Великий Гусляр т.3 - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не сомневаюсь, — поспешил заверить его Стендаль. — Не надо документов.
— Документы ему сделали, — настаивал Ложкин. — А вот с галстуком накладка вышла.
— В Вологде куплен, — возразил Терентий.
— Я бы и то лучше придумал, — съязвил Ложкин.
— А вы хоть видали живого пришельца?
— А как же? Различаем.
— Пришельцы у нас бывают, — сказал Стендаль. — Но к нашему разговору это отношения не имеет. Продолжайте, пожалуйста, Терентий Артурович.
— Наивный простак, — обвинил его Ложкин, снова сел, достал лист бумаги из папки и сделал вид, что все дословно записывает.
— Так вернёмся к нашему разговору, — сказал Терентий, который уже привык к Ложкину. — Вы Бомбара читали? «За бортом по своей воле»? Моя любимая книга.
— Я тоже к ней хорошо отношусь, — сказал Стендаль, присаживаясь на край стола. — И тоже люблю море.
— Дело не в море. От нас оно далеко и неактуально. Бомбар что доказал: если твой корабль утонул, погибать из-за этого совсем не обязательно. Почему люди в лодке гибнут? Потому что боятся погибнуть. Парадокс, но правда. Они, так сказать, себя заранее хоронят в морской пучине.
— Правильно, — сказал Стендаль. — Психологический шок.
— И этих людей мы можем понять. Ведь страшно.
— Страшно.
— Учтите, — пригрозил Ложкин, — у нас океана нет и не предвидится.
— Я о Бомбаре только к примеру сказал, — продолжал Терентий, не обращая внимания на Ложкина. — Для ощущения психологии. Наш батя, когда Бомбара прочел, говорит нам: «Ребятишки, у меня идея в психологическом плане. А что если страх человеческий, который есть главный ограничитель наших дерзаний и планов и вообще прогресса, влияет не только на плавание по океану, но и на другое?» Тут мы с братишкой и задумались.
— И поплыли по реке Гусь, питаясь планктоном, — не удержался Ложкин.
— Мы о чем задумались? Возьмем, к примеру, лыжника, который прыгает с трамплина. Если посчитать, с какой высоты лыжник прыгает, то ведь это смертельно! А он хоть бы что. Почему?
— Как почему? — удивился Стендаль. — Он же вперед прыгает. С разгона.
— Но вниз тоже.
— Но больше вперед.
— А если лыжник струсит, как потерпевший крушение? Если он перестанет равновесие держать?
— Тогда он упадет.
— Расшибется?
— Конечно.
— Что и требовалось доказать. Тогда вот, придя к такой мысли, мы с Васей стали думать, как без лыж обойтись.
— Нельзя, — сказал Стендаль. — Нужна начальная скорость.
Терентий поглядел на Мишу снисходительно, как академик от физики на кандидата исторических наук, который сомневается в пи-мезонах.
— Это дело можно проверить, — сказал он.
— Что проверить?
— Проверить, как идеи Бомбара приложимы к нашей скромной действительности. Пошли?
— Куда?
— На испытания метода без лыж по Бомбару. Правда, мой братишка это лучше делает, красивее. Но в принципе у любого получится. Главное — заранее не помереть от страха.
— Пришелец, — сказал Ложкин убежденно, следуя за молодыми людьми к выходу.
— Нет, мы гуслярские, — ответил с достоинством Терентий Зайка.
На улице, подойдя к печке, Терентий нагнулся, подкинул полешек в топку и сказал:
— Забирайтесь, не качает. Это я по городу медленно езжу, а на шоссе до шестидесяти даю.
По улице шел провизор Савич в пальто нараспашку и думал о чем-то своем, значительном. Вдоль груди у него струился сиреневый галстук, точно такой же, как у пришельца Зайки.
— Здравствуйте, — сказал Стендаль. — Где галстук покупали?
— А, здравствуйте, Миша. В универмаг вчера привезли. Вам нравится?
И Савич проследовал далее, не заметив печки. А Стендаль обернулся к Ложкину и спросил:
— Как будет с галстуком?
— Дьявольская хитрость, — сказал Ложкин.
— Куда поедем? — спросил Стендаль, устраиваясь на лежанке и стараясь сохранить достоинство, потому что раньше на печках не ездил.
— Я на ней не поеду! — воскликнул Ложкин. — Еще в космос умыкнете. Я читал, что там человеческие рабы нужны. Вы мне скажите, куда, и я пешком пойду.
— Рабы нам нужны, — ответил Терентий без улыбки. — Рабочих рук в лесу ой как не хватает.
— Вот-вот. Я издали погляжу. А куда идти?
— К колокольне, на берег, — сказал Терентий. — Где раньше торговые ряды стояли.
Печка беззвучно приподнялась и поехала вперед. Лишь потрескивали дрова да разговаривали любопытные зрители.
— Товарищи, разойдитесь, — сказал им Терентий. — Нездоровое любопытство. Уставились, как на машину «кадиллак».
Зрители послушались и освободили дорогу.
— Сейчас я поднимусь на колокольню, — сказал Терентий, когда печка, набрав скорость, двинулась по улице. — Там отперто, я проверял. Вы останетесь внизу и будете наблюдать. Ясно?
Колокольня была высока, над ней кружились вороны и тянулись серые облака. Печка замерла на краю высокого обрыва у реки Гусь. От колокольни ее отделял засыпанный мокрым снегом, с проплешинами зеленой травы пустырь. В будущем году на пустыре должны были строить новую гостиницу. От реки тянуло пещерным холодом.
— Ну, пока, — сказал Терентий, спрыгивая с печки. — Я бы плащ взял, холодно, но эксперимент должен быть чистым.
Не произнеся больше ни слова, Терентий скинул пиджак на руки Стендалю и четкими шагами направился к колокольне. Стендалем овладели тревожные и высокие предчувствия, и он понимал, что обыденными словами можно лишь сорвать торжественность момента.
Прошло минуты три. Стендаль стоял, облокотившись о теплую стенку печки, ждал, но ничего не происходило, лишь кричали вороны да прибежал старик Ложкин.
— Где пришелец? — спросил он.
— Терентий Артурович на колокольне. Он сейчас будет демонстрировать опыт.
— Он пришелец, ему все дозволено, — сказал Ложкин.
На вершине колокольни, на площадке у звонницы, показалась маленькая человеческая фигурка. Была она столь незначительна и беззащитна, что у Стендаля сдавило в груди.
— Ах! — сказал Ложкин, предчувствуя недоброе. Не таким уж он был злым и бессердечным человеком. — Если что случится, даже с пришельцем, все равно жалко.
Маленькая фигурка поднялась на площадку, и несколько секунд человечек, широко расставив руки, старался удержать равновесие. Потом шагнул вниз…
Стендаль от ужаса непроизвольно зажмурился. Ложкин сказал: «Ах!». А вдруг он сумасшедший? И они его не остановили?
Стендаль открыл глаза. Человек все еще падал. Но как-то странно. Он будто
