Железо и кровь. Франко-германская война - Андрей Владимирович Бодров

Вердера образца 1869 г. Благодаря своей скорострельности она получила прозвище «баварской молнии». Проблема заключалась лишь в том, что к началу войны «молниями» были вооружены лишь четыре егерских батальона; основным оружием баварской пехоты была винтовка Подевильса образца 1858 г., которую после австро-прусской войны спешно переделали из дульнозарядной в казнозарядную.

Еще одним французским «чудо-оружием» была митральеза. Издалека похожая на обычную пушку, эта система была, по сути, ранним прообразом пулемета. «Пучок» из двадцати пяти стволов малого калибра мог послать в сторону противника двести пуль в минуту. Митральезы были приняты на вооружение по личной инициативе Наполеона III — выпускника артиллерийского училища швейцарского Туна. Артиллерия того времени вела эффективный огонь против пехоты противника либо картечью на дистанции до 500 метров, либо шрапнельными снарядами c минимальной дистанцией поражения 1200 метров. Митральезы, по мысли императора французов, и были призваны заполнить образовавшуюся «слепую зону» на дистанциях 500–1400 метров. К лету 1870 г. французской промышленностью было изготовлено 190 штук. С началом боевых действий Рейнская армия располагала 28 батареями по 6 митральез каждая[174].

Достоинством митральез была относительная легкость перезаряжания, позволявшая вести огонь с убийственной скоростью. Однако не была решена проблема точности наведения и недостаточно широкого разброса пуль: всего 4–5 метров на малых дистанциях. Если на пути летящего «пучка» оказывался человек, его буквально разрывало на части, что производило неизгладимое впечатление на очевидцев. Однако эффективность огня против атаковавшей широким строем пехоты была невысока. Именно поэтому прусская армия, испытывавшая подобные конструкции, не стала принимать их на вооружение.

Митральезы были сразу же засекречены, что впоследствии не лучшим образом сказалось на их боевом применении. Из-за малого знакомства с ними в рядах самой французской армии оружие с огромным потенциалом применялось тактически неверно. Батареи митральез были приданы артиллерии и поначалу использовались для ведения контрбатарейного огня на максимальных дистанциях по артиллерии же противника. Прусская артиллерия в первых сражениях без особых сложностей будет подавлять рано обнаружившие себя и сами крайне уязвимые митральезы.

Вопреки устоявшемуся после войны мнению, используемые по назначению, то есть на средних дистанциях и против германской пехоты, митральезы оказались вполне эффективны. Они сыграли весьма заметную роль в целом ряде боев, например в отдельные эпизоды сражения при Гравелоте. Еще одним фактором было влияние новинки на моральный дух армии в начале войны. По свидетельству офицеров Рейнской армии, французские пехотинцы рядом с митральезами чувствовали себя в бою намного увереннее. Порой в бою было достаточно выдвинуть на помощь одну-единственную батарею митральез, чтобы удержать от паники целые подразделения[175].

Что же касается французской артиллерии, то здесь дела обстояли не лучшим образом: дульнозарядные бронзовые пушки значительно уступали по всем своим характеристикам казнозарядным стальным орудиям Круппа. Пожалуй, именно и только в этой сфере немецкое оружие наголову превосходило французское. Прусская полевая артиллерия была вооружена шестфунтовыми 90-миллиметровыми орудиями, конные батареи — четырехфунтовыми 80-миллиметровыми орудиями. Разрывные снаряды имели контактные взрыватели; шрапнельные боеприпасы к началу войны не вышли из стадии испытаний. Дальность стрельбы крупповских пушек приближалась к четырем километрам.

Французская полевая артиллерия была вооружена четырехфунтовыми пушками калибра 86,5 мм, в значительно меньшем количестве присутствовали 12-фунтовые 121-миллиметровые орудия. В отличие от прусских, французские снаряды были снабжены взрывателями дистанционного действия, срабатывавшими на дистанциях 1400–1600 или 2650–2950 метров. Имелись также шрапнельные боеприпасы. Дальность стрельбы французских четырехфунтовок составляла чуть более трех километров. Основная проблема, однако, заключалась в их более низкой точности. Преимущество крупповских орудий в этой сфере особенно ярко проявлялось на дистанциях от полутора до двух километров, на которых и разворачивалось большинство артиллерийских дуэлей в предстоявшей войне[176].

Отдельную заботу составляло плачевное состояние французского артиллерийского парка. По воспоминаниям генерала Тума, отвечавшего за материальную часть артиллерии, в январе 1867 г. военное министерство было не в состоянии оперативно обеспечить пушками даже один армейский корпус. Не лучшим образом обстояли дела и с крепостной артиллерией. Лафеты, пушки и снаряды самых разных калибров были хаотично разбросаны по стране, поскольку их перемещение обходилось слишком дорого. Современные нарезные пушки имелись только в Меце и Страсбурге. Военным министерством были предприняты попытки навести порядок в артиллерийском парке и ускорить его мобилизацию, однако к лету 1870 года, по оценке Тума, намеченное было реализовано лишь наполовину[177].

Серьезная проблема имелась также в области подготовки французских артиллеристов: их практически не учили взаимодействовать с другими родами войск, а также концентрировать огонь нескольких батарей на одном участке[178]. В дальнейшем именно способность пруссаков концентрировать на поле боя большие массы артиллерии и грамотно ими управлять станет одним из решающих факторов, определявших исход сражений. К 1870 г. насыщенность артиллерией в европейских армиях значительно выросла: в Пруссии она, например, составляла 3,5 орудия на тысячу солдат, в то время как в наполеоновской армии начала XIX в. аналогичный показатель равнялся 1,5[179]. Второй империей в июле-начале сентября было сформировано 206 батарей (1230 орудий), что давало примерную цифру в 4 орудия на 1000 солдат[180].

Слабым местом французской армии было состояние военно-медицинской службы. В течение 1850–1860-х гг. предпринимались попытки ее реформирования, создания новых центров подготовки военных медиков, расширения санитарной части. Это позволило существенно повысить квалификацию медицинского персонала, но, несмотря на все усилия, численность его было недостаточна. С 1852 по 1870 г. число врачей выросло с 1067 лишь до 1147, и многие вакансии оставались не заполнены. Сбор раненых на поле боя, как правило, осуществлялся людьми без малейшей квалификации: военными музыкантами и солдатами обоза. Санитарных повозок катастрофически не хватало, так что раненых вывозили обычно безо всякой заботы о гигиене и комфорте, на реквизированных крестьянских телегах и мулах[181].

* * *

Прусская армия, прошедшая через процесс реформирования в начале 1860-х годов, серьезно отличалась от французской. Всеобщая воинская повинность здесь изначально была реализована в более полной мере, а срок службы под ружьем составлял всего три года. После этого вчерашний солдат четыре года находился в резерве, а затем на пять лет зачислялся в ландвер, который превратился фактически в дополнительный резервный контингент. В ландвере числились и те, кто не попал в состав призывного контингента и не проходил военное обучение.

У обеспеченных слоев населения, как и во Франции, имелся способ «откупиться» от солдатской лямки, однако весьма оригинальным способом. Образованный молодой человек мог добровольно поступить в армию сроком на один год, полностью оплатить свое содержание и по истечении этого срока получить чин офицера ландвера, фактически выйдя в запас. Поскольку вооруженные силы пользовались большим престижем в прусском обществе, представители элиты и средних слоев охотно шли этим путем. Военная