Удачи, милый (СИ) - Фирсова Мария

— Допустим, — не пытался он увиливать, — но если ты решила, что я хочу и тебя, то ошиблась, Морева. Нафига мне такая зануда?

— Тебе лучше знать, Белов.

— И не надейся, — закатил он глаза, — ты не мой типаж. Бледная, скучная заучка.

— К счастью, — искренне улыбнулась я, — действительно рада, что не являюсь вульгарной стервой из твоего круга.

Андрей сложил руки домиком, уставившись в потолок, а мне смеяться захотелось, но больше, конечно, поставить этого мажора на место, чтобы он осознал — не стоит лезть в мои дела, вторгаться в мое личное пространство. Там его не ждали. Совсем.

— И к чему ты это? Чтобы я отвалил раз и навсегда? Тебе же будет скучно без моей компании! — утвердительно заявил он.

— Мечтай, — пробубнила под нос себе, — от тебя лишь одни неприятности. Ты сам лезешь в них и меня тянешь. Зачем ляпнул про Гарика?

— Чтобы выгородить тебя. Думаешь, этот сноб промолчал бы? Да он побежал первым, сверкая пятками, докладывать обо всем старушке.

— Ах, вот оно что… беспокоишься за мою репутацию, ну спасибо, — впиваясь острым взглядом в Белова, выдала я.

В этот миг пожалела, что нельзя мысленно кого-то придушить. Андрей заслуживал приличной трепки, и я очень надеялась, что его семейка ему ее устроит. Тем более если брать во внимание сплетни, которыми с удовольствием делилась Дашка.

— Ну кто-то должен же, — развел он руками, делая шаг в мою сторону.

Пожалела, что половник за минуту до положила на стол. Он бы сейчас мне пригодился. Андрей напирал, а я отступала, пока спиной не уперлась в холодильник. Прижалась, чуть дрожа, ощутив волнение и странное томление внизу живота. Близость Белова меня пугала и одновременно завораживала. Его глаза напоминали порой озеро с родниковой водой. Голубые, чистые, только я-то знала, какие черти обитают под этой толщей. Там, на самом дне они просто ожидали удобного момента, чтобы затянуть в водоворот.

— Я зарплату получаю за работу, а не за обнимание с тобой, — прошептала тихо.

Сложно было сделать вдох полной грудью. Внутри жгло, плавилось, я теряла себя, но все еще упорно сопротивлялась изменениям, что происходили в моей душе.

Ладони Андрея коснулись моей талии. И чем выше они поднимались, тем сильнее билось мое сердце. Его стук отдавался эхом в ушах и страх, что кто-то может войти, почти растворился в этом маленьком помещении, но внезапно Белов нахмурил брови, опустил взгляд вниз и молча вывернул мой карман.

Это был конец! Носовой платок упал на пол, а наши взгляды замерли, рассматривая на белоснежном полу драгоценные камни.

Черт! Черт! Черт! Ну, почему я сразу не отнесла эту дрянь в комнату Нины Яковлевны?! Наверное, теперь можно сколько угодно заявлять, что безгрешна — все равно никто не поверит. Андрей уж точно! В лучшем случае — он просто меня вытолкает за дверь, в худшем — мне потребуется сдать досрочно зачет, апеллируя к Уголовному кодексу.

— Я был лучшего о тебе мнения, — сквозь зубы рыкнул Белов, смерив меня презрительным взглядом.

— Это не мое, — промычала я, ощущая боль в груди.

Обида и злость заставляли терять контроль. В уголках глаз щипало и слезы вот-вот готовы были скатиться по щекам горошинами. Я очень старалась сдерживаться, но взять себя в руки никак не получалось. А ведь не было моей вины в этом! Я действительно не брала браслет, не воровала его… Но разве мои слова будут хоть чего-то стоить после того, как он все увидел собственными глазами?

— Ты сама уйдешь?

Холодный тон рассек грудную клетку, вывернув всю душу. Он смотрел на меня так безжизненно, с таким отвращением, что хотелось бежать без оглядки. Неважно куда, лишь бы прочь. Заучка, зануда… теперь он с легкостью мог приплюсовать к этому и «воровка», разнести сплетни по универу и жить радостно дальше. Белову это ничего не стоило. Ему было плевать, что он вешал ярлык, не разобравшись даже на сотую процента.

