Зона воздействия - Евгений Гуляковский

Передача заняла минут сорок. Ничего не изменилось, не было никакого ответа.

— Пусть арктаны включат проектор. Транслируйте пленку с видеозаписью исчезнувшего танка с момента после взрыва.

Запрыгал, забился по поверхности стены трепетный синеватый лучик проектора, беспомощно исчезая в ее бездонной опалесцирующей глубине. Нельзя было даже толком навести резкость. Казалось, в глубоком колодце луч света захлебнулся, утонул бесследно. Исчезло синеватое мелькание, пленка кончилась.

— Вырубите весь свет! Выключите роботов, пусть остаются только инфракрасные камеры.

Теперь стена на экране выглядела черным провалом на фоне ослепительно сверкавшего туннеля.

— Когда его температура сравняется с наружной?

— Без вентиляции — через двое суток, не меньше.

— Ждать не имеет смысла. Ответа, очевидно, не будет.

— Не торопись, Рент. — Лонг осторожно отыскал в полумраке операторской руку координатора и крепко ее сжал. — Не торопись. У них в этом месте может не оказаться датчиков. Они могут не сразу расшифровать нашу передачу. Во всяком случае, ты обязан дать им какое-то время.

— Хорошо. Я буду ждать четыре часа. Потом повторю всю передачу. Если и после этого ничего не изменится, мы вскроем стену.

— Если нам это позволят… И если вообще ее можно вскрыть нашими техническими средствами. Ты хоть знаешь, какой она толщины? Сигналы эхолота не возвращаются. Вибролокаторы рисуют какую-то чушь…

Лонг понимал, что любые слова теперь бессмысленны. Рента уже не остановишь. Раз туннель пройден и уперся в эту стену, он попытается ее проломить хотя бы для того, чтобы продемонстрировать могущество человеческой техники… Ну что же… В чем-то он, возможно, прав, но лбом стену не прошибешь… По-другому бы надо, умнее, без лихорадочной спешки, только времени у них нет… Он знал, почему спешит Рент. Прошло уже двое суток с момента исчезновения машины. От Глеба по-прежнему Нет никаких известий, и с каждым часом шансы получить их все уменьшались…

По прошествии пяти часов первый арктан включил плазменный резак и двинулся к стене, остальные отступили в глубь туннеля. До стены оставалось еще метра два. Это расстояние медленно сокращалось. Но Рент не спешил отдать последнюю, решающую команду. Казалось, роботу передалась нерешительность людей. Он замер с вытянутой рукой, и синее пламя горелки плевалось длинными колючими искрами в нескольких сантиметрах от стены.

Глеба подвел локатор. Пятно на его экране ничего общего не имело с выходом. Он потратил почти час, чтобы вывести машину сюда сквозь лабиринт стволов, и вот теперь убедился, что стена в этом месте так же монолитна, как и везде. Нужно было возвращаться обратно, искать площадку, на которой раньше стоял танк, и начинать все сначала. А время между тем шло… И он не мог отделаться от тревожного ощущения, что события вновь вышли из-под его контроля, обогнали его на какой-то временной промежуток, и ему остается лишь расхлебывать результаты. Больше всего беспокоил сбежавший робот. Он может тут натворить такого… Если бы удалось наладить хоть какую-то связь… Он сумел бы объяснить Ренту суть происшедшего, тот бы что-нибудь посоветовал, вместе они всегда находили выход из самых запутанных ситуаций…

Голова отяжелела, свинцом наливались глаза. Взглянув на часы, Глеб понял, что уже пошел десятый час с тех пор, как он попал в купол. Надо поспать хоть час, возможно, тогда его поиски будут более эффективны. Но прежде чем позволить себе этот час отдыха, Глеб решил вернуться обратно к площадке, где первоначально стояла машина. Все-таки вероятность найти выход была там намного больше. Да и сбежавший робот, если он вдруг надумает вернуться, может появиться именно там.

