Мир Книги джунглей - Ян Линдблад

Конечно, это уникальный случай, и вряд ли можно сравнивать его с «медитацией» на платформе в индийском лесу, когда состояние напряженной готовности чередуется с интенсивной работой мысли. В этом есть разнообразие, которое мне нравится. Мозг занят отвлеченными мыслями в меру долго — подобно тому, как шахматист думает над очередным ходом; рано или поздно в них вторгается реальность окружающего леса. Вот зашуршали сухие листья, как будто по высохшей почве побежали маленькие ручьи, и вскоре появляется группа предельно осторожных аксисов. Впереди, как всегда, самка, пугливым арьергардом — самцы-рогачи, оленята и остальные самки. Разумное построение: нападающему тигру легче схватить самца, который может застрять рогами в переплетении ветвей.

Напряжение моих мышц растет вместе с напряжением оленей, приближающихся к заманчивой воде. В любую минуту из зарослей у водопоя оранжевым пламенем может вырваться тигр. На влажном песке запечатлелись следы широких лап, и запах тигра, громкий предупредительный сигнал для острого обоняния оленей, воздвигает психическую преграду, которую они преодолевают короткими бросками, покачивая стройными шеями вниз-вверх; вниз — чтобы обнюхать почву, вверх — чтобы проверить даль зрением и чутьем. Вдруг словно электричество пронзило нервы, олени круто разворачиваются и бросаются назад. Несколько скачков — и наиболее уравновешенные остановились, остальные следуют их примеру, и снова образуется продвигающаяся вперед нервными рывками многоголовая группа серо-коричневых в белую крапинку тел.

Но вот наконец стадо добралось до воды. Первыми принимаются пить самки и телята, а осмелевшие самцы отталкивают мешающих им самок легкими уколами передних пеньков. Все жадно пьют, запасая влагу на сутки. Сбор у водопоя происходит раз, иногда два раза в день. Красивая картина — круг гибких напряженных тел у воды, дрожащее отражение длинных шей и больших темных глаз. Утолив жажду, олени уже намного спокойнее возвращаются в относительно безопасные уголки леса. Но иногда они молниеносно срываются с места и мчатся во весь карьер — это берет верх страх перед тигром. Затрудняюсь назвать видение более прекрасное, чем бегущий между черными стволами аксис с развесистыми рогами — яркий и мощный пример совершенного владения своим телом.

И опять тишина, прорезанная редкими низкими свистами иволги и ксилофон- ными трелями двух бородастиков, родичей дятла. Сменив в камере пленку, запечатлевшую нервный спектакль оленей, я снова сижу неподвижно, как йог, предоставляя работать ассоциативным центрам мозга. Нужна основательная «тренировка» одиночеством чтобы должным образом воспринимать такое времяпрепровождение.

Одиночество… Подумать только: уже тринадцатый год подряд сижу я вот так, довольно прочно изолированный от большей части всего, что составляет шумный, беспокойный мир человека. И не могу пожаловаться на однообразие: нет более чудесного способа проникнуть в мир животных, который для среднего человека приоткрывается лишь изредка, да и то наподобие забавных сценок в кинетоскопе. Каким фантастическим учебником стали для меня эти тринадцать лет в тропиках и десять лет киносъемок в Швеции… Токование тетеревов и танцы скальных петушков на вершине горы в Гайане… Семейная жизнь длиннохвостой неясыти на морозном Севере — и бытие жиряков в извилистых ходах полукилометровой пещеры в горе Арипу на Тринидаде… Сопоставление ряда ягуар — оцелот — пума — тигровая кошка — тигр — леопард в Южной Америке и Азии. Каннибалы Асматского берега на западе Новой Гвинеи — и «белые» индейцы акурио в Суримане, живущие в условиях каменного века… И еще многое, многое другое. Поистине мне есть, что «перелистать» в томах памяти — факты, которые тщательно исследованы мною и подчас больше никем и которые я могу сопоставь лять, пользуясь подробнейшей кинодокументацией. А теперь вот, в 1977 году, я читаю первые страницы книги жизни, повествующей о животном мире Индии, первые страницы мира «Книги джунглей».

Правда, ничто не дается даром… Тропические болезни и несчастные случаи преследуют меня с нерегулярным постоянством; внезапного наводнения в Гайане было достаточно, чтобы сорвать программу съемок и погубить всю аппаратуру, что особенно больно ударяет по свободному художнику. Но это еще не самое худшее в оборотной стороне медали, хуже всего томительное чувство полного одиночества, которое иногда — нет, частенько — вонзает в душу свои клыки. Чувство полной забытости и ненужности рождается, стоит лишь углубиться в свой «зеленый рай» вдали от благоустроенного семейного быта в большом городе. Читатель, если у тебя есть родственники на судах в заграничном плавании или на какой-либо работе в дальних странах, не забывай писать им! Ничто не согревает так, как письма, и ничто не сверлит так, как их отсутствие, когда твои товарищи читают два, три, четыре письма, доставленные индийской лодкой по реке или миссионерским самолетом в «белое пятно» на карте Южной Америки.

Но что это я — прочь ядовитые мысли! Ведь прожил я как-то все эти годы… К тому же в «Книге джунглей» внезапно открылась новая страница. Из густых бамбуковых зарослей распространяется запах, который почует даже человек с очень слабым обонянием. Волны шороха и шелеста перемежаются полным безмолвием.

Я знаю, кто там, знаю еще до того, как сквозь бамбуковый частокол просачиваются черно-бурые создания. Дикие свиньи! Стадо средней величины, два с лишком десятка особей. Выбежали на песок пересохшего русла и, словно по команде, замерли на месте на несколько секунд. Потом опять, как по команде, слаженно двинулись вперед — и вновь остановились, втягивая воздух подвижными светлыми пятачками. Диву даешься, как они могут чуять какой-нибудь запах помимо собственного — он поднимается к моему махану таким густым облаком, что, кажется, впору увидеть его, как видишь дым…

Наконец подошли к воде. Первым делом вонзают рыло в окружающий его песок и вспахивают в поисках съестного, будто почвофрезой. Разумный маневр: в поверхностном слое копошится множество влаголюбивой живности, которая не замедлит уйти поглубже в землю, спасаясь от топающих копыт.

Кончив соревноваться в пахоте, свиньи идут к воде и шлепаются в мокрый песок, постанывая от блаженства. Лежа наполовину в воде, скребутся о песок косматыми боками и замирают, хорошенько вымазавшись в грязи. Предел наслаждения: сверху припекает солнце, снизу теплая вода прополаскивает жесткую щетину… Один здоровенный кабан уселся в лужу и медленно покачивается, растирая илом и песком изъеденные насекомыми окорока. До чего же зверски хорошо!