Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1 - Семен Бабаевский

— Ой, как я рада, что вы будете так близко от нас! Непременно приезжайте на свадьбу. Вы мне будете матерью. — И Аксюша вдруг совсем по-детски заплакала. — Мне так мамку жалко…

— Не плачь, Аксюша, ведь ты такая веселая, — сказала Таисия, с трудом удерживая слезы. — Я обязательно приеду к тебе.

— Ну довольно плакать и грустить. Где бабы, там и слезы, — сказала Даша, садясь в шарабан и беря вожжи. — Поехали. Прощайте, тетушки.

XIV

Подпрыгивая, шарабан с цокотом покатился за станицу. Далеко остались огороды, вспаханные и уже расписанные грядами.

По обочинам дороги бежали то кустарники, еще голые, а местами уже укрытые молодой листвой, то зеленые гривки травы вперемежку с сухим бурьяном, то глубокие рвы с бурыми плитами оставшегося на дне сена. Вдали чернел лес, и у края леса, как раз на изгибе, жарко блестела Кубань. Таисия, успокоившись, изредка посматривала на свою возницу, и лицо Даши, покрытое румянами, с узенькими выщипанными бровями, рассмешило ее.

— И чего ты на меня так зорко смотришь? — спросила Даша, сладко сожмурив свои маленькие коричневые глазки. — Мы тоже городским бабам не уступаем. Хворсим во всю ивановскую! Ты ж городская?

— Довелось жить и на хуторе и в городе, — неохотно ответила Таисия. — Теперь вот еду в Садовый. Я родом из этого хутора.

— Кем же ты будешь? Лавошницей?

— Культурницей… при клубе.

— Значит, грамотная?

— Да.

— Вот счастливая. — Даша вздохнула. — Эх, если б я была грамотная. А книжки везешь?

— Везу. Только немного.

Даша сердито стегнула кобылу кнутом. Та закачалась, как верблюд, и побежала рысью. Даша задумчиво проговорила:

— Завидую тем бабам, какие умеют читать книжки. Ты небось много читала?

— Не очень много, но читала.

— А скажи, есть на свете такие книжки, — заговорила она торопливо, — такие, чтоб в них про нашу жизнь говорилось?

Таисия взглянула на возницу и улыбнулась, не зная, что ей ответить.

— Есть, конечно, разные книги, — сказала она. — И вообще про жизнь людей много книг написано. Русские писатели, как, например, Толстой, Тургенев…

Даша не дала договорить.

— Нет, я хочу такую книжку, чтоб прочитала ее и сразу все узнала, что тебе делать и как тебе жить.

— Это вроде оракула?

— Что? Как ты сказала?

— Когда-то была книга… для гаданья.

— Такая не годится. В гаданье я не верю. — Даша сладко потянула сквозь губы воздух. — Если бы была такая книжка, чтоб в ней моя жизнь описывалась, сказать так — прошедшая и будущая. Вот бы я прочитала и знала, что мне дальше делать. Вот я сейчас держу в мечтах одного мужчину и не знаю, женится он на мне или, может, все напрасно. А в книжке про это было б известно.

— Я не писатель, — серьезно ответила Таисия, — я не могу тебе на это ответить. Но думаю, что такую книжку написать нельзя.

— Почему ж нельзя? — обиделась Даша. — К примеру, описать одну девочку-сиротку. Как она выросла в бедности, а потом вступила в колхоз, приоделась. Замуж вышла. И жизнь у нее была такая хорошая. Свой домишко. Она работала птичницей. Желала видеть своих деток. Словом, жила, как все люди. А тут случилась война. Теперь нет у нее мужа. Спочивает в земле. Домишко ей стал чужой. Плакала она, бедняжка, месяц, плакала другой, а потом сказала себе: «Сколько ж можно плакать? Все равно ему там не легче». — Даша вздохнула и снова с шумом потянула воздух. — Стала она наряжаться, за собой смотреть. Бровки по-городскому подделала. — Даша смешно повела бровями. — А ее соседка Ефросинья, тоже уже овдовела, и говорит: «Ох, рано, рано закрутила хвостом». — «Почему ж, — говорит она, — рано, все равно муж не вернется». — «Потерпи, — говорит. — Кончится война, тогда хоть к черту на рога лезай, а сейчас не позорь наших баб». — «Эге, — говорит, — несчастная, когда это кончится война…» И, признаюсь тебе, стала та вдова ударять за председателем. А чего ж? Человек он холостой.

— И ты хочешь, чтобы об этом написали книгу? — с грустью спросила Таисия. — Нерадостная это была бы книга.

— Так я ж не об этом хотела, — смутилась Даша. — Про ее любовь это я тебе под секретом сказала. — Даша задумчиво посмотрела на лес, на изгиб реки, к которому подъезжал шарабан, и сказала: — Ты, я вижу, грамотная, городская, и скажи мне правду, как же быть вдовам, дожидаться окончания войны или не дожидаться?

— Жди, — решительно сказала Таисия. — Не опускайся так низко. Женщину это не украшает.

