Снежное сердце - Юлия Климова

– Ты почему молчишь?

«Ах да… на повестке дня – мама!»

– Извини, задумалась. Э-э… а ты уверен…

– Уверен! Я заеду через час – будь готова.

В телефонной трубке раздались гудки – вот и поговорили.

Зойка недовольно поморщилась. Посмотрела сначала на настенные часы, затем на тарелку и, посчитав, что времени на прихорашивание у нее предостаточно, воткнула вилку в блестящую аппетитную подкопченную сосиску.

Отношения с Алексеем Потаповым не сулили ничего хорошего, это Зойка поняла уже давно, но так как свиданиями он особо не напрягал (всего-то за месяц их случилось три), она пока оттягивала момент окончательного расставания. Вроде и есть приятель, а вроде его и нет. Удобно. Практично. Необременительно. Правда, сейчас он удивил – «я познакомлю тебя со своей мамой»… здрасте, приехали. Чего это на него нашло?

Макнув последний кусочек сосиски в кетчуп, Зойка нахмурилась, пытаясь понять Лешика (так она его обычно называла). Вообще-то он странный, склонный к перепадам настроения: то грустит, то нервничает, то стихи читает, то спрашивает, сколько она зарабатывает. С таким долго в любом случае не протянешь. И с мамой его знакомиться – только вечер терять, но, увы, никуда не денешься. Интересно, а что он сказал маме? Какой у нее, у Зойки, статус?

– Н-да… – протянула она, глядя с тоской на опустевшую тарелку.

С родителями своих поклонников она еще ни разу не знакомилась, и поэтому к намеченному часу в груди все же зашевелилось волнение. С одной стороны, все равно, с другой – инстинктивная тяга произвести хорошее впечатление. И тяга сильная, так что придется сыграть еще одну роль – роль положительной во всех отношениях девушки.

Учитывая историческую составляющую момента и наверняка преклонный возраст матери Лешика, Зойка надела длинную юбку, свитер с воротником под горло, сапоги на высоком каблуке и осеннюю куртку «а-ля семидесятые», которая висела в дальнем углу шкафа и являлась единственным неброским предметом верхней одежды (не шокировать же пожилую мадам ярко-розовым полушубком).

– Не замерзну, – решила она, надеясь, что Лешик приедет на своем синем «хундайчике».

Лешик приехал на «хундайчике» – взволнованный и отутюженный с ног до головы. В одной руке – пакет с шоколадными конфетами «Белочка», в другой – две розы.

«Молодец, – подумала Зойка, – одна роза мне, а вторая – маме».

– Ты уже собралась? Очень хорошо. – Алексей придирчиво осмотрел ее наряд и одобрительно кивнул. – Пойдем.

– А как зовут твою маму?

– Элеонора Васильевна.

– Красивое имя, – на всякий случай сказала Зойка, отмечая, что цветок ей не подарили. Взяла с полки шарф и заглянула в сумку, проверяя, все ли на месте. Угу, порядок. – Я готова, – объявила она и, дернув шнурок выключателя, погасила свет в коридоре.

К вечеру значительно похолодало, а ветер, распоясавшись, так и норовил нырнуть за воротник. Бубня «давненько не было такой холодной и снежной зимы», проклиная облегченную куртку и свое необъяснимое желание понравиться Элеоноре Васильевне, Зойка вприпрыжку устремилась к машине. Единственным утешением, которое бодрило и согревало душу, служила уверенность, что где-то там – далеко или близко – мать Лешика накрывает на стол (селедочка! Огурчики! Картошечка!), горя желанием накормить гостей до отвала. Не наелась Зойка сосисками – не наелась. Представив мисочки с салатом, она сглотнула набежавшую слюну, смахнула с замшевых сапог искрящийся в свете фонарей снег и торопливо уселась в мягкое кресло. Тепло!

– Пристегнись, – сказал Лешик и сам потянулся к ремню безопасности.

Сначала за окошком мелькали магазины, рестораны, жилые дома… миленько так мелькали, а потом картинки сменились, и Зойка почувствовала себя неуютно. Пустыри, заводы, склады, полоса леса, опять пустырь, поезд, несущийся неизвестно куда, низкие угрюмые домики…

«Где я?» – мелькнуло в голове, и сердце, громко ухнув, покатилось вниз. Мамочка-а-а!!!

Зойка, борясь с возрастающим ужасом, покосилась на Лешика. Куда он ее везет и кто он на самом деле? Маньяк? Наверняка… Что она о нем знает? Практически ничего. Познакомились на детском празднике (вроде именинница была его дальней родней), он не любит молоко (так же, как и она), работает программистом, получает второе высшее образование… Прекрасно! И она отправилась с ним – с совершенно незнакомым человеком – не пойми куда! И как же она раньше не сообразила, что он ее обманывает?! Элеонора Васильевна… разве бывают такие дурацкие имена?!

Зойка икнула и всхлипнула.

– У тебя насморк? – поинтересовался Лешик.

– Да! – схватилась она за соломинку. – И я могу заразить твою маму! Поедем обратно!

– Не надо так кричать, – недовольно ответил он и свернул на более узкую дорогу.

«Всегда… всегда он казался мне странным… Ни разу не пытался меня поцеловать, в японском ресторане попросил гамбургер, четыре раза интересовался моей зарплатой… В сумочке у меня есть маникюрные ножницы и пилочка – если очень постараюсь, то смогу убить его заранее…»

Справа потянулся высокий забор, залаяла собака, и в глазах Зойки потемнело. Она попыталась вспомнить хоть одну молитву, но страх заморозил мозги, и она просто издала еле слышный стон.

– Приехали, – раздался голос Лешика, и машина затормозила.

Пытаясь вспомнить, в каком кармашке лежат маникюрные ножницы, Зойка прижала к груди сумочку и вышла из машины. Снежок мягко хрустнул под ногами, по телу пробежал озноб, а глаза, наткнувшись на табличку, прикрепленную к широким воротам, изрядно округлились.

«КЛАДБИЩЕ» – большие и ровные буквы.

– Уже закрыто, – пропищала Зойка, бегло взглянув на вторую табличку под названием «Часы работы».

– Не волнуйся, охранник мой хороший приятель, он нас пропустит. – Лешик достал с заднего сиденья машины розы, конфеты «Белочка» и добавил: – Пойдем, я тебя познакомлю с мамой.

Дальнейшее воспринималось нечетко, но хорошо запомнились кресты, мраморные плиты, снег по колено (прощайте, замшевые сапоги и… прощайте, ноги), искусственные цветы и укоризненный взгляд Элеоноры Васильевны, летящий с овальной фотографии прямо на нее – на Зойку. И Лешик, конечно же, запомнился, Лешик – суетливый и внимательный («ты не замерзла? Скушай конфетку, шоколад очень согревает»).

Домой она вернулась около одиннадцати вечера в состоянии, близком к припадочному. Руки и ноги дрожали от холода, зубы ритмично постукивали по той же самой причине. Случившееся в голове не укладывалось ни вдоль, ни поперек – подобное можно было представить только в кошмарном сне. Душа требовала два литра валерьянки, а тело – сухой и теплой одежды.