Дочь короля Эльфландии - Лорд Дансени

Алверик шел вперед весь день, исполнен бодрости и сил, как всегда бывает в начале пути: это помогало страннику идти вперед, хотя обременяла его немалая ноша: и запасы провизии, и огромное одеяло, наброшенное на плечи, словно тяжелый плащ; помимо этого, скиталец нес с собою дрова для костра и посох в правой руке. Воистину, нелепую фигуру являл собою Алверик: с посохом, мешком и мечом; но одна-единственная мысль вела его, вдохновляла и дарила надежду - а подобные люди всегда кажутся странными.

Алверик остановился в полдень, чтобы поесть и набраться сил, а затем снова медленно двинулся вперед и шел, пока не наступил вечер; но даже тогда страннику не удалось отдохнуть, как он намеревался; ибо когда вдоль восточного горизонта сгустились и заклубились сумерки, Алверик то и дело поднимался с места, где устроился было на покой, и проходил еще немного вперед, поглядеть, а не это ли густая, плотная пелена, что ограничивает ведомые нам поля, отделяя их от Эльфландии. Но всякий раз то оказывались земные сумерки, и вот, наконец, вышли звезды - все до одной знакомые звезды, те, что глядят на Землю. Тогда Алверик прилег среди этих угловатых, не покрытых мхом камней, подкрепился хлебом и сыром и утолил жажду; когда же на равнине повеяло ночным холодом, юноша развел костерок из скудных запасов дров, устроился поближе к огню, завернувшись в одеяло и плащ; и, еще до того, как угли догорели, крепко уснул.

И вот наступил рассвет, в котором не слышалось ни пения птиц, ни шелеста листьев и трав; в мертвом безмолвии наступил ледяной рассвет; и ничего на всей этой равнине не приветствовало возвращение солнца.

Если бы вечная тьма пала на эти острые камни, оно было бы лучше, подумал Алверик при виде того, как тускло поблескивают их бесформенные груды; теперь, когда Эльфландия исчезла, тьма казалась желанной. И хотя уныние расколдованного края проникло в душу странника вместе с рассветным холодом, пламенная надежда в душе его все не гасла, и, едва дав Алверику время подкрепиться подле остывшего черного круга одинокого костра, вновь погнала его вперед, на восток, по каменистой равнине. Все утро Алверик шел и шел, не встретив по пути ни травинки. Золотые птицы, что видел он прежде, давно уже улетели в Эльфландию, а птицы наших полей и все ведомое нам живое избегало угрюмой пустоши. Алверик шагал в полном одиночестве: вот так, одни, люди мысленно возвращаются к памятным местам; только вместо того, чтобы оказаться в памятных местах, юноша скитался в земле, вовсе утратившей волшебную красоту. Ноша скитальца стала чуть легче, чем накануне; однако брел он устало, ибо утомление предыдущего дня уже давало о себе знать. В полдень Алверик остановился и долго отдыхал, а затем снова двинулся в путь. Бесчисленные каменные глыбы сливались перед странником в сплошной ковер, что раскинулся до самого горизонта, очерчивая небо прерывистой зубчатой линией; за весь день бледно-голубые горы так ни разу и не показались. Вечером Алверик снова развел костер: запас дров быстро убывал. Язычки пламени, - только они одни и тянулись вверх на этой пустоши, - почему-то усиливали чудовищное чувство одиночества. Юноша сидел у огня и думал о Лиразель, и упрямо не желал расстаться с надеждой, хотя для того, чтобы убить всякую надежду, хватило бы одного взгляда на каменные глыбы: хаотические очертания скал вобрали в себя нечто от равнины, их породившей, и недвусмысленно намекали на то, что пустоши не будет конца.

Глава 13.

СКРЫТНЫЙ КОЖЕВНИК.

Прошло много дней, прежде чем тоскливое однообразие скал убедило Алверика, что каждый новый день его путешествия похож на все предыдущие, и что, сколько бы странник ни шел, прерывистая линия горизонтов, сменявших друг друга унылой чередою, останется прежней, а бледно-голубые горы так и не покажутся. Уже десять дней брел Алверик по каменистой равнине; двухнедельный запас провизии все таял и таял; и вот наступил вечер, когда Алверик, наконец, понял, что ежели он пойдет дальше и так и не увидит вскорости гряды эльфийских гор, он погибнет от голода. Потому он поужинал, сберегая каждую крошку, - в темноте, ибо запас топлива для костра давно уже иссяк, и отказался от надежды, что вела его вперед. И как только на небе зажегся первый луч, указавший страннику, где находится восток, Алверик доел скудные остатки ужина и пустился в долгий, изнурительный путь обратно к полям людей, по камням, что казались еще более твердыми и острыми, потому что теперь Эльфландия оставалась у странника за спиною. На протяжении всего этого дня Алверик почти не ел и не пил, и к тому времени, как настала ночь, у него еще сохранилось достаточно еды на четыре дня.

Прежде странник рассчитывал на то, что в течение последних оставшихся дней сумеет идти быстрее, ежели придется-таки повернуть вспять, потому что пойдет он налегке; Алверик даже не подозревал, сколь изматывает и угнетает безысходно-неизменная скалистая равнина, когда угаснет надежда, что светом своим слегка затушевывала ее угрюмые очертания; он вообще мало задумывался об обратном пути до тех пор, пока не наступил десятый вечер, бледно-голубые горы так и не показались, и он окинул вдруг взглядом свои припасы. И только опасения, что, может быть, ему не удастся добраться до ведомых нам полей, то и дело нарушали однообразие обратного пути.

Бесчисленные каменные глыбы лежали чаще и были крупнее, нежели могильные плиты, и не столь правильной формы, однако пустошь все равно напоминала кладбище, что раскинулось над миром, воздвигнув немые монументы над безымянными усопшими. Замерзая холодными ночами, ведомый пламенеющими закатами, Алверик брел сквозь утренние туманы, сквозь бессмысленные дни и изнуряющие вечера, вечера, в которых не слышалось пение птиц. Прошло уже более недели с тех пор, как странник повернул назад; запасы воды подошли к концу, но взгляд по-прежнему не различал вдали ведомых нам полей, - и ничего более знакомого, нежели каменные глыбы; теперь Алверик словно бы начинал узнавать их, и непременно сбился бы с пути, повернув на север, юг или восток, если бы не алое ноябрьское солнце, которому он следовал, если бы не случайная приветливая звезда. И вот, наконец, когда скопища камней потемнели в сгустившихся сумерках, на западе, над скалистой равниной, сперва бледное в последних отблесках заката, но постепенно делаясь все более и более оранжево-ярким, замерцало оконце под остроконечною крышей обители людей. Алверик поднялся и зашагал в ту сторону, но в темноте камни и усталость одержали над ним верх, и странник прилег на землю и уснул; и крохотное желтое оконце светило ему во сне, принимая обличия надежды столь же прекрасной, как те, что являются из Эльфландии.