Игра без правил - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Одну секунду, – негромко, чтобы не услышал Старик, окликнул он, – подождите!
Глава 8
Французов остановился и неторопливо обернулся.
Увидев спешащего к нему по коридору Погодина, он удивленно и немного насмешливо приподнял густые брови, отчего кожа у него на лбу собралась смешной гармошкой, и демонстративно заложил руки в карманы своей матерчатой спортивной куртки. Он молчал, спокойно предоставив Погодину самому начать разговор.
– Хорошо, что я вас не упустил, – сказал Федор Андреевич, выдавая на-гора самую обаятельную из своих улыбок и стараясь не очень стучать при этом зубами.
Охватившее его вдруг нервное напряжение было совершенно ненормальным. Он побывал в тысяче опасных ситуаций, но всегда что-то заставляло его верить, что кривая вывезет, беда пройдет стороной и в конечном итоге ангел-хранитель, взяв за шиворот двумя пальцами, пронесет его над выгребной ямой. Сегодня он впервые в жизни почувствовал, что может и не пронести, хотя ситуация, казалось, была не из самых опасных.
Капитан Французов, глядя на улыбку менеджера, думал о том, что если серьезный Погодин напоминал голодного шакала, то теперь, с этим вымученным оскалом на физиономии, он стал здорово смахивать на крокодила, издохшего от несварения желудка.
– Вот как? – холодно переспросил он. – Не вижу в этом ничего хорошего, по крайней мере для вас.
Федор Андреевич мысленно скрипнул зубами, но продолжал старательно улыбаться: все-таки такой разговор был лучше, чем вообще никакого. Французов мог говорить что угодно, оскорблять его и поносить, обзывать последними словами и плевать на носки его туфель, лишь бы он при этом оставался на месте, давая людям Кутузова время на то, чтобы добраться сюда из "Олимпии". Погодин надеялся, что одноглазый обжора пришлет лучших людей, потому что худшим здесь было явно нечего делать, если, конечно, они не были мазохистами.
– Послушайте, – продолжая улыбаться, примирительно сказал Погодин, – мне жаль, что все так вышло, но, в конце концов, ведь это вы начали первым. Посмотрите, что вы сделали с нашими людьми.
Он кивнул в сторону Гены Бородина, который уже преодолел большую часть пути, на прохождение которого далеким предкам человека потребовались миллионы лет, и теперь стоял на полусогнутых, держась одной рукой за стену, а другой за живот. Рубиновая нитка слюны по-прежнему свисала с его нижней губы. Посмотрев туда, куда указывал Погодин, Французов коротко и равнодушно пожал плечами.
– Ловко вы провели меня с этим пистолетом, – неестественно посмеиваясь, продолжал Федор Андреевич. – Признаться, я давно не был в таком идиотском положении.
– Слушай, приятель, какого черта тебе от меня надо? – грубо перебил его Французов. – Ты совершенно не в моем вкусе, так что любви у нас с тобой не получится.
– Перестань ершиться, капитан, – тоже резко меняя тон и переставая скалиться, сказал Погодин. – Признаться, я тоже не испытываю к тебе нежных чувств, но доброе имя заведения для меня – не пустой звук, поскольку оно меня кормит. Честно говоря, я подслушал часть вашего разговора со Стариком и знаю, что тебя интересует. Так вот, у меня есть информация, которую утаил от тебя наш добрейший Алексей Иванович.
Он врал напропалую, дав волю фантазии, и видел, что Французова зацепило. Капитан навострил уши и даже немного подался вперед, словно для того, чтобы лучше слышать.
– Ну, – требовательно сказал он.
"Что же они, сволочи, все по очереди меня сегодня понукают? – постепенно начиная свирепеть, подумал Федор Андреевич. – Запрягли, что ли?" Впрочем, грозный вид бывшего десантника гасил ярость лучше любого огнетушителя, и Погодин задавил в зародыше готовую вырваться наружу матерную тираду.
– Надо бы ручку позолотить, – гнусно ухмыляясь, сказал он. – Информация – самый дорогой товар. Нынче дела только так и делаются.
– Не только, – живо откликнулся Французов, молниеносно выбрасывая вперед длинную, как мачта, руку и мертвой хваткой беря менеджера за горло. – Ты когда-нибудь слышал, как хрустит сломанная гортань?
– Представь себе, слышал, и не раз, – просипел полузадушенный Погодин, не делая попытки освободиться и спокойно глядя капитану прямо в лицо. – Дави, дави, козел, много ты тогда от меня узнаешь.
– Виноват, – сказал Французов, ослабляя хватку, – увлекся. Уж больно рожа мне твоя не нравится.
