Древний Человек в Городе - А Пятигорский

"За первую главу вашей истории! - Август поднял стакан.- Не прекрасно ли: дойдя до моря, леды омыли своих богов в пене прибоя... И дальше - дабы умилостивить керских богов, они поклялись навсегда забыть своих и все свое. Нарушивший клятву наказывался смертью".

Ровно и неназойливо, как привыкший к своей маленькой аудитории лектор, бармен сказал: "В истории не было времени, когда бы керы здесь не жили. Они и сейчас здесь живут. Леды? Если эта гипотеза верна - и я не намерен заниматься сейчас ее опровержением,- то, не забывайте, бухгалтерия искупления всегда двойная. С самого начала были оставлены какие-то люди или семьи, священным долгом которых было сохранение крови и семени керов. Из поколения в поколение, в строжайшей тайне. Никто другой не должен был знать, что они - керы, а о ком узнавали, тот подвергался самому страшному наказанию".- "И сейчас тоже?!" - "А вот и мой сменщик. Благодарю вас, сэр. Не забудьте про устриц".

Герой романа самосознания только в самосознании и живет, но нас-то, включая автора, в нем нет. Главным для нашего героя является то, что ничье знание о нем ничего не может в нем изменить. И пусть он спрашивает о себе других, не понимая, что ответ не будет иметь для него никакого значения. Так, например, в повести Людмилы Стоковской "Застрявший лифт" идет себе такой герой по холодному городу, в длинном армейском плаще, направляясь к одному дому. По дороге его останавливает "знающий" прохожий и предупреждает, что в этом доме он обязательно застрянет в лифте между этажами - да и вообще идти туда ему, пожалуй, не стоит. Человек в армейском плаще пожимает плечами - ну, мол, застрянет так застрянет. "А если навсегда?" - настаивает неугомонный прохожий. "Ну, значит, навсегда".

Этот эпизод очень симптоматичен для ситуации с таким героем: ничье знание о нем не будет знанием о его судьбе (или о смерти, что одно и то же). Знание о себе и знание о другом - два разных знания. Только исключительный герой еще до начала сюжета его, сюжет, знает. В "Замке" Кафки таким исключительным героем является Замок. Тогда герой романа Землемер К.- болван, который, что ни услышит, все меряет на себя и... продолжает спрашивать.

Человек со странным именем Август не спрашивает, кто послал электрограмму с приглашением на выставку византийской миниатюры или откуда взялся элегантный убийца трех палачей, заботливо доставивший его к порогу вебстеровского дома. Не спрашивай; говори, если хочешь,- может, кто-нибудь и ответит. Его воображение больше не находило себе пищи в переплетениях характеров, обстоятельств и судеб. Оттого, занявшись историей Города, он не был готов к сплетению ее со своей собственной. Когда же именно так и случилось, он не смог сразу принять это как свою судьбу (или смерть?). Теперь он тихо пойдет к Вебстеру тем же путем, что три дня назад, и изложит ему некоторые соображения насчет себя и самого Вебстера, отныне (а может быть, и всегда?) связанных с этим Городом. Жаль, что он уедет отсюда без Александры. Но не входит ли и это в ту же самую судьбу, которая... Ну хватит. Пора.

Подымаясь к выходу на площадку, прежде ошибочно им названную Верхней Площадкой Покинутого Бастиона, он опять испугался.

Нет никакой магии. Та же площадка, только никто не появился на пороге. Он вошел в приоткрытую дверь. "Знал, что вы придете, мсье.- Вебстер казался еще более грузным, чем обычно, и был явно в прескверном настроении.- Хотя мы об этом не договаривались. Черт знает что с этими идиотскими раскопками! Я начинаю думать, что кто-то специально вмешивается с целью еще более затруднить последующую интерпретацию находок. Интерпретация! Сэр Стюарт Пигготт! Гордон Чайлд! Нет, дайте мне старого Цвики! Вы помните Цвики, мсье? Первый шаг всегда - ноль, полная свобода, думай что хочешь, предлагай пусть самые случайные и неправдоподобные версии. Второй, самый трудный,- не спуская глаз с вещей, начинай просеивать версии через сито вероятности их возможных применений. Нет, мсье, так у нас ничего не получится. Займитесь листами с фотографиями и спецификациями. У нас еще есть часа два для работы. Попробую сделать нам кофе. Без Александры ничего не могу найти. Это ваша вина, что ее здесь нет. Неужели с самого начала не было понятно, что вы ей не подходите? Знаете, сколько ей лет? Двадцать девять! А вам?.. На этот вопрос ответьте сами. Но если не валять дурака, то дело, конечно, не только в возрасте..."

Он знал, что дело не только в возрасте. Пожалуй, Вебстер прав и в отношении раскопок. Но - злой умысел? Едва ли. Он дословно пересказал Вебстеру ИСТОРИЧЕСКУЮ часть своей беседы с барменом, сделав, может быть, несколько искусственно упор на ее конце.

