Космический шулер - Кит Ломер

Неприятный хрустящий звук на мгновение усилился, потом затих. В наступившей тишине послышалось какое— то хлюпанье и звяканье металла о металл. Затем заскрипело и захрустело одновременно, да так отчетливо, будто в мясорубке мололи кости.

Он ее пытает, чудовище! Лафайет отступил на несколько шагов, разбежался и изо всех сил ударил плечом. Незапертая дверь распахнулась настежь, и он кубарем покатился по полу, очутившись у противоположной стены чисто прибранной комнаты. В камине горел огонь, отбрасывая квасные отсветы на старушку, отдыхающую в кресле-качалке с кошкой на коленях и голубой фарфоровой миской в руках.

—О, Лоренцо, ты вернулся? — удивленно спросила она и протянула ему миску. — Хочешь немного воздушной кукурузы?

Сидя у камина с миской хрустящих подсоленных зерен на одном колене и чашкой крепкого дымящегося какао на другом, Лафайет пытался привести свои мысли в порядок. Старушка что-то шила толстой иглой, которую извлекла из сундучка под окном, и монотонно бубнила себе под нос. O'Лири попытался разобраться в словах, но у него получилась какая-то бессмыслица, вроде кукушка порхает с цветка на цветок, желая чихнуть в лепесток…

Он проснулся, больно стукнувшись подбородком о грудь, и поднял голову.

—Бедный мальчик, ты совсем спишь. Побереги себя, Лоренцо… О, кстати, я забыла сказать: ко мне заходили твои друзья. — Старушка как-то криво улыбнулась одной стороной рта.

—Друзья? — Лафайет зевнул.

Сколько усе времени он не спал? Неделю? Пять-три дня… возможно ли, что прошлой ночью ему постелили чистые шелковые простыни на двуспальную кровать и… —…просили ничего не говорить, потому что хотят сделать тебе сюрприз, но я все-таки решила сказать.

Глаза Лафайета закрывались сами собой. Слова старушки, резкие, многозначительные, с трудом проникали в сознание. Где он раньше мог слышать этот до странности знакомый голос? O'Лири заставил себя сосредоточиться.

—Сказать… о чем?

—О том, что твои друзья еще вернутся.

—Э-э-э… кто?

—Такие красивые джентльмены в желтых мундирах на прекрасных конях.

Внезапно Лафайету расхотелось спать.

—Когда они здесь были?

—Ты с ними разминулся минут на тридцать, Лоренцо.

Старческие глаза с поволокой рассеянно смотрели из-под очков. Старческие? Рассеянно? Если присмотреться, взгляд был острым, проницательным. От удивления Лафайет вздрогнул, не понимая, где раньше мог он видеть эти удивительные глаза.

—Мадам, вы были очень добры ко мне, но боюсь, мне пора идти. И думаю, я должен сказать вам правду: я не Лоренцо.

—Не Лоренцо? А кто же ты? — Стекла очков блеснули в свете камина.

—Я пришел к вам, разыскивая человека по имени Лоренцо, а может, его зовут Лотарио или Ланцелот. Когда вы так любезно меня встретили.. я был голоден, продрог до мозга костей, а вы предложили мне пищу, место у камина, и я воспользовался вашей добротой. Спасибо вам большое. Я уже ухожу.

—Что ты говоришь? И слышать ничего не хочу. В такую ночь недолго и простудиться!

—Наверное, вы не поняли, — сказал Лафайет, направляясь к двери. — Я вас не знаю. Я пришел, чтобы…

—Но ведь ты — тот самый очаровательный молодой человек, который снял у меня комнату. Лафайет покачал головой.

—Вы ошибаетесь. Я был уверен, что найду здесь леди Андрагорру..

—О, ты друг моей племянницы? Как я рада! Почему ты мне сразу не сказал! Тем более я не могу выпустить тебя на улицу в такой холодный ветер, и не думай. И кстати, где же моя дорогая Анди? Может, я совсем поглупела на старости лет, но мне почему-то казалось, вы должны были прийти вместе.

—Вы — тетя Даф… леди Андрагорры?

—Конечно, разве ты не знаешь? И ты не ответил на мой вопрос: где она?

Лафайет с интересом посмотрел по сторонам. Комната была чистой и опрятной, но казалась какой-то убогой.

—Насколько я знаю, леди Андрагорра очень богата, — сказал он. —Неужели она ничем не может вам помочь?

—О, какой глупый мальчик. Я обожаю жить на природе, среди цветов и птичек. Это так романтично.

—А кто колет дрова?

—Ах! Конечно, рабочий. Приходит по вторникам. Но ты сказал, леди Андрагорра…

—Я ничего не говорил. И где она — понятия не имею. Спасибо вам за все, но…

—Ты никуда не уйдешь, — отчеканила старушка и тут же ласково улыбнулась. — Я и думать об этом не хочу.

Лафайет поплотнее запахнулся в плащ и подошел к двери.

—Боюсь, что не смогу больше пользоваться вашим гостеприимством.

Он услышал легкий шум и, обернувшись, едва успел уклониться от удара ребром ладони по горлу, который попыталась нанести ему подкравшаяся сзади старушка. Правда, ему пришлось подставить согнутую в локте руку, мгновенно повисшую, как плеть; так что сильнейший хук справа, а затем удар костяшками согнутых пальцев в область сердца O'Лири отразить не удалось. Он упал на качалку и чуть не свалился в камин.

—Обманщик! — вскричала старушка. — Неужели моих обещаний оказалось мало и ты продался длинноносому ублюдку Родольфо? Да еще посмел явиться в мой дом, притворившись, что видишь меня

первый раз в жизни! Такой наглости даже я не могла себе представить! — Лафайет соскочил с качалки, едва успев увернуться от кулака, нацеленного точно в солнечное сплетение.

— Где она, сукин ты сын? И зачем только я подобрала тебя в канаве…

Внезапно старушка умолкла и замерла на месте, сложив ладонь трубочкой и приставив ее к уху. Вдалеке отчетливо слышался дробный стук копыт.

—Бежим! — Она кинулась к двери, схватила с крюка плащ, завернулась в него с головы до ног и неожиданно сказала звучным тенором: — Ты мне за это ответишь, Лоренцо! Погоди, мой мальчик! Я тебе так отомщу, что ты проклянешь день и час, когда впервые увидел Стеклянное Дерево! — И, распахнув дверь, она выбежала из комнаты.

Ошеломленный Лафайет машинально вышел следом. Старушка стояла футах в десяти от двери и громко жужжала, торопливо застегивая пуговицы плаща. Не успел O'Лири сделать и двух шагов, как она взлетела и понеслась по направлению к дороге, быстро набирая высоту. Плащ ее развевался по ветру.

—Эй, — слабым голосом сказал Лафайет и внезапно услышал стук копыт совсем рядом. Быстро вернувшись в избушку, он вышел черным ходом и побежал в лес, стараясь держаться позади дома, который скрывал его от преследователей.

Наступило мрачное серое утро. Лафайет, дрожа от холода, сидел под огромным деревом, в стволе которого, при желании, можно было проложить шоссейную дорогу. Голова у него раскалывалась; в желудке, потрескивая, горел костер; глаза, запеченные в тесте, так и норовили выскочить из орбит. Во рту он ощущал привкус маринованного лука, причем тухлого. В ветвях над его головой скорбно чирикала какая-то птица.