Не любовница - Анна Шнайдер

— Вы в субботу упоминали премию… Подготовите приказ? На сто процентов оклада.

Оксана покачнулась и едва не пролила кофе.

— Простите, надо было подождать, пока вы поставите блюдце, — улыбнулся Михаил, в то время как секретарь пыталась прийти в себя, застыв в полусогнутом состоянии и с чашкой в ладонях. — Оксана? Очнитесь! Вы слышите меня?

— Слышу, — вздохнула она, и её грудь приподнялась.

Чёрт… Грудь. Почему он раньше думал, что у Оксаны нулевой размер? Нет, это не нулевой. Грудь у неё маленькая, но есть. Первый, наверное. И… безумно интересно, Оксана вообще носит лифчики? С таким размером это необязательно. А ещё любопытно, какого цвета у неё соски… Коричневые или розовые, как клубнички?

Опять! Опять в штанах тесно! Что же он всё как подросток-то, возбуждается от одних фантазий?!

— И вот ещё… возьмите, — кашлянув, произнёс Михаил и подтолкнул в сторону Оксаны свою старую тетрадку, которая лежала у него под локтем.

Секретарь посмотрела на эту тетрадку и вновь слегка порозовела:

— Это?..

— Ну да, — усмехнулся Михаил, ощущая небольшую неловкость. И правда как подросток, ей-богу! — Берегите её. Можно сказать, семейная реликвия.

— Конечно, Михаил Борисович. — Оксана осторожно взяла тетрадку со стола и… положила на поднос. Почти торжественно, словно музейный экспонат какой-то.

— И не стесняйтесь, если вам не понравится, — произнёс Алмазов строго и наставительно, и Оксана вдруг весело улыбнулась, заставив его сердце подпрыгнуть и биться о рёбра.

— О-о-о, я вам всё выскажу, если мне не понравится, — фыркнула она, но тут же постаралась вернуть невозмутимое выражение лица. Получилось, правда, плохо. — Что-нибудь ещё, Михаил Борисович?

— Пока нет. Можете идти.

Оксана посеменила к выходу, и Алмазов, провожая её взглядом, неожиданно осознал, по какой причине ощущает себя парнем в пубертатном периоде.

Просто ему уже очень, очень давно не нравилась девушка…

Глава 24

Оксана

Начать работать сразу она не смогла. Как вернулась в приёмную и села, тут же схватила тетрадку и принялась листать. И… пропала.

Даже если бы шеф не сказал, что это его стихи, Оксана бы всё равно поняла — почерк Алмазова она давно изучила как собственный, знала каждую завитушку. Шеф вообще любил ручные записи, в отличие от многих других людей, давно перешедших исключительно на электронку. Вёл ежедневник, вполне мог оставить записку на столе, а не отправить письмо на почту. Оксану это не напрягало, а в чём-то даже казалось милым. И она раньше не замечала, что отличает почерк шефа от остальных, но эта тетрадка расставила всё по своим местам. Хотя Михаил Борисович в прошлом писал чуть более угловато, однако это точно писал он.

И сами стихи… Такие романтичные, чувственные, почти все — про любовь, некоторые даже были посвящены девочке по имени Таня. И Оксана вдруг ощутила, что немного завидует этой неведомой Тане — Оксане-то никто стихов не писал, да и вряд ли мог бы написать. Эта Таня наверняка красавица во вкусе Алмазова — высокая, фигуристая, с блестящими помпезно уложенными волосами, а не вороньим гнездом. И за волосы, и за фамилию Оксану в детстве даже дразнили Вороной. Она так радовалась, когда вышла замуж и стала носить фамилию Коли — Золотова. Оксана Золотова, красиво же! Но после развода не было ни малейшего желания оставлять что-то от Коли, и она вернула ненавистную фамилию. Пусть лучше так, чем вечное напоминание о предательстве когда-то любимого мужа.

А ведь Коля не то что стихов не писал, он даже почти не рисовал Оксану — под предлогом того, что у него не получаются её «дикие волосы». Оксана не обижалась — не получаются, так не получаются. Она вот вообще не особенно любила рисовать людей, хотя и умела.

Блин, и почему она сейчас думает о бывшем муже?! Да чёрт с ним! И в принципе с мужиками! Вот взять Алмазова. Эта Таня, наверное, его жена? Стихи, получается, он ей писал, и такие, что аж слёзы душат, а теперь изменяет направо и налево. Это что за любовь-то такая?! Или любовь была только в школе, а потом настали серые будни и, как сказал накануне отец Оксаны, захотелось остренького? Вот только её папа ограничился одним разом, а Михаил Борисович девиц меняет даже не как перчатки — как трусы!

Подобные мысли всё-таки заставили Оксану отложить чтение в сторону, но перед этим она пересмотрела около половины содержимого тетрадки. И после, работая в тот день, поневоле вспоминала прочитанное — кое-какие строчки въелись в мозг и не отпускали.

«Итак, она звалась Татьяной. Да, как у Пушкина! Я не смогу найти изъяны в её заманчивой красе…»

«А в волосах застыла осень, в глазах — весна, вода и лёд. Растает он и сердце спросит, огнём в тебя перетечёт…»

«Люблю тебя, как любят чудо. Боготворю, как жизни свет. И мы с тобою друг для друга — закат, и небо, и рассвет…»

Стихи были светлыми, наивными и детскими, но искренними и настоящими. И Оксане было горько осознавать, что в любом случае всё это осталось в прошлом. Даже если не рассматривать причину, ясно одно — больше Алмазов стихов не пишет, а значит…

Значит, его любовь к жене — так же, как Оксанина любовь к мужу, — осталась в прошлом. Вот только Оксана-то разведёнка, а он?..

Глава 25

Михаил

Вечером ему нужно было убегать пораньше — на встречу с представителями компании, которая лепила Алмазову сайт для розничных магазинов. «Лепила» в прямом смысле слова, как в той старой песенке — «из того, что было». А теперь всё это необходимо, по-видимому, полюбить, но у Михаила не получалось. И он собирался «насиловать» менеджеров до последнего, чтобы они допилили сайт. Пока тот смотрелся как большой привет из девяностых.

Алмазов вышел из кабинета, приблизился к шкафу, в котором висело его пальто, и вдруг уловил со стороны секретарской стойки какое-то движение. Обернулся — Оксана вставала из-за стола, и её пушистая голова торчала над стойкой. У Михаила моментально всё внутри затопило теплом, и, наверное, поэтому он ляпнул:

— Хотите поехать со мной?

Секретарь уставилась на него с удивлением, даже рот приоткрыла.

— А-а-а… — протянула, будто что-то припоминая, — у вас сейчас встреча с этими товарищами из веб-студии, которые делают сайт? Но чем я могу помочь? Они же не по-немецки будут разговаривать.

— Вы будете моей моральной поддержкой, — лукаво улыбнулся Михаил. — А то они, честно говоря, меня уже достали.

— Понима-а-аю, — кивнула Оксана, покосилась на часы, висевшие над