Тела в Бедламе - Ричард Пратер

Я сглотнул.

— О'кей, но… — Я не договорил, подошел к кровати и сел рядом с ней. — Может, рискнуть?

— Фью! — присвистнула она. Я ее разочаровал — Я имею в виду другое. Явимся в твой дом средь бела дня. Эффект внезапности, а?

— Нет, Шелл. Ты был очень мил и помог мне. И продолжаешь возиться со мной. Но ты ведешь себя странно Скажи честно, ты же не думаешь, что я имею какое-то отношение к… к тому… что случилось с Брэйном?

Я ответил не задумываясь:

— Конечно, не думаю.

— Спасибо. — Голос ее был похож на мягкий, нежный шелест.

Она протянула руку, словно собиралась потрепать меня по щеке. Но вдруг опомнилась и потуже запахнула свой пеньюар Однако было уже поздно.

Она заговорила опять, на этот раз чуть осипшим голосом:

— Поцелуй меня, Шелл. Поцелуй меня еще раз. Поцелуй так, как будто этого ужаса и не было.

Я наклонился к ней и, не дотрагиваясь руками, прижался своими губами к ее губам. Это совсем не походило на поцелуй Констанцы. Губы Холли были прохладными, мягкими, бархатистыми. Наш поцелуй растянулся на целую вечность. Потом ее руки обвились вокруг моей шеи, и я прижал ее к себе.

И этот поцелуй отнюдь не был прощальным.

Глава 16

— Холли, — сказал я, — ты прекрасно смотришься в черном.

— Если бы ты видел меня в черных кружевах!

Я улыбнулся ее отражению в зеркале:

— Надеюсь, я доживу до этого.

Она была в темной юбке и черном свитере, в которых подбежала ко мне тогда, на следующее утро после убийства. Та же одежда. Но выглядела Холли совсем иначе. Посвежела после долгого сна, ее кожа порозовела и словно светилась. Она закончила расчесывать свои белокурые волосы и сидела за туалетным столиком, вглядываясь в чуть косо висевшее зеркало, потом принялась наносить губной помадой последние штрихи на свои роскошные губы.

Она повернулась ко мне и улыбнулась:

— Ну вот, как заново родилась.

Я молча глазел на нее.

— Ну, скажи же что-нибудь, — потребовала она.

— Ты красивая, Холли. Ты изумительная.

— Так-то лучше, — весело прощебетала она. — Женщины любят комплименты. Ну, давай, говори.

— Хватит с тебя.

Она сделала вид, что надулась, и вдруг спросила:

— Ты готов? Уже давно стемнело.

Я поглядел в окно на вечернее небо:

— Пожалуй. Ты непременно хочешь поехать со мной?

— Непременно. Особенно теперь.

Я подошел к ней сзади, наклонился, отодвинул носом ее волосы и поцеловал в шею. Она дернула головой и простонала:

— Не надо, Шелл, отстань.

Я отстал.

— Ты зверь! — воскликнула она.

Я улыбнулся:

— Пошли. Мы и так уже потеряли уйму времени.

Ее фиалковые глаза сверкнули:

— Потеряли! Ну и ну! Мне это нравится. Это надо же…

— Шучу, шучу, — спохватился я.

— То-то же. — Она встала, улыбнувшись.

Мы спустились вниз. Я открыл перед ней дверцу «кадиллака», затем обошел машину и сел за руль Меня поразило выражение лица Холли: ее брови насупились, рот приоткрылся.

— Шелл, — с придыханием спросила она, — что это?

Дрожащим пальцем она показывала на отверстие в ветровом стекле.

— Насчет этого не беспокойся, милая.

— Но что это? Пулевое отверстие?

— Да. Я же говорил тебе, что парни не шутят. Они играют всерьез.

Я завел двигатель и отъехал от обочины. Холли придвинулась ко мне вплотную. Когда мы выехали на бульвар Уилшир, она подсказывала мне, как проехать к ее дому на улице Берендо.

Внезапно она сказала:

— Разве не забавно, Шелл, что я почти ничего о тебе не знаю?

— Ты знаешь обо мне столько же, сколько я о тебе.

— Пожалуй. Ну, расскажи мне о себе. Я все хочу знать о тебе.

— Ничего особенного. Вырос я здесь. Некоторое время работал в доках. Потом четыре года моим бизнесом было убийство. А после всего я открыл тут агентство. Вот, собственно, и все.

— Что это за четыре года?

— Годы войны, золотце. Я был морским пехотинцем.

— Но это же не убийство.

— Неужели?

Помолчав, она поинтересовалась:

— А что сейчас? Где ты живешь? Что ты делаешь, кроме слежки? — Улыбаясь, она крепко сжала мою руку.

Повернув налево, на Уилшир, я направился в сторону Берендо.

— Ты знаешь клуб «Уилшир-кантри» в Голливуде? — спросил я.

— Ага. Ты живешь там?

