Рэмбо 2 - Дэвид Моррелл

Потому что за спиной Траутмэна стоял Дойл и целился ему в голову из М-16.

— Эй, слушайся во всем моего приятеля, ясно? — сказал Дойл. — Успокойся и затихни. Ты действуешь всем на нервы. Так можно заработать язву.

Эриксон резко развернул машину.

Теперь место подхвата было прямо под ними. От взвихренных винтом потоков воздуха полегли кусты. Вертолет держал путь под надежное крылышко эсминца «Бутон».

9

Рэмбо не верил своим глазам.

Он бежал по поляне с Бэнксом на спине.

Справа и слева вздымалась от взрывов земля.

«Агаста 109» внезапно прекратила снижение.

Рэмбо отчетливо видел, как пилот Эриксон, пожал плечами и махнул рукой.

Крутой вираж, мотор захлебнулся в реве, и вертолет стал удаляться.

— Что за чертовщина?.. Где он?.. — недоумевал Бэнкс. — В чем дело?

— Они нас предали.

— Эти ублюдки бросили нас?

— Остается рассчитывать только на себя.

Рэмбо опустил Бэнкса на землю, сделал наугад две очереди из АК-47, который внезапно замолк. Кончились патроны. Рэмбо выругался.

Да, нас предали, думал он.

Огонь со стороны джунглей прекратился, если не считать одиноких выстрелов. Солдаты ползком приближались к поляне. Рэмбо отшвырнул автомат в сторону и бросил прощальный взгляд на небо.

«Агаста 109» быстро удалялась в сторону базы и скоро превратилась в крохотную точку.

Солдаты подступали все ближе. Злобно щетинились нацеленные на него винтовки.

Больше всех злобствовал один из них, узнавших в человеке на поляне того пленника, который причинил ему много неприятностей. Парня, чья грудь и спина исполосованы его, сержанта Тая, ножом.

Приклад АК-47 с размаху опустился на голову Рэмбо. Он упал на землю. Прежде чем потерять сознание, подумал, изнемогая от боли и гнева: «Если выживу — а я заставлю себя выжить — этот сукин сын ответит мне за все».

10

Коу до боли в суставах стиснула лук и колчан со стрелами. Отсюда, из джунглей на противоположной стороне поляны, она, надежно скрытая густыми зарослями, видела все. Даже капельки пота на разъяренных лицах солдат, окружавших ее парня.

Он рухнул на колени, когда сержант ударил его по… Коу силилась подобрать английское выражение… по интимному месту, промежности…

В пах.

Ее сердце разрывалось от боли — Рэмбо били по спине, груди, ногам. Она ощущала эти удары на себе и едва сдерживала стоны. Но держалась стойко — так, как держался бы на ее месте Рэмбо.

Да. Он — ее парень. Между ними существует какая-то связь. Коу поняла, почему он велел ей уходить — не потому, что не хочет взять ее в Америку. Нет, он бы обязательно взял ее туда.

Рэмбо не хотел рисковать ее жизнью. Ведь солдаты были так близко, а вертолет так далеко.

Он хотел, чтоб она спаслась.

Солдаты волокли по земле почти бездыханное тело ее парня и этого военнопленного Бэнкса, который плакал навзрыд.

И Коу дала себе обещание.

Даже не обещание, а клятву.

Коснулась висевшего на шее талисмана.

Ее парень, Рэмбо, хотел спасти ей жизнь.

Она клянется Буддой, что спасет жизнь ему.

11

Мэрдок поставил на стол стакан с виски.

— Извините, льда нет. Пейте.

— Ты в своем уме? Черт возьми, ты отдаешь себе отчет в том, что ты натворил? — орал Траутмэн.

— Отдаю ли я себе отчет? Разумеется. У вас есть пять, нет, десять минут выслушать мой рассказ о прежней администрации, госсекретарях, а также всех прочих секретарях, комитетах, дипломатических отношениях и так далее?

Лицо Траутмэна пошло пятнами.

— А в это время Рэмбо будут распинать на мученическом кресте.

— Полковник, мы с вами взрослые люди. К тому же знакомы с тем, как обстоят дела. Это война. Необъявленная война. Холодная. Коварная. Упорная. А в любой войне приходится жертвовать людьми.

— Но не моими людьми.

— Всякое случается. Только не говорите мне, будто вы забыли про Ки Сан, этот никому не нужный клочок земли. И вы…

— Только не я.

Не вы, так другие допустили, чтобы сотни и тысячи хороших людей сложили головы в идиотской осаде никому не нужной кучи грязи, этой называемой стратегической высоте, не представлявшей для нас никакой ценности, ибо вокруг — сплошные джунгли. Неужели тот, кто замыслил эту операцию, забыл об уроке, который преподал французам Хо Ши Мин Дьен Бьен Фу? Жертвы? Да на войне не обойтись без жертв. Поэтому не учите, полковник, ученого. И не разыгрывайте из себя невинного младенца. Вы не настолько глупы. Уверен, у вас с самого начала возникли некоторые подозрения, однако вы молчали до последнего, что делает вас соучастником происшедшего. Не так ли?

