БЕРТОЛЕТОВА СОЛЬ АГЕНТУРЫ ГЛУБОКОГО УКРЫТИЯ - Данила Врангель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
бронетехнику. Танки "Абрамс" на Крещатике стреляют в русскоязычное население - это нам
показалось достаточно необычным явлением. Мы решили, что это нарушение паритетного
договора и предприняли ответные, и подчеркну - абсолютно адекватные меры. Группировка
"Абрамс" уничтожена.
- Где она базировалась?
- На Софиевской площади.
- Мда... Собор хоть цел?
- Кирпичик не упал.
- А памятник?
- У нас применялось высокоточное оружие. Не пострадал ни один человек из гражданского
населения. Мусора, правда, много осталось.
- Генерал, шестнадцать сбитых самолётов какое имеют отношение к Подолу?
- Прямое. Авиация альянса пыталась уничтожить группу наших штурмовиков.
- Да, логично. Хотя достаточно двойственно. На Балканах идёт реальная война, а в Киеве, вроде
бы де-юре мир.
- Положение де-факто, как вы видите, имеет отличия.
- Да, генерал. Имеет. Хорошо, оставим дело как есть. Насколько я понял, у нашей авиации
потерь нет?
- Потерь нет.
- Подумайте, как наш отряд МиГ-37 перебросить из Прилук на Балканы. Срок аренды базы в
Прилуках скоро заканчивается, а что впереди - не совсем ясно. И активизируйте действия в
районе Дубровника. Вот это и есть наша главная цель. Сербы должны вернуть себе свой статус.
У них его отобрали силой, придётся силой и возвращать. А Киев дергать, особо не стоит.
В тени густых деревьев, на побережье живописной морской лагуны, в чёрных очках, чёрных
шортах, чёрных бейсболах, глядя на морскую гладь, молча и сосредоточенно пили пиво семь
человек. Один из них, - женщина, - сказал:
- И долго мы ещё будем здесь париться? Я устала, у меня нет сил, у меня накапливается
гиперстресс, мне срочно необходим курс релаксации, я хочу домой! - Замолчала. Закурила. Ей
ответили:
- Леся, не трави душу. Не тебе одной тошно. У меня дома жена, тёща, тесть, дети; племянники, двоюродные сестры и братья; их тёщи, тести, свекрухи и свёкры; мать и отец; и все меня ждут, а
я, - обрати внимание, - молчу.
- Ну и дурак.
Снова под южными деревьями повисла тишина. Жужжали мухи и пчёлы, летали толстые шмели, планировали бабочки, и лился благоуханный запах орхидей на фоне пения средиземноморских
удодов.
- Маринин, - сказал молодому парню мужчина по подпольному имени Седой. - Не трогай
женщину. У неё, как, кстати, и у меня, - кратковременная депрессия.
- Кратковременная? - приподнялась Леся. - Если это кратковременность, тогда что такое
вечность? Ты, Вова, говорил, что тебе должны позвонить, когда изготовят документы.
- Они давно готовы.
- Тогда почему мы не плывём в Киев?
- Нет команды.
- Чьей команды?
- Командира.
- Какого командира?
- У Седого зазвонил мобильный телефон.
Тот ответил:
- Я слушаю.
- Это Дубина. У вас всё в порядке?
- Нет, полковник, не всё. Поголовный депрессивно-неврастенический синдром.
- Это хорошо. Значит, вам необходима перемена образа жизни.
- Еще даже как.
- Вы её получите. Сегодня вечером, - в 19.01, в бухте Клеопатры будет сброшена капсула с
документами. Не упустите, рассортируйте, изучите, войдите в роль легенды и срочно
отплывайте в Киев. Здесь есть серьезное дело. Давай, Вова! - отключился. Седой повертел в
руках телефон, кинул его в траву. Сказал:
- Ну, Леся. Ты просила, просила... И допросилась. Завтра утром отплываем в Киев. Но не на
блины. Мы теперь все подчинённые полковника Дубины. А он парень, - как бы это сказать - тот, который умеет запрячь лошадей.
- Я не лошадь, - сказал Маринин.
- Естественно. Ты конь.
Вечером на берегу бухты Клеопатры дежурили, ожидая посылки, Седой и Маринин. Остальные
остались в лагере и готовили катер к отплытию. Маринин посмотрел на часы.
- Восемнадцать пятьдесят восемь, - сказал.
- У тебя точное время?
- Каждый день проверяю по джи-пи-эс.
- Значит, осталось три минуты. Меньше.
Молча смотрели на море. Легкий бриз шевелил волну. Вдалеке играла парочка дельфинов.
Солнце клонилось к горизонту.
- Ага, что-то летит, - сказал Седой. На горизонте показалась быстро приближающаяся точка, и
вскоре над бухтой с грохотом промчался самолёт с треугольными крыльями и летящий на
высоте десяти метров, не более. Маленький парашют стал медленно опускаться в воду.
- Саша, быстро плыви, а то утонет.
