Сова, которой нравилось сидеть на Цезаре - Мартин Уиндроу

1 февраля

Около девяти вечера Мамбл начала суетиться в гостиной. Сова явно была чем-то взволнована и вела себя не так, как обычно. Я подошел поближе и попытался ее успокоить. Она пробежала мимо меня к стеклянной двери балкона и начала яростно ухать. Проследив за ней взглядом, я увидел на балконе еще одну сову, видимо, самца. Резкое поведение Мамбл его не напугало, а скорее заинтересовало. («Класс! А ты горячая штучка!» – явно думал он. Мне представился этакий франт с прилизанными волосами, тонкими усиками, букетом цветов в одной лапке и коробкой засахаренных мышей – в другой.) Заметив меня, он взлетел, но все же немного помешкал, и это промедление показалось мне особо оскорбительным. Судя по всему, не я один считаю Мамбл хорошенькой.

4 февраля

После нескольких неспокойных ночей я придумал способ помешать Мамбл перекрикиваться с потенциальными женихами, появление которых она воспринимала как посягательство на свою территорию. Я решил просто позволить ей свободно летать по квартире всю ночь, хотя это могло показаться странным. Может быть, ей не нравится сидеть взаперти в ночной клетке, не имея возможности защитить свою территорию от нагло вторгшейся другой совы? Я решил вечером накормить ее пораньше и проследить за ночным поведением. Если она будет вести себя спокойно, то я посажу ее в ночную клетку попозже. Но если она будет беспокоиться и шуметь, я просто оставлю ее в квартире, предоставив в ее распоряжение гостиную, кухню, ванную и коридор. Надеюсь, это ее немного успокоит, и утром я обнаружу ее дремлющей на двери ванной.

Усаживая сову в ночную клетку, я обычно накрывал ее старым одеялом и отправлялся спать. От этого она становилась гораздо спокойнее. Я испытывал чувство вины, но только так можно было защитить ночной сон соседей и обеспечить Мамбл безопасность. Утром, когда я снимал одеяло и открывал клетку, она запрыгивала на жердочку у порога, здоровалась со мной, а потом устраивалась на моем плече и сидела там несколько минут. Пока я ходил по кухне, ставил чайник и заваривал кофе, сова окончательно просыпалась и забывала о том, что провела ночь в закрытой клетке.

19 марта

К балконной клетке я вышел около восьми вечера, чтобы забрать Мамбл в дом. Сова вела себя неспокойно, распушала перья и переступала с лапы на лапу. Выйдя на балкон, я услышал неподалеку уханье. Попав в клетку, я открыл корзинку и стал ждать, когда Мамбл в нее запрыгнет. И вдруг мимо балкона пролетела очень крупная неясыть. Сова летела медленно и бесшумно. Я был уверен, что это самец, и он смотрит прямо на нас. Дело происходило на высоте около двадцати восьми метров над уровнем земли. Мамбл яростно крикнула и начала метаться по клетке. Я предпочел ей не мешать – довольно непросто было уклониться от ее непредсказуемых движений в клетке размером со шкаф. Через пару минут ухажер скрылся из виду, Мамбл понемногу успокоилась, и мне удалось уговорить ее прыгнуть в корзинку. Но и там она недовольно встряхивалась и что-то бормотала.

Оживленные события последних двух месяцев дали мне возможность записать разнообразный лексикон моей совы. Я выделил шесть основных сигналов, хотя каждый из них может интерпретироваться по-разному:

1. Обычный дневной разговорный вибрирующий «квиипс» и монотонное бормотание, обычно на повышающейся ноте.

2. Долгий, переливчатый боевой клич индейцев, который сова издает в клетке, увидев мое приближение; тот же звук она издает, когда осторожно исследует какой-то темный уголок или нору: ровное, монотонное «ву-у-у… ву-у-у… ву-у-у», печальное и однообразное.

3. Раздраженное чириканье, когда я не спешу накормить ее или требую от нее того, чего ей делать не хочется – например, усаживаю в корзину-переноску по утрам, хотя она еще к этому не готова.

4. Нечто вроде «свистка чайника перед закипанием»: этот звук говорит о том, что сову что-то оскорбляет – например, по откосу расхаживает голубь. Этот звук начинается с того, что сова ссутуливается, распушает перья на горле и начинает быстро и угрожающе повторять: «Сквер? Сквер? СКВЕР! СКВЕР-Р-РК!»

5. Обычный крик, отпугивающий других сов, по сягающих на территорию: «ХУ-У-У-У! Хуу, хуу-хуу, ХУ-У-У-У-У!»

6. «Кии-викк! Кии-викк!» – обычная реакция на крики другой совы. Похоже, предположение о том, что Мамбл использует этот крик для отпугивания, оказалось правильным, потому что она действительно отвечает на крик чужака, которого я не слышу.