— Не совсем. Через улицу от него, в апартаментах отеля «Спартанец» на Норт-Россмор. Навести меня как-нибудь, и я покажу тебе моих рыб.

— Рыб?

— Угу. Маленьких тропических рыбок. Разных. У меня два аквариума с рыбками.

— Никаких гравюр?

— С рыбками гравюры мне ни к чему.

Она тихо рассмеялась:

— Поехали прямо сейчас. Я хочу посмотреть на твоих рыбок.

— Бесстыжая девка.

— Точно. Поехали.

— Не теперь. Сначала дело. Но приглашение остается в силе. Правда, мне придется приглядывать за тобой. Через две двери по коридору от меня живет некий доктор Пол Энсон с блуждающим взглядом и умением находить подход к больным. Он может подстеречь тебя и попытаться заманить к себе коллекцией медицинских фотографий. Я бы тебя ему не доверил.

— Но ты ведь сможешь защитить меня от доктора с его вожделеющим взглядом?

Я сжал ее мягкое плечо;

— Смогу.

Она прижалась ко мне еще теснее, но, как ни приятно мне было, мы уже подъезжали к ее дому. Разумеется, я мог бы проскочить мимо него и выехать на шоссе. И погнать по побережью. В Мексику. Или на восток, в Лас-Вегас. Куда угодно. Чтобы просто наслаждаться жизнью, расслабиться, удалиться от убийства, насилия, крови. Было бы восхитительно путешествовать вот так, с Холли, держащей меня за руку и положившей голову на мое плечо, а нас бы обдувал свежий ночной ветерок.

Однако вместо этого я медленно объехал квартал, где находился дом Холли, и не увидел ни одной машины, припаркованной поблизости. Я остановился перед ее домом, оставив мотор включенным. Две-три минуты мы сидели молча, потом я попросил:

— Дай мне твой ключ, Холли. От входной двери.

— Но почему?

— Я не собираюсь сразу входить. Хочу порезвиться немного. Может, увижу кого, кто тут болтается.

Она дала мне ключ, и я подошел к двери, отпер ее, нащупал внутри выключатель, зажег свет и вернулся к машине.

— Зачем такие хитрости? — спросила Холли.

— Не думаю, чтобы кто-то следил за домом. Но если это так, они решат, что ты вернулась домой. Так что подождем немного.

Мы ждали. Мотор еле слышно мурлыкал на холостых оборотах, скорость была включена, а педаль сцепления выжата на всякий случай. Ничего не случилось. Но мы продолжали тихо сидеть в темноте. Луна почти полностью скрылась за облака.

— О'кей, детка. Бегом! — велел я.

Выключив двигатель, я оставил ключ в замке зажигания. Мы вошли в дом.

— Полагаю, свет нам понадобится. Но не будем здесь задерживаться.

Она молча кивнула и, пересекая гостиную, сказала:

— Я достану фотографию.

Я остановил ее и спросил:

— Ты вроде говорила, что не имеешь понятия, как Брэйн сделал снимок?

Она обернулась:

— Да. Он где-то застал меня врасплох, но я не знаю, как это могло случиться.

Продолжая размышлять, я задал новый вопрос:

— Брэйн никогда не расставался со своей фотокамерой, а не было ли у него возможности проникать на съемки на студии и делать там неожиданные снимки?

Она покачала головой:

— Вряд ли. На студии очень строго следят за этим.

— Оно и понятно.

Холли вышла в соседнюю комнату. Прежде я не расспрашивал Холли о той фотографии. Мне казалось неприличным интересоваться, как другой мужчина сфотографировал ее голой. Да еще парень вроде Брэйна. Сейчас мне было легче сделать это.

Однако на душе было тревожно из-за опасения, что могут заявиться незваные гости. Беспокоило меня и непривычное отсутствие пушки под мышкой. Я весь извелся, пока не вернулась Холли и не сказала:

— Вот она.

— Могу я взглянуть на нее?

— Разумеется, — усмехнулась Холли. — У меня не осталось секретов от тебя, разве не так?

Не ответив, я взял фотографию. Она была отглянцована, но глянец не был одинаково ровным по всей поверхности, словно глянцеватель был небрежно провощен. Судя по качеству этих «подпольных» фотографий, Брэйн делал всю техническую работу сам. И мелкие огрехи для него не имели особого значения. Во всяком случае, пока я рассматривал фотографию, она действительно казалась мне прекрасной, а не ужасной, как я опасался. Это была, несомненно, Холли. И выглядела она даже лучше, чем на картине. Хотя никакая картина или фотография не могли адекватно отразить красоту Холли.

Фотография была черно-белой, но я сразу узнал ее фиалковые глаза и обольстительные ярко-красные губы. Ее волосы, которые я привык видеть распущенными по плечам, были строго подобраны наверх, и я тут же решил попросить ее сделать как-нибудь такую прическу для меня.