Звезды видят все - Г Фальберг

Но физик все еще никак не мог успокоиться. Лицо его покраснело от гнева. Он нерешительно продолжал стоять у кресла.

Хофстраат сделал попытку убедить его:

— Чтение мыслей можно проверить только на самом себе. Как же иначе вы убедитесь, что ваши мысли записаны правильно?

— Нет! — Голос Нево прозвучал твердо и решительно. Он уселся в другое кресло, которое стояло посреди комнаты у маленького столика.

— А почему бы вам самому не сесть? — спросил он у Хофстраата.

Его лицо странно при этом изменилось.

Хофстраат молча поднялся и совершенно спокойно, словно это было нечто само собой разумеющееся, сел в кресло, с таким испугом покинутое физиком. Взглянув на часы, он повернулся к изобретателю:

— Десять минут можете мной располагать. Прошу вас, начинайте.

После отказа Нево Петер уже успел выключить аппарат. Он снова нажал на кнопку, и снова закрутились бобины с магнитофонной лентой.

Нево попал в крайне неприятную для себя и постыдную ситуацию. Он неуверенно следил за движениями Петера. Слышался лишь тихий гул аппаратов.

Взгляд Хофстраата был направлен на стол посреди комнаты. Мозг, казалось, напряженно работал; слегка нахмуренные брови свидетельствовали о большой внутренней концентрации.

Петер остался стоять у своего энцефалографа. Он внимательно наблюдал за испытуемым. Левая рука его при этом лежала на выключателе.

Нево беспокойно ерзал на своем кресле, постоянно поглядывая на часы. Опыт продолжался уже шесть минут.

Его взгляд останавливался то на Хофстраате, то на Тербовене. Правая рука лежала на столе, и он, сам того не замечая, нервно барабанил пальцами по гладкой поверхности. Он был очень обеспокоен.

На безымянном пальце поблескивало кольцо странной формы — змея, вцепившаяся в свой хвост; в глазах сверкали два изумруда.

Беспокойное постукивание физика вывело Хофстраата из задумчивости; он посмотрел на руку Нево, и взгляд его застыл на кольце странной формы.

В этот момент Петер нажал на кнопку выключателя и снова повернулся к аппарату.

— Десять минут уже прошли!

Хофстраат поднялся и вернулся на прежнее место.

— Сейчас я перемотаю ленту, а потом мы можем продолжить опыт, — сказал Тербовен.

— Так как завтра в суде мне придется выступать в важном деле, то я уже сейчас попробовал произнести свою речь, — заявил Хофстраат и опустился в кресло.

Потом он повернулся к Нево.

— Ну, господин Нево, теперь-то вы, наверное, не будете возражать, если господин Тербовен с помощью лучевой энергии запишет в вашем мозгу мою выспреннюю, мысленно произнесенную речь.

Нево уже больше не мог разыгрывать из себя оскорбленного.

— Ну, хорошо, — произнес он неохотно и сел в кресло, которого до сих пор так тщательно избегал.

Вспыхнула маленькая красная сигнальная лампочка. Аппарат был теперь переключен в такое положение, когда записанные мысли могли излучаться на человеческий мозг.

— А как вы этого достигаете? Передача сигналов проходит через те же самые электроды? — поинтересовался Хофстраат.

— Да. Ничего не меняется, — ответил изобретатель и добавил, поясняя: — Собственные мысли будут незаметно перекрываться мыслями, записанными на пленку. Это состояние похоже на гипноз.

— Поистине опасная штука! Подбивает на преступные действия! — вставил Нево.

— Вы неправы, — возразил Петер. — Человека, находящегося под гипнозом, нельзя заставить совершить преступление. Приказ гипнотизера совершить убийство остался бы невыполненным.

— Это меня успокаивает в какой-то мере! — Нево вымученно засмеялся. — Ну, включайте! Я готов!

Петер начал возиться у прибора. Красная лампочка погасла, вместо нее зажглась зеленая. Вновь послышался монотонный гул аппарата. Нево откинулся в кресле и закрыл глаза.

Хофстраат не проронил ни слова. Его очень утомило напряжение, испытанное при записи его мыслей. Опершись подбородком на руки, он задумчиво смотрел на неподвижно сидевшего Нево.

Медленно текли минуты. Магнитофонная лента все больше и больше перематывалась с одной бобины на другую.

На лице Нево не дрогнул ни один мускул — он сидел совершенно неподвижно и, казалось, спал.

Держа часы в руке, Петер следил за временем. Наконец его рука потянулась к выключателю и бесшумно перевела его в другое положение. Послышался тихий щелчок, гул смолк, лента остановилась.

Петер подошел к все еще продолжавшему сидеть неподвижно и с закрытыми глазами Нево и тихо провел пальцами по его лбу.

— Опыт закончен, господин Нево!

Физик открыл глаза, его взгляд встретился с взглядом Тербовена, он медленно возвращался к действительности. Он удивленно огляделся и, увидев адвоката, вздрогнул в испуге.

Призвав на помощь всю свою энергию, он заставил себя успокоиться и заговорил, с трудом выискивая слова:

— Опасная игрушка все это! — его голос странно изменился.

Через какое-то время он добавил:

— Впрочем, совсем неплохая речь, господин Хофстраат! — Он снова обрел уверенность. — В вашей практике, оказывается, случаются деликатные случаи, — сказал он напоследок, многозначительно подмигнув.

— Ну, расскажите, как все было! — попросил Петер и с интересом посмотрел на него. — Мысли господина Хофстраата вы воспринимали как свои собственные? — спросил он.

— Я понял, что это не мои мысли, когда вы меня разбудили. А во время приема я казался себе адвокатом, который держит речь.

Нево удивленно потряс головой.

— Странное чувство, должно быть, вы испытали, — заметил Хофстраат. — Ведь вы не юрист, и тем не менее у вас было такое чувство, будто вы держите защитительную речь.

Нево недоуменно кивнул.

Петер сделал несколько шагов в сторону двери.

— Пройдемте лучше в другую комнату, там уютнее.

— И нет таких страшных кресел, — добавил Нево. К нему вновь возвращалось хорошее настроение.

После того, как все уселись, Нево вернулся к замечанию адвоката.

— Я, разумеется, ничего не знаю из того, о чем вы говорили в своей речи, господин Хофстраат, но тем не менее она не казалась мне чужой, поскольку мои собственные мысли были полностью выключены.

Хофстраат повернулся к Петеру, который с интересом следил за рассказом Нево.

— А нельзя ли, сконцентрировав свою силу воли, противостоять этому излучению?

— Нет, это невозможно. Передача происходит с такой интенсивностью, которая при любых обстоятельствах парализует человеческую волю.

— И это, по моему глубокому убеждению, даст изобретению большое поле деятельности, — констатировал Хофстраат.