Ну а если я, к примеру, начну отламывать от тебя по кусочку? Не отрезать, а именно отламывать. Поедем вдвоем куда-нибудь на залив, возьмем палатку, выберем местечко поспокойнее… Ты как? Давно небось на природе не был?
Погодин слегка вспотел и решил, что пора колоться.
В конце концов, играя в пионера-героя с этим амбалом, можно было ненароком переиграть и лично познакомиться со своим ангелом-хранителем, чтобы разобраться наконец, что это поблескивает у него над головой: нимб или рога?
– Пошли ко мне в кабинет, – предложил он и пояснил:
– Не надо бы, чтобы нас вместе видели.
– Дело хозяйское, – пожал плечами Французов. – Веди.
Федор Андреевич повел Французова к себе в кабинет, испытывая, несмотря на опасную близость этого костолома, дикую радость: все шло по плану, и вездеход с людьми Кутузова минут через пять должен был подъехать к запасному выходу из клуба, и тогда проблему капитана Французова можно будет считать снятой с повестки дня. Ох, скорей бы… Погодин отлично понимал, что Французов, сам того не зная, ищет в клубе именно его, и, если ненароком найдет, тогда.., бр-р-р-р. Думать о том, что будет тогда, как-то не хотелось.
Погодин отпер кабинет и нацелился было по-хозяйски развалиться в своем кресле, но Французов легким движением своей ручищи отодвинул его в сторону, как пустое ведро, и сам завалился в кресло так, что внутри него что-то протяжно застонало и надломилось с металлическим щелчком. Кресло немного осело на правый бок, и Французов на всякий случай придержался рукой за край стола.
– Сломал на хрен, – без тени огорчения сообщил он Погодину, бросил в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и невнятно предложил:
– Давай, пой, чего застеснялся?
– Ладно, – покосившись на настенные часы, сказал Погодин, осторожно присаживаясь на самый краешек кресла для посетителей.
Кресло это было с секретом: конструкция его была позаимствована у широко распространившейся по медвытрезвителям бывшего Союза специальной скамьи для особо буйных, получившей не вполне понятное, но каким-то непостижимым образом попадавшее в самую точку прозвище "вертолет". Неосторожно опустившийся в обитые черной мягкой кожей глубины этого кресла посетитель внезапно обнаруживал, что колени его находятся на одном уровне с ушами и что выбраться на поверхность без посторонней помощи, мягко говоря, затруднительно. Трюк был дешевый, с тухлецой, но переживший в своей полной невзгод жизни множество унижений Федор Андреевич теперь отрывался всеми доступными ему способами, из которых кресло "с покупкой" было едва ли не самым безобидным. Французов, однако, судя по всему, в совершенстве овладел техникой ведения допроса в полевых условиях, и Погодин мимоходом подумал, что было бы любопытно узнать, где капитан освоил все эти премудрости.
– Ладно, – повторил он, чтобы еще немного потянуть время, – слушай, чего там. Только учти: я тебе ничего не говорил. Уж это ты мне пообещай, иначе можешь прямо сейчас сворачивать мне шею.
– Черт с тобой, – пуская дым в потолок, равнодушно сказал Французов. – Обещаю.
– Какие гарантии? – быстро спросил Погодин, внутренне покатываясь со смеху.
– Может, тебе еще и хер вареньем намазать? – презрительно спросил Французов и выдул густую струю дыма прямо в лицо менеджеру. – Гарантии ему… Я даю тебе слово офицера. Ты, шваль, его недостоин, но мне некогда с тобой возиться.
– Слово офицера, – задумчиво повторил Погодин, словно пробуя непривычное словосочетание на зуб. – Звучит, конечно, красиво… Впрочем, ладно. Так вот, в последние два месяца у нас возникли определенные сложности с наличкой. Ну ты знаешь: скачки курса, инфляция и прочее дерьмо. Короче говоря, мы задолжали этому твоему Панаеву, если мне не изменяет память, боев за десять. Это что-то от трех до пяти тысяч зеленью. Наш бухгалтер мог бы сказать точнее, но мне не хочется посвящать его в наши с тобой интимные дела.
Он вдохновенно врал, зная, что Французов все равно не успеет проверить его слова и поймать его на этом вранье. Враньем здесь было все, от первого до последнего слова, и Погодин городил чепуху, даже не слишком заботясь о достоверности: капитан был в их делах стопроцентным лохом и мог схавать все что угодно, будучи уверенным в том, что полностью подчинил противника своей воле. Федор Андреевич перестал коситься на часы: он знал, что дело в шляпе и ему осталось только плавно закруглиться и с почетом вывести гостя на улицу, прямо в руки поджидающим его людям Кутузова.