— Все как будто сговорились. — Даша снова сердито ударила кобылу. — Сразу видно, что твой муженек жив-здоров. Тебе хорошо ждать.

— И не угадала. — Таисия закусила нижнюю губу. — Твой хоть от пули погиб, а мой в небе сгорел.

Наступило молчание. Глухо шлепали по мягкой дороге копыта и гремели колеса. Даша задумалась. Видимо, ответ Таисии был ей странным и непонятным.

— Тогда я не знаю, как же это так, — проговорила она, счищая кнутовищем налипшую на колесо грязь. — А я думала, одна я такая несчастная. А дети у тебя есть?

— Были, а сейчас нету.

— А как же так? И ты, такая славная на вид, не влюбилась?

— А что ж тут удивительного? Об этом я даже и не думала. — Таисия вспомнила письма подруги, звавшей ее в Баку, и ей стало стыдно.

— Эх, хорошо тебе, — со вздохом проговорила Даша. У тебя, видно, такой крепкий характер. Вот мне и Крошечкина говорила: зачем ты, говорит, теряешь достоинство? А я не могу. Боже мой, а вот и Крошечкина скачет на коне. Легка на помине.

На пригорке показалась всадница на буланом коне. Даша издали узнала Крошечкину. Она ехала шагом и сидела в седле несколько боком, как обычно сидят умаянные верховой ездой табунщики. Заметив шарабан с двумя женщинами, Крошечкина резким движением руки сбила на лоб кубанку, оправляя ремень на гимнастерке, и, подбодрив «Венгера» каблуками, поехала тряской рысью.

— Отколе едешь, Даша? — спросила она, подъехав к шарабану. — А! Сестра Тая? Здравствуй!

— Еду к тебе, — сказала Таисия.

— Знаю, Ольга мне звонила. — Крошечкина дергала повод и не давала «Венгеру» познакомиться с брюхатой кобылой. — Куда лезешь? — крикнула она на коня.

— Вот письмо от сестры. — И Таисия подала лист бумаги.

Крошечкина долго смотрела на бумагу, сдвинула широкие брови и что-то шептала губами. Воспользовавшись этим, «Венгер» не только успел понюхать кобылу и о чем-то спросить ее, но и ухитрился укусить ее за холку, после чего получил от Крошечкиной удар плетью.

— Стой, чертяка чужеземный! — крикнула она, сбивая поводьями коня назад. — Ишь какой прыткий! Кто это так неразборчиво писал?

— Ольга.

— Всегда она так пишет. На, прочитай или на словах передай.

— Тут сказано, чтобы ты зачислила меня на должность культурницы.

— Вот это понятно. Значит, сестренка, дело зараз обстоит такое. Эту бумагу ты отдашь моему секретарю. Там есть такой Ванюшка. Он все сам сделает, парень смышленый. А я зараз проскочу к одному председателю колхоза. Завтра у нас горячий день. Ячмень сеем для Красной Армии, а он на мою директиву ноль внимания.

— Ты, Паша, любого мужчину одолеешь, — весело сказала Даша. — Ты ж такая силачка.

— Ты вот пудришься и красишься, — строго сказала Крошечкина. — А того и не знаешь, что не всякого мужчину силой поборешь. Иного надо и лаской. А как там поживает Краснобрыжев? Еще не женился?

Даша приняла такой откровенный вопрос на свой счет и, зарумянившись от счастья, сказала:

— День и ночь в степу сидит. Говорит, отсеемся, тогда уже и свадьбу сыграем.

— Ну пусть ему бог помогает. — Крошечкина ударила «Венгера» плетью. — Я поехала. Сестра, жди меня вечерком.

Шарабан мягко покатился под гору.

XV

В полдень Таисия приехала в Садовый. С виду хутор, с его старыми тополями у въезда, с широкими улицами и в беспорядке стоявшими домами, напоминал небольшую станицу. Лежал он на берегу Кубани двумя улицами, из которых к реке вели узенькие проулки, густо поросшие бурьяном.

Шарабан подкатил к кирпичному зданию. Таисия не поехала к родным. Она сложила вещи в коридоре, распрощалась с Дашей и вошла в комнату с одним окном во двор. На скамейке сидели две старухи, опершись на палки, одетые по-зимнему: одна в шубчонке пепельной окраски, другая — в кофте; обе повязанные теплыми платками. Они посмотрели на Таисию старчески-грустными глазами, как бы говоря: «А мы вот здесь сидим, а чего сидим — и сами не знаем». Место за секретарским столом занимал паренек с белым вихрастым чубом. Увидев вошедшую незнакомую женщину, он угрожающе посмотрел на старух, вышел из-за стола и, не зная, что делать, пристыженно заморгал глазами. «Наверно, это и есть секретарь Крошечкиной, — подумала Таисия. — Как же его звать? Ах, да, кажется, Ванюша». Желая ободрить паренька, Таисия улыбнулась, поздоровалась со старухами и с Ванюшей.