Маринин разделся и кинулся в воду. Через пять минут, тяжело дыша, выбрался на берег, держа в
руках мокрый парашют и длинную, пластмассовую капсулу.
- Уффф... - отряхнулся. - Чего они так низко летают? Как он вообще этой посылкой в бухту
попал?
- Этот не промахнётся. Я его знаю. По самолёту определил. Его собственная разработка. На
авиазаводе переделан из списанного АН-2. Поставили турбореактивный двигатель, переварили
крылья, - между прочим, по секретной технологии Патона, его внук и варить помогал, -
прогнали в трубе, воткнули японскую электронику, - хорошая рабочая лошадка получилась.
Говорят, тысяча двести идёт. А так низко - чтобы радары не засекли. Он взлетает с Кольцевой
дороги, там и садится. Самолёт в трейлер и в кусты.
- Да, хорошая летающая тачка, - задумчиво сказал Маринин, глядя на горизонт. Надо же - так
быстро и так точно.
- Это чепуха. Он, - Бруклин, по-моему, его зовут, - на спор, ночью пролетел под всеми шестью
мостами Киева! Побил рекорд Чкалова. Ночью, на радаре, под всеми мостами. Представляешь?
- Нет, не представляю. Это давно было?
- Месяц назад.
- Да? А янки?
- А что янки? Пока они тупорыло врубались в чём дело, пока докладывали по инстанции, пока
"быстро" реагировали отряды быстрого реагирования - Бруклин слинял на Кольцевую. Погрузил
самолет в трейлер, и домой. Его до сих пор ищут. У Дубины голова болит от этого Бруклина.
Башка, говорит, сбита у этого пилота. Но, Маринин, у кого она не сбита? А этот ещё и лётчик.
- Верно, Вова.
- Я бы, честно говоря, с этим водилой в одну машину не сел. Но ему фартит. Что не вытворяет -
никаких проблем. Чистый самоубийца - под всеми мостами пролететь. Там, говорят, от
детонации оглушенная рыба всплыла. А ему всё до лампочки. Нет башни - нет проблем.
Зазвонил телефон. Седой ответил:
- Я слушаю.
- Это Дубина. Так, Вова, ситуация изменилась. Морские патрули блокируют все входы. Полетите
воздухом. Бруклин вас подбросит. Мы сегодня приварим к самолёту поплавки для посадки на
воду. Утром он будет. Все ясно?
- Ммм... Полковник, может мы всё же катером?.. Оно как-то надёжнее...
- Тебе что, не понятно? Патрули! Всё, не морочь мне голову. Я перезвоню. - Кинул трубку.
- Твою лохматую бабку мать, - тихо сказал Седой. Попали. Летим с Бруклином. Ещё и садиться
придётся на воду. А парашюты он принципиально не берёт. Пойдём, Саша, я сообщу эту
радостную новость Лесе. Она хорошо знает этого летающего придурка. Вот обрадуется
предстоящей релаксации!
- Тебе не кажется, что мы похожи на идиотов?
- А может, так оно и есть?
Седой и Маринин сидели на Крещатике в подземном переходе, называемом в народе "труба".
Оба были в потрёпанной одежде. У Маринина на голове поблёскивала узорами восточная
тюбетейка, и лохматились приклеенные усы. Глаза глядели через неоптические, круглые как
пенсне, очки. В руках он держал балалайку. Седой сидел на корточках и перебирал струны
обшарпанной гитары. На голове его желтым снопом обвисала соломенная шляпа, глаза
скрывались под чёрными очками. Мохнатая борода торчала лопатой вперёд и упиралась в
гитару, мешая играть.
Они исполняли роль нищих музыкантов с юга Украины. И оба были в розыске Интерпола.
"Самый лучший способ спрятать что-либо, - это положить его на самом видном месте", -
философски говорил полковник, отправляя их в "трубу".
По поддельным документам они являлись родственниками. Седой - отец. Маринин - сын.
- Ну, поехали, нечего сидеть, - мрачно предложил Седой, и оба заунывно стали перебирать
струны. Седой владел гитарой с юности, Маринин в детстве учился в музыкальной школе по
классу балалайки. Это и определило их имидж. Музыкальный строй они более-менее держали.
- Беса ме-е-е... Беса ме мучо-о-о... - хрипло завыл Седой.
- Чёртов Дубина, - пробормотал себе под нос Моня.
Они являлись связными. К ним должен был подойти один очень серьёзный человек и передать
контактную весточку - так сказал Дубина, а Маринин - поверил. Теперь бесился и не знал, что
делать. Они торчали в "трубе " уже пятый час. Заработали кучу копеечных монеток - у Седого
оказался талант привлечения капитала завываниями, - но никакого "контакта" не было, кроме
жалостливых взглядов пожилых киевлянок бросавших в шляпу монетки по десять копеек.
В стороне от выступающих музыкантов, недалеко, возле зазывно мигающих игровых автоматов, стояли двое. Они курили сигареты, меланхолично поглядывали по сторонам, и слушали