В ожидании Махатмы - Разипурам Нарайан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Толпа загоготала. Кто-то позвал кого-то:
— Эй, иди-ка сюда, тут Ранга попал в переплет.
— Оно у тебя вот в том ящике, — сказал Шрирам, указывая на один из жестяных ящиков.
Лавочник тут же поднял крышку и показал сосдержимое ящика: к счастью для него, это оказалась белая мука.
— Да разве ты только что не говорил, что у тебя есть печенье?
— Кто?! Я?! Да я просто шутил. Я бедный лавочник. Разве я могу покупать печенье по ценам черного рынка и торговать им?
— Оно у него за ящиками, сэр. Пусть покажет нам, что у него там спрятано, — крикнул кто-то из остряков.
— Заткнись и иди отсюда, — заорал лавочник.
С каждой минутой положение осложнялось.
— Мне очень жаль, что ты мало того что торгуешь иностранным товаром с черного рынка, но еще и лжец. Я готов жизнь свою положить на пороге твоей лавки, если только это сделает тебя правдивым человеком и патриотом. Я не уйду отсюда, пока ты не выбросишь весь свой запас в сточную канаву и не пообещаешь мне, что больше никогда в жизни не произнесешь ни одного слова лжи. Я буду стоять здесь, пока не упаду мертвым возле твоей двери.
— К чему тебе затевать со мной войну?
— Я только воюю с тем злом, которое кроется в тебе. Это война без насилия.
К лавке подошла женщина, которой нужно было соли на пол-аны. Шрирам остановил ее.
— Пожалуйста, ничего здесь не покупайте, — сказал он.
Женщина попробовала протиснуться мимо него в лавку — он упал перед ней в грязь на землю.
— Можешь пройти по мне, если хочешь, но я не позволю тебе ничего покупать в этой лавке.
Лавочник помрачнел. Какой злополучный день! На какое злосчастное лицо упал его взгляд, когда он проснулся поутру! Он взмолился:
— Сэр, я сделаю все, что вы скажете, пожалуйста, не создавайте для меня трудностей.
Шрирам ответил:
— Ты меня совершенно не понял, мой друг. Я не собираюсь создавать для тебя трудности. Я только хочу тебе помочь.
Женщина, пришедшая за солью, сказала:
— Подлива у меня на плите вся сгорит, если я буду ждать, пока вы кончите спорить.
И, глядя на человека, распростершегося на земле, она робко спросила:
— Сэр, можно мне купить соли вон в той, другой лавке?
Шрирам рассмеялся, не поднимая голову с земли.
— Почему тебе не купить соль там, где тебе нравится?
Она не поняла его точки зрения и принялась объяснять:
— Я соль покупаю только раз в месяц, сэр. Мы ведь люди бедные. Мы не можем себе позволить никакой роскоши. Раньше соль стоила…
Шрирам, лежа на животе, поднял голову и сказал:
— Махатма Ганди борется за таких, как ты. Тебе известно, что он не успокоится до тех пор, пока налог на соль не будет отменен?
— Почему, сэр? — спросила она недоуменно.
— За каждую щепоть соли, которую вы съедаете, вас заставляют платить налог британскому правительству. Вот почему соль так дорого стоит.
Тут в разговор вмешался какой-то крестьянин.
— А когда налог отменят, — разъяснил он, — ты за одну ану вот сколько соли купишь.
И показал руками целую кучу соли. На женщину это произвело надлежащее впечатление, и, широко открыв глаза, она сказала:
— Раньше-то соль до того дешевая была.
И, бросив враждебный взгляд на лавочника, который стоял на цыпочках, держась за свисающую веревку, прибавила со слезами на глазах:
— Теперь у нас лавочники на все повышают цены. Уж очень жадны стали.
Большинство присутствующих согласилось с этим соображением. Ропот одобрения прошел по кругу. Лавочник, встав на мыски, сказал:
— А что нам делать? Мы торгуем солью по той цене, которую установило правительство.
— Ты мог бы поддержать тех из нас, кто борется из-за этого с правительством, — возразил Шрирам, — если ничего другого не можешь сделать. Ты помнишь поход Махатмы на Дан-ди-Бич в тысяча девятьсот тридцатом? Он прошел триста миль по стране, чтобы на берегу Данди выпаривать соленую воду и помочь всем желающим получить свою соль.
Лавочник совсем загрустил. Он тихо сказал:
— Я сделаю все, что ты хочешь. Пожалуйста, поднимись и уйди. Ты лежишь в грязи — твоя одежда ужасно испачкается из-за этого.
— Не беспокойся о моей одежде. Я сам о ней позабочусь. Я могу ее постирать.
— Но тут у нас глина, ее так просто не отстираешь, — заметил лавочник.
Какой-то человек в толпе крикнул:
— А тебе-то что? Он, может, отдаст ее хорошему дхоби.
