Золотой крест - Юрий Левин

Стараясь не уронить венки, Кузнецов сдвинул крышку гробницы до половины, лег спиной на распятого металлического Иисуса Христа, вытянулся во весь рост и закрылся.

Лежать было очень неудобно. Но усталость взяла свое. Сон одолел его.

Проснулся Кузнецов поздно вечером. Фашисты уже давно покинули деревню.

Снова начались опасные странствия из хутора в хутор, из деревни в деревню. Усталый, он шагал полевой тропинкой, проложенной через молодую, еще не выбросившую колос рожь.

Где найти боевых друзей? Куда податься? Что предпринять?

Вышел на узкую длинную межу. Солнце по-прежнему палило в полный накал. Сорвал несколько жирных ржаных стеблей, пожевал их, чтобы утолить жажду.

«Вот она — жизнь, — подумал Кузнецов, глядя на густо разросшуюся рожь. — Мама, Женюрка, если бы вы знали, как мне тяжело, как я устал в последние дни! И на каждом шагу в глаза смотрит сотня смертей. Хоть бы коротенькую весть получить из дома. Теперь, похоже, и потомство появилось. А кто же родился: мальчик или девочка? Женя, думаешь ли ты обо мне? Ждешь ли меня?»

И снова — тропинки, дороги...

Поздним вечером Александр Кузнецов забрел в деревню, раскинувшуюся по обоим берегам мелководной речушки.

«Да ведь здесь живет мать Вацлава Забродского, — мелькнула мысль. — Как он говорил, ее дом третий с краю».

Партизан поравнялся с домом Забродских. Заглянул в окно. В кухне горела керосиновая лампа, висевшая на длинной проволоке, зацепленной за потолок. Осторожно постучал в стекло..

— Кому что надо? — послышался голос из избы.

— Пожалуйста, дайте попить водички. Дюже пересохло в горле.

Створка раскрылась. В окно душисто потянуло ржаным печеным хлебом. Кузнецов не ел целые сутки.

Хозяйка зачерпнула из ведра в жестяную кружку воды, бросила короткий взгляд на прохожего. Сухощавые руки ее задрожали, и кружка упала.

— Что с вами, мамаша? — спросил Кузнецов.

— Я вас узнала. Вы — Сашко-летник... Ходьте прентко. — Старуха зазывающе махала рукой. — Там опасно...

Александр перепрыгнул через прясло забора и вбежал в дом. Хозяйка, высокая и тощая, еще довольно бодрая, встретив Кузнецова с материнским радушием, сказала:

— Давай, сын, познакомимся. — И пожала руку. — Ядвига Забродская. У меня и муж и сын — в партизанах.

— Не плохо бы с ними встретиться...

— А може, бог даст, и свидитесь. Правда, сын последний месяц молчит, а старик изредка наведывается.

Кузнецов осмотрелся и на правой стене над окнами увидел листовку со своим портретом. «Куда я попал? — мелькнула первая мысль. — Не ловушка ли здесь?»

Хозяйка похлопала его по плечу и на ухо шепнула:

— Не бойся, дорогой друг. Они такие листовки расклеили в каждой избе. Настращали нас, чтобы мы приглядывались к каждому прохожему и помогали ловить тебя.

Ядвига говорила тепло, взволнованно, и Александр понял — ее гостеприимство неподдельно. Он спросил:

— Тетя Ядвига, у вас найдется что-нибудь подходящее перевязать рану?

— И какой же ты несмелый, — упрекнула она гостя. — Сразу бы и сказал, что ранен... Человек я запасливый. И мазь у меня есть. В такое время все надо иметь...

Она суетливо забегала по избе, припоминая, где находится домашняя аптечка, сунулась в шкаф, в сундук и, наконец, вспомнила, что только сегодня спрятала ее в подполье.

Рана Александра Кузнецова загноилась, повязка в нее, казалось, вросла.

