Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги - Александр Хинштейн

Глава 3

Синдром разбитого корыта

Чем богаче становился Березовский, тем сильнее пробуждалась в нем жадность: аппетит, известно, приходит во время еды; извечный синдром разбитого корыта, о котором очень точно сказал Шопенгауэр: «Богатство подобно морской воде: чем больше ее пьешь, тем сильнее жажда».

Роль торговца автомобилями – пусть и крупнейшего в стране – становилась для него уже тесна. Березовскому грезились новые горизонты: деньги, чудилось, просто лежат под ногами, надо лишь не лениться вовремя их подбирать, иначе все подчистую сметут другие.

Из малопочтенной истории с «АВВА» Борис Абрамович вынес для себя два важнейших урока. Любую, даже самую бесстыжую аферу можно, оказывается, обставить так, что тебя не только не потащат потом в холодную, а напротив даже, осыплют почестями и уважением: это, так сказать, урок первый.

Ну, а из него прямо напрашивался и вывод второй: властные мужи – от губернаторов до президента – ровным счетом ничего не смыслят в бизнесе. Опутать их, уболтать, заставив помогать себе – штука совсем не сложная: уж не труднее, чем развести доверчивых россиян на 50 миллионов долларов.

А еще Березовскому очень понравилось восседать в президиумах, наравне с вице-премьерами, выступать на публике, раздавать интервью и позировать перед телекамерами.

Он всегда был не чужд тщеславия. Людское внимание тешило его уязвленное самолюбие, потому-то активничал он и в комсомоле, а в Институте программ управления возглавлял даже комитет молодых ученых. Когда в «Коммерсанте» первый раз напечатали заметку о нем – небольшую, всего-то строк тридцать пять – Борис Абрамович целый день не мог оторвать от газеты глаз; даже распорядился купить в офис пару десятков номеров. Треклятая юношеская фрустрация по-прежнему не давала о себе забыть, постоянно рвалась наружу.

Едва только Березовский заработал первые приличные деньги, как мгновенно учредил премию «Триумф» для лучших деятелей культуры и искусства: в этом ему помог известный поэт Вознесенский, с чьим приемным сыном приятельствовал он долгие годы. (Одно время тот даже работал в «ЛогоВАЗе».)

Кое-кто по наивности тогда думал, что Березовский попросту бесится с жиру; недаром вручать премии начали в день его рождения – 23 января. Но нет, это была совсем не купеческая блажь: Борис Абрамович вкладывал инвестиции в собственное будущее. Образ щедрого мецената, ревнителя изящного действовал лучше любых рекомендаций.

(Как тут не вспомнить классику: «С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу.

С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: „Ну что, брат Пушкин?“ – „Да так, брат“, отвечает, бывало, „так как-то все“…»)

К тому же слишком была еще свежа в памяти бесценная протекция, оказанная ему драматургом Шатровым.

«„Триумф“ – это была абсолютно продуманная акция; чисто советская дальновидность, – свидетельствует Самат Жабоев, ставший тогда членом попечительского совета премии. – Писатели и артисты во все времена были вхожи в любые высокие кабинеты, а Боре это требовалось позарез».

Потом, правда, оказалось, что новые властители России, не в пример своим предшественникам, от искусства страшно далеки. Из всех видов прекрасного президент Ельцин предпочитал оперетты режиссера Курочкина, игру на деревянных ложках да нестройное исполнение застольных песен.

Президентское окружение было под стать своему лидеру; рослые, как на подбор, здоровенные мужики, высшим удовольствием в жизни почитавшие стакан водки после обжигающей бани. Книг они не читали, в театры ходили исключительно по служебной надобности. Словом, путь к их сердцам следовало прокладывать совсем по другому азимуту.

Но Березовский с его звериной хваткой и изворотливой изобретательностью не найти этого пути не мог просто по определению.

И дело здесь не столько в тщеславности и желании очутиться в высших кругах света, сколько в здравом, сугубо прагматичном расчете.

В России образца 1990-х заработать огромное состояние можно было лишь одним-единственным образом: заполучив расположение власть предержащих, оказавшись у раздаточного лотка.

(«Возьми торговку семечками на Садовом кольце, – поучал Березовский своего вассала, знаменитого ныне чекиста-расстригу Александра Литвиненко, – двинься по цепочке, и через две недели ты окажешься в Кремле».)