— Если не найдешь дхоби, можешь отдать нашему Шаме. Он любое пятно отстирает. Даже европейцы, что живут в имениях наверху, зовут его, чтобы он стирал им одежду, сэр.
Другой толкнул его локтем и пробормотал:
— Не говори о европейцах: он их не любит.
Шрираму показалось, что здешнему народу нравится, что он лежит на земле; похоже, они стараются изо всех сил, чтобы он и не поднялся. Когда эта мысль пришла ему в голову, он оперся руками о землю и сел. Нос и лоб у него были в грязи, в волосах полно песку. К лавке подбежал мальчишка в короткой майке и широких не по размеру штанах, в руке его была крепко зажата монета в шесть пайс. Он крикнул лавочнику:
— Дай мне для дедушки хорошего табаку на три пайсы, и еще кокосового бхарджи на три.
Проскочив мимо Шрирама к лавочнику, он протянул ему монету. В мгновение ока лавочник выхватил монету.
Шрирам коснулся руками ног мальчишки и потребовал:
— Не покупай ничего в этой лавке.
— Почему?
Шрирам стал объяснять:
— Видишь ли, в нашей стране…
Два-три человека схватили мальчишку за шиворот со словами:
— Ты зачем задаешь вопросы? Почему ты не делаешь, что тебе говорят?
Они попытались оттащить мальчишку прочь от лавки, но тот ухватился за короткие деревянные перила и закричал:
— Он взял мои деньги. Мои деньги, мои деньги!
Люди набросились на лавочника:
— Отдай мальчику его деньги.
— Как можно? — вскричал тот. — Сегодня пятница, возвращать монету было бы не к добру: тогда я до конца своих дней буду нищим. За эту монету я готов дать ему то, что он хочет, и даже немного больше, но возвратить деньги? Этого я не могу. Пожалейте меня, друзья, ведь у меня семеро детей.
Мальчишка закричал:
— Дедушка побьет меня, если я не принесу табака. У него в коробке ничего не осталось. Он меня ждет.
— Поди и купи в другой лавке, — предложил кто-то.
Мальчишка ответил:
— Он из любой другой лавки табак курить не станет. Он его выбросит, и все!
Лавочник некстати похвастался:
— Он у меня вот уже десять лет табак покупает. Такого табака он нигде не получит. Это я вам говорю.
Мальчишка прижался к перилам и кричал:
— Мне нужет пакет табака, а не то…
Кто-то из толпы подскочил к нему, бормоча проклятия, и оторвал его от перил. Мальчишка завопил. Толпа загоготала. Лавочник в отчаянии ломал руки. Шрирам, словно статуя, недвижно сидел в пыли, не поднимая глаз от земли. Какой-то человек успокоил мальчишку, шепнув ему на ухо:
— Заберешь свой табак, когда этот парень уйдет.
— А когда он уйдет? — прошептал мальчишка.
— Скоро. Он ведь нездешний, — тоже шепотом ответил другой.
— Но дедушка ждать не захочет.
— Я зайду и поговорю с ним, не беспокойся.
Шрирам сидел, не двигаясь, и все слышал, но не проронил ни слова.
На другом конце улицы стали собираться люди — толпа постепенно поредела. Кто-то начал поднимать на дерево второй фонарь. Люди смотрели вверх и говорили:
— Раму полез на дерево с фонарем.
Они указывали на парнишку в шортах защитного цвета и шерстяной полосатой безрукавке, надетой на голое тело. Его мать, увидев его снизу, крикнула:
— Эй, Раму, не лезь на дерево! Стащите этого мальца вниз. Вечно он лазит по деревьям.
— Что ты волнуешься? Мальчишки всегда лазят по деревьям — что с того? — спросил кто-то.
Вспыхнула ссора. Мать возражала:
— Ты бы так не говорил, если б у тебя был сын, который вечно рискует жизнью.
Парнишка крикнул с верхушки дерева:
— Будете ссориться, я возьму и спрыгну на землю! То-то все вы завопите!
Толпа веселилась, слушая перебранку. Лавочник на миг забыл о своих бедах, глянул на верхушку дерева и заметил:
— Ужасный мальчишка, вечно он мать пугает своими проделками. Она с ним ни минуты покоя не знает.
— Он уже достаточно взрослый, может сам о себе позаботиться, — сказал Шрирам.
— Да, только мать его испортила: вот он и лазает по деревьям, или плавает, или людей дразнит, просто покоя от него нет, — возразил лавочник.
— Вы все к нему слишком пристаете. Я думаю, он никого не потревожит, если вы оставите его в покое, — возразил Шрирам. — Все что-то ему советуют и надоедают.
Раму с верхушки дерева закричал:
— Я привязал фонарь. Кто еще сумел бы это сделать?