Сонник Инверсанта - Андрей Щупов

Перейдя мост и задержавшись возле полосатого, как пограничный столб, лотка, я купил два золотых апельсина. Один немедленно очистил и съел, второй сунул в дипломат, подобно лесному бурундуку откладывая пищу в прок. Выйдя на Старую, мощеную булыжником площадь, сполоснул руки у фонтана, там же присел на скамейку. Апельсин вкупе с речным мальком сумели таки вдохнуть в меня порцию бодрости. Настроение повысилось, и взором праздного гуляки я начал изучать шествующую мимо публику.

На мужчин я, впрочем, не смотрел, — глазел преимущественно на дамочек, тем более, что последние одевались несколько иначе, нежели в моем привычном мире. Я бы сказал — более рискованно и раскованно. Во всяком случае, масса мелочей, на которые раньше я не обращал внимания, теперь сами собой бросались в глаза. Мнительность и одиночество сделали меня более зорким, заставляя по-новому оценивать глубокие декольте и полное отсутствие лифчиков, обилие стальных каблучков и юбочки всех цветов радуги. Следовало признать — в Екатеринбурге одевались более скромно, а потому, несмотря на слепящее солнце, я продолжал пялиться на снующих вокруг девушек, с загорелых ножек перескакивая на лица и вновь возвращаясь к ножкам.

Если вы читали труды психологов, то должны знать, что короткая юбка — это не просто желание щегольнуть перед публикой, это мироощущение. В каком-то смысле это вызов миру и приглашение к знакомству одновременно. Это знание своей цены и вместе с тем определенное самолюбование. Кто кутает себя ниже колен тканью, тот не верит в свои силы, не хочет приглашать и не хочет отбиваться. А потому я отлично понимал людей, которые готовы были петь гимн отважным хозяйкам мини.

Как я не порхал глазами туда-сюда, однако на этих мелькнувших на отдалении ножках я все же задержался. Меня прямо в жар бросило, когда я застопорил на них взор. Они и двигались, точно плыли, перекатывая под атласной кожей волны тренированных мускулов, собственной грациозностью сообщая всему окружающему миру волнующий и необоримый смысл. Уверен, именно такие ножки заставили некогда нашу планету вращаться. Да и войн из-за означенных ножек, наверняка, приключилось немало. И ничего удивительного! Хотел бы я посмотреть на такого мужчину, который при виде такой красоты не ощутил бы желания вскочить с места, сорок раз отжаться и немедленно сотворить какой-нибудь подвиг. Я, впрочем, наоборот застыл, не двигаясь, боясь спугнуть нечаянное мгновение. Я и выше-то глаза не поднимал, опасаясь скорого разочарования. При этом я мучительно продолжал гадать, что же именно завораживает мужиков в подобном видении? Форма ног? Движение? Или миг пугающей тайны, вроде той, что грезится при виде смутного акульего силуэта в голубой воде?…

Между тем, хозяйка ножек, задержавшись на противоположной стороне дороги, чуть повернулась, и, увы, в профиль ее ножки оказались еще великолепнее. Ни ветхие брючки, ни самые пуританские юбки не сумели бы испортить такого изящества. А еще меня удивил сам факт моего восторга. Уж простите, не тот был момент, чтобы пускать слюни и любоваться женскими прелестями. Однако слюни я все же продолжал пускать, поскольку в том и кроется сила любой красоты, что ни с обстоятельствами, ни с придуманными правилами она абсолютно не считается. Другое дело, что к подобным встречам мы в массе своей не готовы, и обычно красота проплывает мимо, как величаво проплывает какой-нибудь сказочный лебедь мимо сгрудившихся на берегу замурзанных воробьев. Несчастным впору только распахивать клювики и осоловело таращиться вслед.

Решившись, наконец, поднять глаза выше, я с изумлением убедился, что девушке повезло не только с ногами. Это была блондинка с задорно вздернутым носиком, искристым взором и плотоядным пухлогубым ротиком. Я поморщился. Симпатичная головка в довесок к талии и ослепительным ножкам — это попахивало уже перебором. Как психолог, я знал вполне достоверно, что именно такие красавицы, как правило, успешны в звездных профессиях и абсолютно несчастны в личной жизни. Именно так сохраняется равновесие в природе, и ангельских характер сплошь и рядом привлекает злостных нетопырей, а на лебединую красоту с удовольствием слетается зловонное воронье…

Между тем, юная особа все никак не могла дождаться, когда пройдет поток машин, чтобы перебежать дорогу. Три или четыре авто попытались было притормозить возле красавицы, но всякий раз дамочка досадливо мотала головой.

Площадь, на которой я сидел, к этому времени основательно прокалилась. Мир стал ярким до слез. Тем не менее, я продолжал держать объект наблюдения в поле зрения.