Рассказ Августа, казалось, привел Вебстера в хорошее настроение. "Бармен! Еще бы! Второго такого не найти в Привокзалье да и во всей Средней Трети. Люди приезжают за сорок километров с Западной Черты, чтобы с ним поговорить. Свое дело он знает как никто - блестящий парень". "Если б он так же знал и историю..." - срезонировал Август для подначки. "Историю? При чем здесь история? Он - один из лучших законников Города. Законников, мой дорогой друг, а не юристов. Он - член Совета Старейшин, сенатор, так сказать, а по здешним законам юрист не может быть Старейшиной. Законник - ЗНАЕТ закон, а не толкует или применяет. Более того, он ЛЮБИТ закон, наслаждается им, как не мог бы наслаждаться, если бы закон был его профессией. Но - этого вы не можете знать, как человек здесь совсем еще новый - в Городе в отличие от остального мира есть РАЗНЫЕ законы. Обычаи,- скажете вы? - Нет, именно законы. Не говоря уже о том, что здесь сам критерий ЗАКОННОСТИ, так сказать, также весьма отличен от критериев, принятых в других местах обитаемой вселенной. Так, наряду с законами общими для всех живущих в Городе есть и законы, применимые только к отдельным родам, семьям или даже индивидуальным лицам. И уже совсем парадоксом может показаться чужаку идея законности некоторых законов, относящихся к поведению одних лиц или групп лиц в отношении других, при том, что последние могут вообще не знать о применимости к ним этих законов, так же как и о своей собственной принадлежности к тем, в отношении кого они применяются, как, впрочем, могут вообще и не подозревать о самом существовании таких законов. Я думаю, что таков и закон о реальных или гипотетических "тайных" керах, упомянутый нашим другом барменом. Предположим, для примера, что вы - тайный кер, хотя сами об этом не знаете. Тогда, если кто-то, осведомленный о тайных керах и об этом законе, узнает, что вы тайный кер, то он МОЖЕТ сообщить об этом тайному суду и этим навлечь на вас страшное обвинение".- "Обвинение в том, что я - тайный кер?" - "Ни в коем случае. Обвинение в том, что ВАС УЗНАЛИ".- "Даже если я сам об этом не знаю?" - "Да, ибо знаете вы или нет ВАШЕ дело, которое никого не интересует. А вот знание этого другими объективный факт".

При слове "объективный" Август не мог удержаться от мысли, что городской критерий законности чрезвычайно близок к тому, что некоторые психиатры называют клиническим критерием психопатологии. "Но ведь он может и НЕ СООБЩИТЬ об этом тайному суду?" - спросил Август, преодолевая возникшие колебания между реальностью и нереальностью происходящего (в конце концов не безумец же Вебстер!). "Безусловно, это - ЕГО дело".- "Но тогда несчастный тайный кер, обреченный на пожизненный страх, уже не найдет в мире места, где бы его не настигли исполнители этого психопатического закона?" - "Ничего подобного. Во-первых, как он может бояться, если сам не знает, что

он тайный кер? А во-вторых, если он в самом деле боится, то почему бы ему не сесть в любой автобус западного направления, не говоря о поезде или самолете, и через пятьдесят минут не оказаться вне территории Города? А за пределами Города ни один городской закон, согласно Великому Установлению, недействителен".

Было около десяти. Август сказал, что едет ужинать к Сергею и едва ли вернется раньше часа ночи. В такси он не спросил шофера насчет последних новостей о тройном убийстве. Разговорчивые шоферы были ему больше не нужны.

Они придвинули столик к кровати. Сергей весь день спал и теперь заявил, что "почти здоров" и ему совершенно необходимо чего-нибудь выпить. Врач разрешил одну рюмку портвейна. После супа из гусиных потрохов с зеленью и лимонным соком он поднял тост за Августа и, чуть отпив из рюмки, спросил, что тот собирается делать. "Бездну вещей,- отвечал Август,- но ни одну из них невозможно сделать, пока я в Городе".- "Например?" - "Уничтожить все, на чем стоит мое имя,- письма, заметки, счета,- все, и очистить оба моих жилища, в Буффало и Бирмингаме, от хлама, накопившегося за сорок лет".- "Заметаешь следы?" - "Сзади и спереди".- "Не понимаю, как это физически возможно спереди, не прибегая к квантовой электродинамике?" "Я прекрасно понимаю,ответила за Августа Александра.- Может, он и в Город-то ради этого приехал. Только ничего у него не выйдет. Посмотри, Сергей, он не выше и не ниже других, не худее и не толще, не красивее и не безобразнее, не умнее и не глупее прочих. Но, когда видишь его в холле отеля, в приемной больницы, на улице, он - ОТДЕЛЕН от всех, его ни с кем не смешаешь. О тебе скажут: "Среди них он был самый высокий и худой или самый талантливый, на него все обращали внимание". На Августа же не обратят внимания как на что-то особенное СРЕДИ других, а скажут: "Был там ЕЩЕ ОДИН, этот, ну как его". Словом, ничего определенного, но - ДРУГОЙ, не из нас. Такова его единственная примета. Налей мне немного коньяка, мой дорогой".