Антология современной французской драматургии - Жак Одиберти

МИРТИЙ(резко). Ты всего лишь грязная чумазая свинья. И если не освободишь его, я сам его освобожу.

ХАЛИФ. Друг мой, да что это за речи?

МИРТИЙ. Ну… Мои… Обычные…

ХАЛИФ. Мне вдруг почудилось внезапно, будто это язык банту. Вы сказали…

МИРТИЙ. Что не дам ему подохнуть, как селедке.

Барабаны приближаются. Вновь появляется зловещий кортеж Человека. При звуках турецкого марша ему наносят удары. Он по пояс обнажен.

ХАЛИФ. Эй, Миртий! Вы игрок?

ЧЕЛОВЕК(Миртию). Одна и та же кожа служит дважды. Для несчастья и для счастья. Было ли так необходимо совершать эту прогулку? (Оступается.)

Его поднимают.

МИРТИЙ (обнажая свой меч). Держись, товарищ! Я иду!

Халиф удерживает его руку. Затем, указывая в пространство.

ХАЛИФ. Вы сумасшедший. Две бригады арбалетчиков держат вас на прицеле.

ЧЕЛОВЕК(останавливаясь перед Миртием). Если ты играешь…

Удар кнута.

…с ним в шахматы, отдай слона, но забери ладью.

ХАЛИФ (Миртию). Поскольку вам доставит удовольствие, чтобы мы задержались, пусть нам принесут подушки, пусть расставят шахматы и будет подан кадаиф!

Появляются слуги с подушками, более многочисленными и роскошными, чем в первый раз. Два мамелюка вносят на своих плечах поднос, нагруженный чайниками и лакомствами. Двое других держат Миртия под прицелом арбалетов. Слуги вносят некое подобие саркофага. Арбалетчики удаляются, пятясь задом и не опуская оружия.

Что хочет он сказать этими ладьей и слоном? (Показывает на принадлежности для игры.) У нас есть дева-убийца, всадники. И у нас есть король. Всадники перемещаются под углом. Благословит Единый вашу руку и мою. (Передает Миртию чай.) А! вы атакуете!..

МИРТИЙ. Время не ждет.

ХАЛИФ. У нас двое часов. Одни указывают время быстрое. Поскольку мы придумали еще и часовое дело.

МИРТИЙ. Маневрируйте, Ваше Величество!

ХАЛИФ. Часы арифметические с зубчатыми цилиндрами, которыми мы потчевали великого западного императора — из тех, что питаются длительностью. И чем более они поглотят длительности, тем более им требуется.

МИРТИЙ(сделал ход). Я беру. Ваша очередь. Мы с вами не договаривались о ставках. Я играю с вами на жизнь Человека против этого браслета Феопомпа Третьего. И добавляю свой воинский шлем. Еще я ставлю меч. (Делает ход.) Беру. Он закален был в Аквитании.

ХАЛИФ (указывает на саркофаг). Часы вторые подходят для отдохновения. Они состоят, в общем и целом, из булыжника в гробу. Работают они с огромной молчаливой точностью. Пред ними чувствуешь себя парящим на границе вечности. Все расстояния стираются. Прошедшее, настоящее и будущее воссоединяются.

Входят Улема и Пожилая женщина, в которой, разумеется, мы узнаем Мать. Оба одеты в мешковатые плащи с капюшонами. Мать сбросила восточное покрывало и выступает в своем лангедокском одеянии. Оба продолжают беседу, которую вели в Лангедоке, где по идее они сейчас и находятся. Священник держит в руках распятие с Распятым. Тем временем Миртий и Халиф продолжают шахматную партию.

СВЯЩЕННИК. Муж ваш подвергается весьма большой опасности. Его манера смотреть на меня ухудшает мое самочувствие. Под прикрытием своей бороды он надо мной смеется. В закромах своего погреба он пьет то, чего пить не имеет права. Но Церковь тем не менее есть окончательный источник.

МАТЬ. По нашему указанию он отправился к вам на исповедь.

СВЯЩЕННИК. Разумеется. Занятие более неприятное для меня, чем для него. Мы затворились в исповедальне на два места, которую он сам и сработал.

МАТЬ. Мой сын ступил на море. Сын мой сейчас умирает. Не для этого я его производила. Я его производила для того, чтобы он производил любовь.