Вот алый ротик ее раскрылся, она что-то прокричала и махнула рукой. Я загрустил еще больше. Почему не встречаются в жизни одинокие принцессы? Почему так получается, что все они уже заняты, расхватаны и распределены на много лет вперед? Вот и на этой площади, верно, торчит какой-нибудь счастливчик с парой мороженого в ладони и золотыми часами на запястье, не понимая того, что, вытащив счастливый билет, он заступил тем самым дорогу сотне иных более достойных претендентов…

Ножки наконец-то дробно перебежали дорогу, зацокали в моем направлении.

— Приветик!..

Я вздрогнул и в очередной раз промокнул платком слезящиеся глаза. Юная особа, не щадя своих ножек, шагала прямо к нашим скамейкам. Выходит, счастливец расположился где-то поблизости. Я обернулся. Справа с вязанием на коленях пристроилась ветхонькая старушка, слева и вовсе никого не наблюдалось. Я хотел было оглянуться назад, но это выглядело бы смешно, и я удержался.

— Ты чего головой крутишь? Не узнал?

Теперь уже сомневаться не приходилось. Спрашивали не кого-нибудь, — меня. Изумление отразилось на моем лице столь явно, что девушка рассмеялась. Впрочем, частица моей неуверенности передалась и ей. Глядя на меня, она, словно кепку, поправила на голове соломенные завитки.

— Эй, Петя-Петушок! Что с тобой такое?

Имя она угадала, и теперь деваться мне было просто некуда.

— А что со мной? — я экстренно проводил внутреннюю мобилизацию, спешно брал себя в руки, пытаясь вернуть физиономии былую уверенность. — Ничего. Сижу вот, скучаю.

— Вижу, что сидишь. А почему не здороваешься? Почему без машины?

— Пешком ходить люблю потому что, — пробормотал я, выворотив фразу наизнанку.

Она снова засмеялась, загорелой ладошкой ткнула меня в грудь, нагнувшись, запросто чмокнула в щеку. Это было уже слишком. Я не монах и не слишком тушуюсь в подобных ситуациях, но этот мир по-прежнему не давал мне опомниться.

— А ты как здесь оказалась? — это произнес уже я, пытаясь перехватить утерянную инициативу. — Тоже гуляешь?

— Ну, ты даешь! А кто мне здесь назначил свидание?

Я посмотрел девушке в лицо и смешался. Что-то было не так. Что-то, чего я по-прежнему не понимал. Совпавшее время, место встречи, имя… Кроме того, на один крохотный миг мне вдруг показалось, что я знаю эту девушку. Или когда-то знал. Была у меня однажды пациентка, что лепила из глины различные фигурки. Причем люди у нее выходили в виде цветов, когда она к ним благоволила, и в виде страшноватых змей, когда они их боялась. Собственного мужа она неизменно изображала жутковатом питоном, а отец ее получался похожим на раздувшуюся кобру. Помню, мы весело с ней болтали, и с каждым сеансом я все больше убеждался в том, что передо мной очередная жертва семейного домостроя. Лечение требовалось одно-единственное — а именно чисто хирургическое. Но, увы, «отсечь» бедную девушку от суровых родственничков я, конечно, был не в состоянии. А тогдашний мой вердикт не произвел на этих плечистых монстров никакого впечатления. Они даже не снизошли до того, чтобы дать мне по зубам. Просто встали и увели пациентку домой. А еще через день в кабинет забежал ее папаша, который брезгливо вывалил ко мне на стол с полдюжины глиняных поделок. Во всех этих фигурках я с изумлением узнал себя, и все они были исполнены в виде роз, тюльпанов или ромашек. К слову сказать, глиняные эти цветы поныне хранятся у меня на полке. Вернее, хранились — в том прежнем моем мире…

— Собственно, потому я и пришел.

— А, по-моему, ты не пришел, а дошел. Во всяком случае, вид у тебя совершенно очумелый. И брюки все насквозь мятые.

— Видишь ли… — я порывисто вздохнул. — Со мной кое-что приключилось. Возможно, мне даже понадобится твоя помощь.

— Да что ты говоришь!

— Честное слово! Эту ночь я вынужден был спать в парке, на узкой деревянной скамье.

— Зачем? — она удивилась, но не очень. Видимо, тот, кого она знала раньше, позволял себе и не такие чудачества. Угадать бы, черт возьми, кем он был — этот неизвестный? Хиппи, художником или богатеньким предпринимателем?

— Так получилось…

— Ладно, хоть так. — Она фыркнула. — Ладно, не тушуйся.

— Я не тушуюсь.

— Вот и хорошо. Что делать-то будем? В смысле развлечений?