Радуясь встрече с человеком, который по духу, по убеждению близок ее мужу и сыну, довольная тем, что теперь вволю наговорится, Ядвига промыла рану в трех водах, смазала ее и перевязала. А когда потчевала гостя картошкой в мундире и селедкой со свежим луком, рассказывала:

— Мужу моему недавно исполнилось шестьдесят. Возраста он преклонного, но воюет с немецкими супостатами второй год. В партизанах и сын Вацлав. У каждого имеются награды. Ну, а я домовничаю. Хочется сохранить жилье. Пригодится. А отдохнуть у меня можно спокойно. Еда хоть и небогатая, но найдется. Буду ухаживать за тобой, как за родным.

— А как фамилия вашего сына? — спросил Александр и покраснел от наивного вопроса.

— Тоже Забродский. Мы все Забродские.

— Какой он из себя?

— Вылитый отец. Такой же высокий, плечи — в сажень, грудь не обхватишь руками.. А лицом в меня — белый, и голова белая. И глаза крупные да голубые, как у меня. Парень он у нас разбитной, пробойный.

— И давно воюет?

— Тоже второй год, — ответила Ядвига и спохватилась: — Я рассказываю, а ты, может, больше меня о нем знаешь.

Сердце матери угадало. В последней схватке Вацлав был вместе с Александром. Но остался ли он жив — неизвестно.

Кузнецов прожил у Ядвиги неделю Исчезал в коробе, подвешенном под крышей сарая, в погожее время выползал в огород, забирался на полянку, окруженную смородинником, и, дыша пряным запахом, прогревал плечо на солнышке.

— Теперь могу тебя отпустить, — сказала Ядвига, когда увидела, что рану затянуло. — Только куда ты пойдешь без провожатого? Подожди день-другой. Может, кто-нибудь появится.

Но никто не появлялся. Кузнецов твердо решил уходить. Чтобы хорошо выспаться последнюю ночь, он лег засветло. С вечера крепко уснул, а на рассвете услышал разговор за стеной. Повернулся в коробе на другой бок, затаил дыхание: свои или чужие?

Скрипнула старая дощатая калитка. Шаги приблизились к крыльцу. Но бежать еще рано.

В дверь, что вела в сени, раздался стук — два глухих отрывистых удара. Ядвига не откликнулась. «Или она спит, — подумал Кузнецов, — или пришли чужие».

Стук в дверь повторился. Не спрашивая, кто стучится, хозяйка открыла дверь, и до Кузнецова донесся радостный вздох.

«Свои, — обрадовался он, — определенно свои», — и желая прислушаться к тому, что происходило в избе, выглянул из короба. Стоявшая под крышей Ядвига вытянул вперед руки, как делает мать, когда хочет приголубить сына, и тихо шептала:

— Сашко, не бойся. То наши. Не бойся, дорогой.

Кузнецов, пружиня шаг, прошел в избу и обмер от радости. Перед ним стояли Иван Кузьмин и Вацлав Забродский.

— Тетя Ядвига, да я же их обоих знаю, — здороваясь с друзьями, приговаривал Александр. И уже к партизанам:

— Стало быть, живы, чертяки непромокаемые. А я перепугался. И твоей мамаше, Вацлав, не выдал секрета, как нам досталось в Псарском лесу...

— Хорошо сделал. Мама меньше волновалась за меня

— Но как ты сюда попал, Александр Васильевич? — спросил Кузьмин.

— Да, наверное, так же, как и вы.

— И так, да не так, — многозначительно заметил Вацлав.

А на самом деле получилось вот что.

Три дня назад в деревню приходил родственник Забродских. Ядвига рассказала ему о Саше-летнике и попросила устроить русского друга в какой-либо отряд. Польский партизан уведомил о просьбе Ядвиги командира отряда Мачека. И он направил за Кузнецовым Ивана Кузьмина и Вацлава Забродского, которые после псарского боя долго блуждали по лесам и попали к Мачеку.