— Уйду, — произнесла я сквозь пелену слез, — но сначала хочу рассказать правду. Выслушай меня.

— Еще чего. Слушать? Тебя? Ты прислуга в доме моей бабушки, — отвернулся он, забирая со стола графин с водой.

— Постой, Андрей, — не сдерживая импульсы, схватила я его за руку, заставляя остановиться.

Белов скривил губы, словно ему были противны мои прикосновения. Будто я была не той, кого он целовал час назад в коридоре с неистовой жадностью. В это мгновение напоминала ему, наверное, жалкого слизняка, но мне необходимо было оправдать себя. Никто не отменял презумпцию невиновности.

— Прибереги свое красноречие, Морева, для какого-нибудь наивного идиота типа твоего стриптизера. А я тебя видеть не желаю.

— Отлично, — всплеснула руками безнадежно, — ну и катись к дьяволу.

Стянула с себя фартук, всунув его в руки Андрею. Да пошел он!

Чувствовала лишь острую боль под ребрами и нехватку кислорода, перед глазами стоял туман, мне безумно сильно хотелось вырваться из этих стен. Но сначала требовалось хотя бы попрощаться с Ниной Яковлевной. Взять себя в руки и сказать «до свидания».

Где-то очень глубоко, на самом донышке души, наверное, еще теплилась во мне надежда, что все как-то рассосется само собой, но логика вторила об обратном.

Мне не было места здесь. И глупо было рассчитывать, что такой, как я, когда-нибудь повезет!

Все девятнадцать лет не везло и по щелчку пальцев ничто не могло измениться.

Глава 24. Андрей

Оказывается, много и не надо, чтобы возненавидеть весь мир. Достаточно просто разочароваться в человеке, которого считал не таким, как другие. Видел различия между ним и своим кругом общения, может, что-то и не принимал, но старался понять, объяснить себе, что существует и другая сторона жизни, где нет мишуры, где ценится душевное тепло, а не марка ботинок на тебе.

Я, черт подери, пытался стать ближе, чтобы хотя бы самому себе объяснить, почему меня так крыло, когда Морева оказывалась рядом. А она… Она показала, что ничем не лучше, тех безмозглых куриц, что крутились возле, норовя залезть мне в карман.

Лучше бы я не видел этот браслет. Взяла и взяла, хрен с ним. Но у нее ведь наглости хватило непросто украсть, но и заявить, что она всего лишь мимо проходила. Лживая стерва! А я тоже идиот, выгородить ее пытался, да пошла она…

Не хотелось думать ни о чем. Лечь бы, да проснуться лет так через двести, когда память сотрет все ненужное, словно ничего и не было.

Однако перед глазами так и стоял ее образ, ни сон, ни алкоголь не помог. Я, как придурок, сидел на полу в собственной комнате и таращился в стену. Забил на учебу, на уговоры бабули, а потом и запугивание, что она позвонит папаше и тот приедет воспитывать маленького мальчика, которому перевалило за двадцать.

Мне было плевать. Абсолютно на все.

Катя после нашего разговора ушла. Не знаю, что она сказала бабушке, но старая проныра даже не заикалась о ней, словно Моревой никогда и не было в этом доме. А я крутил в руках золотой обруч браслета, мысленно проклиная все на свете: и семью свою, и обстоятельства, и собственную душу. Там творилось что-то невероятное, в первый раз, пожалуй, мне было настолько погано, злость раздирала на куски изнутри, словно выжгли все живое, что еще дышало во мне.

Мобильный разрывался битый час. Юля трезвонила, будто бы случилось стихийное бедствие, а я был не в курсе. Не хотел говорить, не желал слышать пустой треп о подружках, скидках в ювелирном или какие все козлы вокруг. Злился, ощущая, как задыхаюсь в своем маленьком мирке, но вырваться из этой скорлупы не спешил. Лучшими товарищами в какой-то миг мне стали бутылка пятизвёздочного и альбом с фотографиями. Пролистывал страницы и понять не мог, как из того голубоглазого мальчонки вырос такой здоровый говнюк. Где произошел сбой, на каком этапе?!

Лучи закатного солнца последним бликом скользнули по стене спальни. А мой телефон снова ожил. Выругался сквозь зубы, едва не выбросив мобильный в окно, но заметил, что на дисплее высветилось имя друга.