Ричард Длинные Руки – эрцфюрст - Гай Орловский

Я смотрел, как начинается не менее интересная часть церемонии, когда судьи вынесли на расшитой золотыми нитями и бисером подушечке блистающую, как солнце, корону с бриллиантами на остриях, головной судья с поклоном повесил ее на кончик копья Макдугалу.

На трибунах ликующе орали, хлопали, визжали, а сэр Макдугал, покачиваясь в седле, то ли от слабости, то ли такое кокетство, медленно поехал вдоль рядов, там одни продолжали вопить, другие замерли в экстазе, не в силах оторвать взгляд от кончика копья, где мерно покачивается золотая корона с поблескивающими бриллиантами.

Розамунда прошептала:

– Надеюсь, отдаст леди Кельвинии…

– Почему?

– Самая красивая… и моя подруга!

– А-а, – сказал я, – последнее важно, да. Это вот та, у которой нос? Но думаю, отдаст кому-то раньше…

– Почему?

– У него уже рука дрожит, – сообщил я. – Присмотритесь. Если вздумает ехать аж до леди Кельвинии, копье наклонится до земли, и корона соскользнет в грязь. Вся наша жизнь из таких случайностей…

Она воскликнула возмущенно:

– Ничего у него не дрожит!

– Дрожит.

– Не дрожит!

Я проворчал:

– Ах, вы смеете спорить с вашим сюзереном?

Она ответила дерзко:

– А я от вас сегодня же спрячусь в да-а-алеком имении, которое даже на карте не отыщете!

Все зрители, как знатные, так и простолюдины, в напряженнейшем ожидании смотрели, как медленно ступает вдоль барьера конь сэра Макдугала, а он все-таки посматривает на лица красавиц, словно не наметил никого заранее, а только сейчас обратил внимание, что здесь присутствуют, ишь ты, еще и женщины, кто бы подумал, и откуда их столько набежало…

Розамунда стиснула кулачки, глазенки сузились.

– Ну, – прошептала она, – ну… еще троих… еще… две… продержись, не опускай копье… Есть! Леди Кельвиния!

Сэр Макдугал поравнялся с леди Кельвинией, копье его вроде бы начало подниматься, но тут же пошло вниз, словно в самом деле не в состоянии поднять усталой рукой.

– Ага, – сказал я негромко, – не леди Кельвиния…

– Вы ошиблись еще больше, – прошипела она. – Он сумел проехать, не опуская копье!

– Тихо, – сказал я. – Что-то он мне как-то не совсем нравится…

– Еще бы, – прошипела она еще злее, – не терпите других победителей, да?

Сэр Макдугал подъехал к нашей королевской ложе, учтиво поклонился и сказал твердым голосом:

– Я вручаю эту корону самой красивой женщине на свете… леди Розамунде!

И, достаточно легко подняв копье, опустил корону на колени ошеломленной Розамунде.

Трибуны взорвались ликующими воплями. Громче всех орут вскочившие простолюдины, у них нет никаких корыстных интересов, весело кричат и хлопают в ладоши рыцари, оруженосцы, слуги, а также большая часть знати.

Женщины тоже хлопают, по крайней мере я видел, как осторожно прикладывают кончики пальцев одной руки к середине ладони другой, многие даже улыбаются, хотя некоторые несколько вымученно.

Розамунда, донельзя растерянная, поднялась с короной в руках, улыбалась, но смотрела так беспомощно, что я взял из ее рук сокровище, бережно опустил на ее башню золотых волос, что для короны не совсем, не совсем…

– Головой не трясти, – предупредил я тихонько, – не лошадь! А то свалится.

Она вымученно улыбалась и посылала воздушные поцелуи зрителям, что орут восторженно и даже подпрыгивают.

Наконец герольды протрубили о парадном выезде победителей, у стола судей началась некоторая суета, там, как всегда, какие-то награды перепутаны, а такое чревато кровной обидой, леди Розамунда опустилась на трон, все еще ошарашенная, на милой мордочке отражение думательного процесса, в мою сторону бросила взгляд, полный подозрений.

Я сказал язвительно:

– Попались, леди Розамунда!

Она сердито сверкнула глазами.

– В чем?

– Придется повозке подождать, – ответил я. – Сейчас пир по случаю закрытия турнира, и как может королева взять и смыться?

Она поморщилась.

– Ваше высочество, вы… вульгарны. Смею заметить, вы разговариваете с королевой!

Я сказал виновато:

– Прощу прощения, ваше величество… Позвольте предложить вам руку?

Она посмотрела с победоносной насмешкой.

– Опоздали, ваше высочество. Я уже почти замужняя женщина.

– Я не в том смысле, – промямлил я.

– А в каком?.. Ах да, и не мечтаете? Тогда ладно… Если руки мыли, то да, приму.

– Я политик, – напомнил я, – у нас руки всегда по локоть в крови. А еще я душитель демократии во имя гуманизма и счастья простого человека.