Траутмэн швырнул в стену стакан. Во все стороны брызнули осколки, но Мэрдок даже бровью не повел. В тесной комнатенке терпко запахло виски.

Что может быть общего у меня с таким мерзавцем, как ты? Выходит, наша операция изначально была задумана как спектакль? Как и вся эта проклятая война. Спектакль, обман!

— Старая песня. Все это дело рук политиков. Траутмэн видел перед собой бесстрастное лицо Мэрдока. Постарался взять себя в руки. Сделал глубокий вдох.

— Ладно. Но в таком случае, какую вы преследовали цель?

— Я? Мне-то зачем? Я тоже выполнял приказ. У меня, полковник, есть свои обязательства — перед женой и детишками. Думаете, мне доставляет удовольствие причинять страдания другим? Я всего лишь на службе. Знать бы, что хорошо, а что плохо — и тебе прямая дорога в служители Господни, верно? Я маленький человек. Поступаю, как мне велят так называемые ученые мужи и жены. К тому же я не хочу быть шовинистом. Одним словом, делаю то, что мне говорят, и того же требую от моих подчиненных. Если бы твой парень, этот, насколько я понял, шизик, ограничился своим заданием, а именно: щелкнул несколько раз своим фотоаппаратом и слинял по-тихому, мы бы его забрали. И никаких проблем.

— Черт побери, объяснитесь!

Мэрдок в недоумении посмотрел на Траутмэна. Вздохнул. Сел в кресло.

— Все ясней ясного. Предположим, Рэмбо докладывает, что не может найти их. Поверьте, так оно и должно было быть. Насколько нам известно, тот лагерь пуст, к тому же ваш парень сам когда-то из него бежал. Разумеется, в этом есть своя символика: смельчак любит рисковать жизнью и непременно захочет во второй раз посетить ад. Предположим, его хватают — что ж, он частное лицо, герой, действующий на свой страх и риск. Ну, а если ему везет и он обнаруживает какие-то доказательства, они, ясное дело, затерялись бы где-нибудь между Таиландом и Вашингтоном. И все чисто. Никаких военнопленных. Конгресс это скушает. Легион Семей тоже. Может, даже ветераны. Разве можно себе представить, что лагерь снова заселен? Вашему парню во что бы то ни стало захотелось быть героем. Одних снимков ему мало — еще прихватил с собой сувенир. Так и прет из него этот его героизм. Вот мне и пришлось все переиграть. Другого выбора у меня не было.

— Это вопиющее предательство! Нужно немедленно выручить его!

— Как бы не так! Управление на это не пойдет. Ни за что! Да вы отдаете себе отчет в том, что бы случилось, возвратись тот второй парень на родину? Мы здесь ведем переговоры о выкупе. В семьдесят втором, когда сворачивалась война, мы условились заплатить Северному Вьетнаму четыре с половиной миллиарда долларов за оставшихся у них наших парней. Миллиардов, полковник. За этих полудурков. Такая колоссальная сумма. Но другого выхода не было.

— Итак, выкуп уплачен не был, болтовня продолжается, второй фазы переговоров об освобождении так и не последовало.

Черт возьми, что бы вы сказали, появись эти калеки на экранах в шестичасовых новостях? Что, снова начинать войну? Предпринимать вооруженное вторжение? Бомбить Ханой? Неужели вы всерьез надеетесь, что кто-то выступит перед Сенатом Соединенных Штатов с просьбой выделить четыре с половиной миллиарда за парочку всеми забытых призраков? Вы разве не читали насчет дефицита национального бюджета?

— Призраков? — Траутмэн весь напрягся. — Вы, Мэрдок, когда-нибудь принимали участие в бою? Только не повторяйте мне тот анекдот про подразделение, которым вы якобы командовали в шестьдесят шестом. Да вы видели войну только в шестичасовых новостях. Они же участвовали в бою. Их товарищи погибли в бою. Им самим повезло меньше. Думаю, они денно и нощно молят Господа о том, чтоб он послал им смерть. Но они еще не призраки. И зарубите себе на носу, вы, ублюдок, — этих парней во что бы то ни стало нужно вернуть домой.

Мэрдок покачал головой.

— Этого не будет.

— Прости вас Господи.

Мы ведем бессмысленный разговор, — изрек Мэрдок и залпом проглотил виски. — Мне следовало знать заранее, что… ну, скажем, человеку со стороны этого не понять. Поверьте, я пытался объяснить вам как можно доступней. Следовательно, я забуду наш разговор. Вам советую сделать то же самое. И больше не поднимайте этот вопрос. Это будет ошибкой с вашей стороны.