Около десяти вечера Мамбл, сидя на подоконнике, исполнила настоящий гитарный рифф № 6. Она сидела совершенно спокойно и невозмутимо, но вдруг начала переступать с лапы на лапу и вглядываться в темноту, а потом издала резкий крик: «Вук! В-в-вукк! ВВУ-У-У-К-К-К!» Затем она неожиданно успокоилась, не переходя на полное крещендо, и продолжила тихо, сердито бормотать на уже другой ноте, очень презрительно и раздраженно: «Ввак-к-к… ввакк… ввак-к-к…»

Спокойнее всего реагировала на перепады настроения Мамбл моя секретарша Джин. В начале июня 1979 года мне понадобился недельный отпуск – я хотел вместе с моим братом Диком отправиться на двадцатипятилетие высадки в Нормандии. Ветераны и энтузиасты организовали пробег по Нормандии на сотне старых военных автомобилей – от мотоциклов и джипов до самоходного противотанкового орудия М10. Естественно, что взять сову с собой за границу и возить ее в багажнике старого бронеавтомобиля было немыслимо. Даже у британской эксцентричности есть пределы. Примерно в то же время Джин нужно было взять на несколько дней отгул, и она смело вызвалась присмотреть за моей совой.

Я тщательно объяснил ей все необходимое. Она была уверена, что со всем справится. Мы устроили двадцатичетырехчасовой процесс передачи обязанностей, чтобы Джин и Мамбл поближе познакомились. Фотография Джин с совой на ноге напоминает мне о том, что Мамбл согласилась терпеть ее присутствие без особой суровости. Но на снимке обе смотрят друг на друга весьма подозрительно. Помню, очень тревожился о том, что произойдет, когда они останутся наедине на несколько дней, а я окажусь вдали и не смогу даже позвонить (все происходило до появления мобильных телефонов и электронной почты).

Я показал Джин, где хранятся продукты для людей и сов, научил ее разделывать крохотный трупик из морозилки: оттаивать его в миске с горячей водой, а потом посыпать специальной биодобавкой. Эта добавка SA37 содержала различные минералы, витамины и микроэлементы, ее рекомендовали для всех домашних любимцев в периоды стресса, которые могли пагубно сказаться на здоровье. Я не считал, что Мамбл переживает стресс, но в справочнике выяснил: она скоро начнет линять, и хотел, чтобы этот период она пережила с минимальным для себя ущербом. Я продемонстрировал Джин, как сажать Мамбл в корзину-переноску, как действует дверь клетки на балконе, оставил ей защитную каску, одежду, перчатки и очки.

Первый опыт взаимодействия с балконной клеткой дался Джин нелегко.

В Нормандии было прекрасно. Я навсегда запомню первый вечер в баре в Сент-Мер-Эглиз. Хозяин бара поднял из постели свою бабушку, чтобы та помогла приготовить чипсы для пятидесяти мужчин. Один из нас, неожиданно поддавшись усталости и эмоциям, протолкался через толпу, вышел на улицу и улегся на свежем воздухе, использовав тротуар в качестве матраса. Никогда не забуду солнечное утро на пляже Юта, когда мы рыскали в поисках сувениров. К своему удивлению, я обнаружил там не только гильзы, но и воротник от полевой куртки американского десантника – он был зажат между двумя небольшими камешками прямо возле берега.

А потом пошел дождь. Он шел, и шел, и шел… Единственным утешением стал замечательный кальвадос и очаровательные подружки двух дружелюбных голландцев, которые следовали за нами на старом «додже» медицинской службы. Подружки выглядели куда лучше моих спутников мужского пола. Белый автомобиль разведки M3A1, который мы окрестили «загоном для свиней» за солидную вместительность – туда помещались шестеро крупных англичан вместе со всем вооружением, – несколько раз ломался, что доставляло Дику истинное удовольствие (он всегда ценил возможность покопаться в какой-нибудь машине). Когда это случалось, мне – как и моей сове – всегда хотелось забраться повыше, где можно было покурить, любуясь ногами брата, торчащими из-под самых разных частей заглохшей четырехтонной махины из стали оливкового цвета.

До сих пор не знаю, как ему удалось довезти нас до парома и отправить домой. В последнее утро снова выглянуло солнце, но все мы, кроме Дика, мучились от ужасного похмелья. Вид Булонских доков вселил в нас энтузиазм. Помню, как сидел на тротуаре с одним из моих спутников и грыз чипсы, купленные на последние франки. Мы ждали, когда Дик явит нам очередное чудо – и он не обманул ожиданий. Последний триумф заключался в том, что он договорился о прокате машины в обмен на обещание тайно перевезти через Ла-Манш огнемет военных времен, который кто-то приобрел в качестве сувенира.