Империя алмазов - Джеральд Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чессер действительно ждал его с нетерпением. Он нисколько не сомневался: недавняя крупная сделка повлияет на его положение в Системе. У них такой порядок. Эта покупка – гарантия успеха: должно стать больше камней, а сами камни крупнее и лучшего качества. Может быть, на сей раз алмазов будет раза в два больше, чем обычно. Как минимум. Ведь он доказал им, что ему по силам большие дела.
Подошел Миллер, держа в руках пепельницу. Он не поставил ее на стол. Просто стоял рядом и держал. Чессер стряхнул пепел; Миллер продолжал стоять с застывшей улыбкой на лице. Чессеру это надоело, и он загасил сигарету.
И тут он вспомнил, что говорил Мэсси о запасе камней, которыми владеет Система. Стоимостью двенадцать миллиардов долларов. Где Система хранит их? Чессер глянул вверх, потому что пакет ему всегда вручали там. Мэсси вроде говорил, что они ходят по алмазам; очевидно, камни хранятся где-то внизу. Ну, разумеется. Наверняка у них есть подземное хранилище. Чессер представил себе горы неотшлифованных ювелирных алмазов, стоимостью двенадцать миллиардов долларов. Эта мысль подействовала на него угнетающе; какой бы величины ни был его пакет, по сравнению с этим количеством он все равно будет ничтожно мал. Чессер старался не думать об этом, чтобы вернуть приподнятое настроение, в котором он пребывал с утра. Но этот образ преследовал его. Двадцать миллионов карат, если верить Мэсси. Больше четырех тонн. Система припрятала их и выдает по чуть-чуть за хорошее поведение. Жлобы.
– Вы можете подняться наверх, мистер Чессер, – сказал Миллер.
Ноги Чессера как будто налились свинцом. Он шел через вестибюль, и у него появилось странное чувство, что сейчас он провалится сквозь пол и окажется по пояс в алмазах. Еще только поднимаясь по лестнице, он уже хотел побыстрее спуститься вниз. Интересно было бы посмотреть на груды алмазов стоимостью двенадцать миллиардов долларов.
В комнате для просмотров Чессер ожидал увидеть Мичема. Но там был только Уотс. Мичем, наверное, сейчас подойдет. Пока можно извиниться перед Уотсом. Он торопился покончить с этим до прихода Мичема.
– Я прошу прощения, что не показал вам алмаз после огранки.
– Он хорошо получился?
– Великолепно. Вильденштейн огранил его овалом, как вы советовали.
– Я рад это слышать, сэр.
– Мне пришлось послать его с заказной почтой.
– Я понимаю, сэр.
– Мне очень жаль, что вы его не видели. На самом деле, жаль.
– Не все получается так, как нам хочется, – сказал Уотс, Чессер подумал, что Уотс выглядит хуже, чем когда он видел его в прошлый раз. За прошедший месяц он постарел на много лет.
– Ваш пакет готов, сэр, – сказал Уотс.
Конверт, такой же как обычно, лежал на столе, покрытом черным велюром.
– Мы ведь ждем Мичема?
– Он доверил это дело мне, – сказал Уотс, – если, конечно, вы не возражаете, сэр.
Чессер был разочарован. Присутствие Мичема должно было быть частью его триумфа. Самые важные просмотры обычно проводил Мичем. Чессер хотел прочесть на лице Мичема подтверждение, что он включен в число избранных.
– Не возражаю, – солгал он. – Мне все равно. Чессер взглянул на часы.
– Я немного опаздываю. Думаю, я не буду их смотреть. У меня назначена встреча с клиентом; намечается еще одна крупная покупка.
Он широко улыбнулся.
– Может, вы все-таки посмотрите, сэр?
– Не стоит.
– Как скажете, мистер Чессер.
– Сколько здесь?
Как раз в тот момент, когда Чессер спрашивал о Цене, Мичем вставлял слайд в портативный 35-миллиметровый диаскоп. Когда Чессер приехал, Мичем стоял у окна и смотрел вниз, на решительные и уверенные движения Чессера, его элегантный вид, дорогую машину с открытым верхом и девушку. Красивую, молодую девушку, уверенную в своей привлекательности, но не придававшую этому ни малейшего значения.
Эта девушка занимала воображение Мичема. Примерно в минуту он разглядывал ее незагорелые ляжки и необыкновенные длинные волосы. Ему хотелось верить, что в любви она повелительница, что ей нравится, когда ей служат, ей подчиняются. Он стоял и смотрел, пока она не уехала. Потом, не желая расставаться с ней, он торопливо, чтобы удержать состояние блаженства, навеянное фантазиями, отпер ящик стола, Достал диаскоп, включил его и вставил слайд.