Она сказала великодушно:

– Ладно, душите, мне как-то не жалко, что вы там душите под одеялом.

Опершись на мою руку, она поднялась, прекрасная и сияющая счастливой белозубой улыбкой, и снова трибуны взревели, в воздух взмыли, как стая птиц, шапки, шляпы, колпаки и вязанки. Воздух задрожал от дружного рева:

– Розамунда!

– Королева!

– Ура Розамунде!

– Слава леди Розамунде!

Во дворец мы вернулись в повозке, сэр Жерар вышел навстречу едва ли не раньше барона Эйца, лицо непроницаемое, но чем-то доволен, это я различать уже научился.

Я распорядился:

– Сэр Жерар, подберите для леди Розамунды соответствующие ее рангу и положению покои.

Мне показалось, что на его стиснутых губах проступило некое подобие улыбки.

– А ее предыдущие не подойдут?

– Наверное, – пробормотал я. – Уже и забыл, что она здесь обжилась лучше меня… Леди Розамунда?

Она в удивлении вскинула брови.

– Зачем? Я посижу на пиру, а затем отправлюсь к мужу!

– Он еще не муж, – напомнил я, – а жених. Но, неважно, по штатному расписанию вы обязаны присутствовать на всех приемах, приемчиках и приемищах, а также пирах и гульбищах… это я в классическом смысле, когда чинно гуляют по аллеям и перемывают кости руководящим товарищам. А вы что подумали?

Она фыркнула:

– Я не представляю, что можно подумать! Подскажете?

– Нет, – отрезал я. – Хоть вы и королева, но подрасти не мешает. Да вообще-то я и сам не знаю. Я скромный, слыхали?

– Только от вас, – заверила она, – зато часто.

– Сэр Жерар, – спросил я строго, – почему вы ее еще не увели?

– Можно под конвоем?

– А как же еще? – изумился я. – Вы же видите, это не женщина, а гарпия!

– Тогда вызвать сэра Растера? – предложил он.

И, не ожидая ответа, сдержанно улыбнулся, поклонился новой королеве турнира, одновременно указывая, в каком направлении идти, будто она не помнит. Розамунда гордо взглянула на меня и пошла, надменная и красивая, уже подобрав несколько другую манеру общения.

Часть вторая

Глава 1

Конечно, это звучит глуповато, но я в самом деле только в Варт Генце и в Скарляндах начал соображать, как создается государственность. Одно дело захватить, наклонить и ограбить королевство, можно даже стать королем, другое – создать государственность.

И сейчас, находясь в Сен-Мари, я каждый день интересуюсь, как там с подготовкой профессиональной армии, во главе которой я выйду из Сен-Мари и двинусь на Север.

Заглянул сэр Жерар, лицо озабоченное, но не решился потревожить сюзерена, как будто не могу водить пальцем по карте, когда кто-то стоит и смотрит.

– Проблемы?.. – спросил я сердито. – Недопоставки строевого леса для кораблей? Или парусина рвется?

Он покачал головой.

– Нет, насчет леди Розамунды…

Я поморщился.

– Господи, вам не о чем больше думать?..

– Ваше высочество, – возразил он. – Она будет сидеть с вами рядом! Значит, должна соответствовать. Это важно!

– Не важнее, – отрубил я гордо и величественно, – чем качественная парусина для флота. А в чем дело? В дверной проем не проходит после обеда?

– На завтра у нее свадьба, – напомнил он. – Как быть?

– А какие варианты?

– Их у нас есть, – ответил он. – Может уехать и не вернуться, может уехать, повенчаться и вернуться, может выйти замуж по доверенности…

Я отмахнулся.

– Пусть сама решает. Я с удовольствием лезу в чужую жизнь, но не тогда, когда могут обвинить во вмешательстве.

Он поклонился.

– Хорошо, ваше высочество. Так и передам. Похоже, вы знаете, что леди Розамунда выберет, потому и… о флоте изволите заботиться всеми фибрями души.

– Фибрами, – поправил я.

– А что это?

– Откуда я знаю? – огрызнулся я. – Я не оспариваю мудрость предков и всемерно уважаю традиции, обряды, старые обычаи, песни, пляски и эти… как их, ага, архитектурные излишества! Фибры – это тоже что-то архитектурное, но излишнее. Но – архитектурное! Как бы обло, озорно и зело. Не это важно, а демократия и человечность, которые гуманно требуют разрушить старый мир, а на его обломках построить наш новый с человеческим лицом, что мы усиленно и делаем. Для этого нужен могучий флот!..

Он ответил несколько обалдело:

– Да, разумеется… Так куда леди Розамунду?

– Вы же сами сказали, – напомнил я, – ее покои свободны!

Он сказал виновато:

– Ах да, вот что значит гуманными идеями разрушения старого мира заслушаться. Кстати, а мы в каком?