Это уже потом, не без участия самого же Бориса Абрамовича, во власть ринутся толпы коммерсантов, не понаслышке знающих цену деньгам и ложку мимо рта не проносящих. Тогда же, в благословенные времена первой ельцинской пятилетки, коридоры власти – Кремль, Белый дом, Старая площадь – кишмя кишели прекраснодушными демократами и мелкотравчатыми чиновниками, не научившимися еще толком конвертировать свои полномочия в звонкую монету.

Не евшие ничего слаще морковки, они до слез радовались любой подаренной мелочи: цветастому галстуку, позолоченным часам, путевке в Хургаду или Анталию.

Первого зам. руководителя Госналогслужбы Панскова (потом он станет министром финансов) арестовали, например, за взятку в виде автомобиля «Москвич» (последней модели). И.о. генпрокурора Ильюшенко очутился за решеткой, позарившись на пару машин и импортный пылесос. Советник президента Станкевич попался на взятке в 10 тысяч долларов.

При этом каждый из них форменным образом ворочал миллионами; одной своей подписью они могли пролить золотой дождь на любого страждущего.

Первым эту противоестественную закономерность узрел полузабытый ныне бизнесмен Борис Бирштейн – советский эмигрант третьей волны, вернувшийся на Родину в поисках легких заработков. В паре с еще одним замечательным авантюристом Дмитрием Якубовским, вошедшим в историю под именем генерала Димы, Бирштейн в мгновение ока опутал сетями всю силовую верхушку страны. Под его протекторатом оказались такие видные деятели, как министр безопасности Баранников, генпрокурор Степанков, первый вице-премьер Шумейко, первый зам. министра МВД Дунаев, директор ФАПСИ Старовойтов и другие официальные лица. (Однажды в порыве откровенности Якубовский рассказывал мне, как вместе с Шумейко формировали они российское правительство: вписывали в пустые клеточки фамилии новых министров, которых кто-то из них хотя бы шапочно знал. Так начальник Шереметьевской таможни Круглов стал, например, председателем таможенного комитета страны.)

При протекции своих новых вельможных друзей Бирштейн зарабатывал миллионы, благодетелям же доставались только крошки с барского стола.

Верхом бирштейновской щедрости стал шоп-тур в Швейцарию, организованный для жен Баранникова и Дунаева: ошалевшие от счастья генеральши кандибобером носились по магазинам, скупая остромодные товары, преимущественно – шубы и часы. (Всего набили они 21 чемодан трофеев.) И хотя, как выяснилось позднее, и поездку, и покупки оплачивал не Бирштейн, а Якубовский, скандал получился нешуточный: обоих генералов пришлось отправлять в отставку.

Новые русские чиновники в точности повторяли повадки полуголых туземцев, радостно обменивавших золотые самородки на грошовые яркие бусы. «При Ельцине чиновники участвовали за взятки, допускали к переделу, не понимая истинной стоимости, – признает теперь и сам Березовский. – За взятку в 10 тысяч долларов они распределяли миллионы».

И было бы странно, если б, видя это, наш герой остался застенчиво стоять в стороне…

В декабре 1992-го Березовский уже чуть было не поймал «птицу удачи» за радужный хвост: она – самое обидное! – выпорхнула из рук буквально в последнюю секунду.

Когда Ельцин решился-таки сменить премьер-министра – чудо-рыночник Егор Гайдар был ненавидим уже всей страной – в числе представленных им четырех кандидатов значился и гендиректор «АвтоВАЗа» Владимир Каданников. Шансы у Каданникова были серьезные: крупный производственник, Герой Соцтруда, к тому же – внушительная внешность: осанка, рост, седовласая шевелюра. Но в решающий момент он почему-то совершил непростительную промашку.

Все кандидаты в премьеры должны были пройти через сито Верховного Совета; окончательное решение Ельцин хотел принять после рейтингового голосования депутатов. Так вот, когда на трибуну взошел Каданников, вместо того чтобы накинуться на Гайдара и тем притянуть симпатии зала, он, совсем напротив, стал его нахваливать, уверяя, что у себя на заводе проводит такую же точно линию. И вообще, сказал под конец Каданников, он лично убежден, что «председателем правительства должен быть Егор Тимурович Гайдар, и должен продолжать свою линию». Неудивительно, что к финишу директор «АвтоВАЗа» пришел последним; он продул даже Гайдару – пусть всего один голос, но продул.

Если бы премьер-министром стал тогда не Черномырдин, а Каданников, звезда Березовского взошла мгновенно; уж он бы такой изумительной возможности точно не упустил; премьер-компаньон – даже дух захватывает от открывающихся перспектив.