Стволы, ветви и лианы, мелькавшие за иллюминаторами танка, не имели ничего общего с лесом даже внешне. Их структура выглядела слишком однородной. Казалось, они целиком отлиты из единого материала. И лишь для того, чтобы как-то воспринимать окружавший его мир, Глеб называл его «лесом». Человеческий мозг не может обходиться без аналогий, встречаясь с чем-то совершенно непонятным. Сколько ни пытался Глеб найти какое-то определение этому циклопическому сооружению, не имевшему видимого конструктивного смысла, ничего не приходило в голову. Тем не менее сознание независимо от его воли, даже в те минуты, когда он был целиком поглощен управлением машиной, непроизвольно старалось подыскать понятную аналогию иррациональному, футуристическому миру, окружавшему его. И постепенно в глубинах мозга оформилась еще неясная мысль, родилось неосознанное подозрение того, что эта структура чем-то ему знакома… И эта новая аналогия не имела ничего общего с лесом. Едва успев затормозить перед очередным низко наклонившимся стволом, в котором световые импульсы разбегались по многочисленным боковым ответвлениям, Глеб понял, в чем дело.

В центральном корабельном автомате был блок, ведавший долговременной памятью. Глебу как-то довелось присутствовать на профилактике этого блока. Едва техники сняли защитные панели, он увидел в небольших кубических ячейках словно бы заросли светящегося мха. На его вопрос, что это такое, ему объяснили, что часть долговременной памяти Центавра при переводе ее в оперативную проходит через этот блок, выполненный на световодах… Свет заменил здесь поток электронов. Он мог преобразовываться в оптических линзах, накапливаться в специальных люминесцентных накопителях, трансформироваться в светодиодных матрицах… Если бы эти устройства увеличить в размерах в сотни раз, усложнить, лишить механических придатков, контактных реле и тому подобных недолговечных вещей, от которых все еще не может избавиться человеческая техника, то, возможно, получилось бы что-нибудь подобное…

Глеб не спешил включать двигатель и объезжать препятствие. Мысли бежали одна за другой, словно цепочка световых импульсов.

Это могло быть гигантской машиной… Трудно даже представить себе, какие фантастические задачи должна была решать такая махина, кто и зачем ее создал, какую вложил программу, где, наконец, находятся операторы, управляющие гигаваттами мощности, каждую секунду протекавшими через ее бесчисленные стеклянные стволы. Или их не было, этих операторов? Ведь если предположить, что можно отказаться от всех подвижных механических частей и задаться целью создать практически вечное устройство, безотказное, независимое от случайностей, то следующим этапом, следующим ненадежным звеном будет именно оператор…

Ну, хорошо, пусть нет операторов, но должны же быть какие-то центры для контроля и ввода новых программ? Не может существовать полностью изолированное, замкнутое в себе устройство такого порядка сложности с самостоятельными внутренними регулировками, с раз и навсегда поставленными задачами. Или может? Оставалось только гадать. Он видел сотую часть площади одного лишь этажа. Но, вероятно, ниже расположены другие ярусы, новые отделы и этажи. Никто не может сейчас сказать, сколько их там у него под ногами, в бездонной глубине, в которую уходят корни стеклянных растений. Какие там возникнут вопросы, какие найдутся ответы?

Из всех найденных в космосе богатств самым ценным для человечества оказалась новая информация. Добыть ее было нелегко. Порой еще трудней оказывались расшифровка и применение новых данных, новых законов. Зато те, которые удалось использовать, ускоряли прогресс земной науки и техники наглядно ощутимыми рывками.

Сколько же здесь должно быть таких ценнейших сведений, если даже это только машина, построенная по неизвестной нам технологии из новых, незнакомых на Земле материалов? Но как извлечь отсюда все эти данные? Как воспользоваться океаном информации, заложенной в блоках гигантской машины, если неизвестны ни коды вызова, ни язык для общения, ни даже способ транспортировки информации внутри этих устройств… Ведь свет тоже можно закодировать, как мы кодируем радиоволны. Одни предположения, и кто знает, может быть, человеческий мозг окажется настолько резко отличным от создателей этой машины, что освоение заложенной в ней информации окажется для нас недоступным… Сотни лет штурмовать звездные дали, преодолеть тернистую дорогу в космические просторы, чтобы, в конце концов, найти вот это, неизвестный и недоступный нашему пониманию плод чужого разума…

Слишком это несправедливо, чтобы оказаться правдой. Должен найтись какой-то выход. Если понадобится, мы будем работать здесь десятки лет: человечество — упрямая раса…

Если, конечно, они у нас будут, эти самые десятки лет… Здесь люди впервые столкнулись с чужой волей, не со стихийными силами природы, как было до сих пор, а с целенаправленными действиями, с незнакомой логикой чужого разума. Любое предположение может оказаться неверным, так что самое главное сейчас — понять хотя бы общие принципы, задачу, которую выполняет это устройство… Как будто это проще всего остального…