СВЯЩЕННИК. Господь Предвечный предоставил лишь себе производить любовь. Господь Предвечный произвел любовь. Он произвел любовь, Он произвел луну, Он произвел…

МАТЬ. Возьмите лучше вот ужиную траву. Если у вас перо не пишет, она вам его исправит. Вот тогда и говорите о любви.

СВЯЩЕННИК. Сударыня… Послушайте, сударыня… Что за ужасная семейка! (Освобождается от плаща, который подхватывает один из слуг, и вновь предстает в качестве Улемы.)

МАТЬ (вновь облачается в восточное покрывало и принимается говорить нараспев, как нищенка). Асса раиф акмет акарел этлаиф…

Один из мамелюков велит ей замолчать.

МИРТИЙ(Халифу). Вам мат.

ХАЛИФ. Мат? Мне? Королю?

УЛЕМА (Халифу). Рокируйтесь. Рокируйтесь же! Слона?

ХАЛИФ. Действительно. Я рокируюсь.

МИРТИЙ. Ничего не понимаю. Именем Святого Христофора, Светлой Пасхи! Вы жульничаете!

ХАЛИФ. Я не жульничаю. Я рокируюсь.

Миртий швыряет шахматы в лицо Халифу. Затем бросается к часам и обрушивает их на землю. Наконец снимает доспехи и присоединяет их к предыдущим ставкам.

МИРТИЙ. Забирайте жесть. Я отдаю вам все. Но отдайте мне этого человека! Отдайте мне его!

В очередной раз приближается рокот барабана, ему вторят крики.

ХАЛИФ. Партия еще не кончена… Кроме того, я на ваш заклад не подписывался. Забирайте вооружение. (Доверительно.) Не следовало бы нам ссориться в присутствии турецкого капитана.

В мгновение ока слуги убирают подушки. Мимо идет Человек. Он выжат как тряпка.

ЧЕЛОВЕК. Пить… Пить… Я хочу пить… Пить… Я больше не буду… Пить… Мне страшно… Мне не следовало… Я не хочу страданий… (Пошатываясь, скрывается вместе со своим эскортом позади здания.)

МИРТИЙ. Халиф, прелестный мой халиф, мой Кадаиф… Мой папочка Альмусташа… Мой сюзерен… Мой розовый бутон… Вы призовите капитана… Господа! Вы отдаете меня в пытку. Проявите же ко мне решпект. Ко мне… решпект… Я прибыл в эту Палестину, где нет Гроба. Еще дома, у родителей, не верилось мне в это, в эту евангелическую болтовню. Но когда вы говорите о Едином и Огромном, Фатальном и Нечеловеческом, я чувствую правду. Вдруг. И вдруг я понимаю. Ничего здесь не происходило раньше. Именно в этом месте, именно в этот момент и происходит Страстная мука. (Силится точнее выразить то, что чувствует.) Поймите же меня. Я сомневался в своей Церкви потому, что видел ее, ее, до того как увидал его… Теперь я знаю, все это правда… Вдруг, мгновенно, все ко мне вернулось… Сретенье… Троица… Вербное воскресенье… Все сейчас и происходит… Не вполне так, как рассказывали, но совсем немного не хватает. И не надо нам идти до самого конца. Не напитаем мы вопящей плотью мечту Церкви христианской. И да сгинет эта черная мечта в молитвенниках! Бог желает только лишь глотка воды. Господь желает этого! Ему угодно возвратиться в дом. Желательно прилечь. И чтобы его очистили от зла. (Преклоняет колена у ног халифа.)

УЛЕМА (постукивая себя по лбу указательным пальцем). Молодой человек понимает, что присутствует и что мы все присутствуем при злоключениях того, кого они называют Сыном. Человек, которому вы желаете помочь, принадлежит к самому низкому человечеству, заблудшему, которое при любом правлении подставит бок оружию стражников.

ХАЛИФ (намекая на продолжающиеся вопли). А стражники усердствуют!..

Слышны болезненные крики и восклицания, раздающиеся со двора тюрьмы. Миртий раздирает себе грудь.

Мать поет. Это как безнадежная мольба.

МАТЬ. Асса раеф акмет акараеф этлайф — асса рашет акараетамине армахет — Эссалает ассамахет ара мойнора — Алламонова саманара р’хаса ма… ма…

ХАЛИФ. А эта женщина… Она кружит здесь, словно муха… Кто она?

УЛЕМА. Она разговаривает на старинном наречии. (Женщине.) Акра ма на лиш ва?