Все снимки, которые прислал Коглин, были не в его вкусе. Мичем отобрал штук двадцать – с его точки зрения, наиболее сносных. Те, на которых девушка была внизу, а Чессер сверху, просто бесили его. Ему неприятно было видеть ее, распростертую на земле подобным образом, а мысль, что ей это нравилось, полностью выводила его из равновесия. Чессер – невежа; в любви он остался на школьном уровне, а такая очаровательная любовница требует покорности и смирения. Чессер был помехой, которую следовало убрать. Он все портил, но чем дольше Мичем смотрел на снимки, тем труднее ему было заменить изображение Чессера своим собственным. Но это еще не все. Даже те слайды, которые Мичем отобрал, он видел уже столько раз, что они перестали действовать на него возбуждающе.
Сейчас он рассматривал тот, который считал наиболее вдохновляющим из всех. Слайд был снят телеобъективом. Марен во весь рост, ноги слегка разведены, голова поднята. Она выглядит надменной, величественной. Рот раскрыт, с губ готовы слететь слова приказа. Чессера почти не видно; он не в фокусе, на дальнем плане. По этому снимку его нельзя узнать.
Глядя на слайд, Мичем решил, что сегодня он уйдет пораньше и воспользуется тем, что в Лондоне легко остаться неузнанным. Хватит с него тех двух тоскливых дней, которые он провел за городом в обществе жены и взрослых детей, приезжавших погостить со своими семьями, – скука смертная. Подумав, он решил, что не станет звонить старой подруге. Он найдет новую.
Желательно рыжую.
– Сколько? – только что спросил Чессер.
– Пятнадцать тысяч, – ответил Уотс, опустив голову. Чессер был уверен, что ослышался, – Пятнадцать тысяч?
Уотсу было неприятно повторять такое, однако, пришлось еще раз произнести это вслух, теперь отчетливо.
– Пятнадцать тысяч.
Чессер молчал. Затылок у него горел. Кисти рук стали твердыми и тяжелыми. Казалось, они вот-вот взорвутся.
– Я пас, – наконец произнес он. – Что, простите?
– Мне не нужен этот пакет. Я отказываюсь.
– Может, вы все-таки взглянете на него, – предложил Уотс, пытаясь помочь.
– Нет. Я надеюсь, что эта комната прослушивается. Я в этом не сомневаюсь. Так вот: Мичем может засунуть эти вшивые камушки себе в задницу. Этому мерзавцу только того и нужно. Алмазы – самая твердая на свете вещь. Как раз то, о чем он мечтал.
Уотс покачал головой, но не осуждая, а скорее наоборот, одобряя его действия. Чессер вышел из зала для просмотров, спустился вниз, не говоря ни слова прошел мимо Миллера и вышел на улицу. Входная дверь дома номер одиннадцать захлопнулась за ним навсегда.
Чессер вышел на Холборн, взял такси и велел шоферу везти его в «Риц». Ему нужна была Марен, нужна прямо сейчас. Он только что совершил профессиональное самоубийство.
Было только половина одиннадцатого, и Марен придет еще не скоро. Он развязал галстук, стащил его и засунул в карман. Потом снял пиджак, расстегнул запонки и закатал рукава. Он пытался сбросить гнетущее чувство, расслабиться.
Система просто рехнулась. Неужели Мичем думал, что он возьмет пакет еще дешевле предыдущего. Да ладно. Теперь вообще не будет никаких пакетов. Никогда.
Возможно, это только временный побочный эффект, но, черт возьми, ему было хорошо. Однако, когда такси оказалось в западной части города и в окно он увидел спешащих по делам людей, его настроение упало. Он уныло ссутулился и постарался ни о чем не думать. Это было невозможно, и тогда он стал думать только о приятных вещах, вроде того, как он посоветовал Мичему засунуть эти алмазы себе в задницу. Интересно, слышал ли Мичем? Он все равно узнает, можно не сомневаться.
Чессер вспомнил отца, уже давно умершего. Наверное, ему не раз хотелось поступить так же, и он так бы и сделал, если бы не ответственность за семью. Чессер хотел в это верить.
– Я выйду здесь, – сказал он шоферу.
Он был на Шафтсбери авеню, сразу за Чаринг Кросс-роуд. Ему было все равно, куда идти. Он просто хотел выбраться из такси, где чувствовал незримое присутствие покойного отца.
Он дал водителю фунт: хотел убедить самого себя, что ему на все плевать, и, повернувшись, пошел по улице, одной рукой держа за вешалку перекинутый через плечо пиджак, в другой руке – «дипломат». Чессеру казалось, что он совсем не такой, как другие пешеходы, слишком занятые своими делами, чтобы обращать на него внимание.
Чессер точно знал, где находится. Он повернул на Дин-стрит и решил сделать вид, что он обычный американский турист. В самом деле, может, он такой и есть: гостиницы давно заменяют ему родной дом. Как бы входя в роль, он глазел на витрины магазинов, не пропуская ни одной. Ему на глаза попалась небольшая вывеска, которая гласила: