответствующую оправу.

Запоздалый вызов ученой общественности ученым-"потеряшкам" ничего хорошего не приносил. Разве что отнимал у них попусту время и силы. Право на утраченный приоритет отстоять практически никогда не удавалось. Незавершенные логические построения, неполнота формулировок — все это было лишь звездной пылью на дороге к открытию, но не самим открытием, не новой вспыхнувшей звездой.

Энергия, не израсходованная на творческий прорыв, уходила в песок, и чем упорнее тратили ее неудачники на споры, навязывая их более хватким коллегам, тем больше проигрывали. Что их толкало на этот обреченный путь? Скорей всего, обычная человеческая досада, хотя, кроме как на себя, если исключить не вполне добросовестных историков науки, пенять им было не на кого.

Но и это еще не все. Можно сделать грандиозное по масштабам открытие, но не суметь отстоять свой приоритет: недостаток, которым страдало большинство отечественных деятелей науки. Им, как правило, было легче "оседлать" строптивую идею, нежели доказывать потом ученому миру свое превосходство над зарубежными коллегами, которые приходили к тем же блестящим результатам много позднее.

А сколько приоритетов оказывались блуждающими из-за элементарной небрежности в оформлении необходимых документов и соблюдении прочих формальностей претендентами на право стать собственниками открытий! За примерами далеко ходить не надо.

В 1979 году советский астрофизик Э.А.Богомолов со своими коллегами открыли новые элементарные частицы — галактические антипротоны. Посчитав, что вполне достаточно сообщить о своем открытии на международной научной конференции, чтобы приоритет был преподнесен им на блюдечке с голубой каемочкой, они совершили непростительную психологическую ошибку.

Выступая с обзорным докладом на ближайшей же конференции, Богомолов как бы между прочим в порядке изложения куда менее значимых научных фактов огласил также основные результаты исследования, свидетельствующие о существовании галактических антипротонов. Простаки от советской науки просто вручили американцам ключи от квартиры, где деньги, о, пардон, галактические протоны, лежат.

Американские исследователи во главе с Р. Голденом, прослышав о новых удивительных античастицах, пошли по следам советских ученых, а выйдя на те же данные, тут же изложили в доступной и четкой форме суть своих опытов и быстренько тиснули научную статью в печать. Для советской науки это сообщение стало громом среди ясного неба. Несмотря па все возражения ее представителей, приоритет в открытии доселе неизвестных элементарных частиц автоматически закрепился за более расторопными коллегами из-за рубежа.

Какой вывод напрашивается отсюда? Очень простой. Важно не только вырваться вперед, но и позаботиться о том, чтобы достижение было правильно зафиксировано. А для этого необходимо как самим ученым, так и историкам науки четко для себя определить понятие научного открытия, разграничив каждый этап на пути к нему.

Бесплодные споры о приоритете чаще всего возникают на почве недоговоренности, чем же открытие является на самом деле. Для одного под открытием понимается то, что другой называет только предысторией к открытию, в то время как третий соотносит его с развитием последующей истории. То есть одно и то же событие рассматривается разными лицами как собственно научное открытие, как подготовительный период к нему или как вытекающие из него последствия.

При этом судьба приоритета зависит от того, имеется в виду простая констатация важного научного факта без развернутого теоретического обоснования или открытие считают состоявшимся, когда на суд общественности представлен исчерпывающий материал, подвергнутый строгому аналитическому осмыслению. Во главу угла ставится, исходя из этих позиций, либо прежде других сказанное в науке слово, либо подтверждение новой теории на протяжении определенного исторического отрезка времени с проекцией на будущее. Рассуждая о потенциальном барьере и поведении электрона в потенциальном ящике, мы не касались вопроса об открытии этого элементарного отрицательного заряда, а ведь связанная с ним история имеет самое прямое отношение к неразберихе в толкованиях. Итак…

Кто же открыл электрон?

На этот счет существует полная разноголосица. Одни из историков науки связывают открытие электрона с именами Г. Лоренца и П. Зеемана, другие приписывают его Э. Вихерту, третьи — прочим исследователям, большинство же настаивает на приоритете Джозефа Джона Томсона, или великого Джи-Джи, как его еще иначе называют в научном мире.

Даже самые крупные авторитеты, вплотную занимающиеся проблемами атомной физики, пребывают в полной растерянности, кому же принадлежит честь первооткрывателя? Выдающийся физик-теоретик Н. Бор убежден в приоритете Ф.Э.А.Ленарда, а непревзойденный физик-экспериментатор Э. Резерфорд — Ф.Кауфмана.

Во времени же спорный период фактического открытия электрона простирается на 28 лет: с 1871 по 1899 год. Кто же стоял у истоков этого значительного открытия, породившего столь долгие научные баталии, когда не на шутку ломались копья? Причем в обстановке, когда некоторые из спорщиков уже успели наломать слишком много дров. Кто-то из них был занят научными поисками, а кто-то научными происками. Совсем как в дискуссиях по выяснению природы света.