Освобождение (ЛП) - Лейк Кери

Я пропускаю это мимо ушей и выхожу из квартиры Айви. Спускаясь по лестнице, я поправляю рукой возникший по ее милости адский стояк. Второй за последние два дня.

12.

Айви

Сознание — это ужасный мучитель, иногда оно заставляет переживать одно и то же в изматывающем повторе. С тех пор, как отец Дэймон услышал мою исповедь, прошла уже почти неделя, и все это время у меня не выходила из головы блеснувшая в его глазах боль от предательства. В этом мрачном, задумчивом взгляде не было и намека на страх, но отразившаяся в нем обида и потрясение чуть было не заставили меня сдаться. Я не хотела причинять ему боль. Мне всем сердцем хотелось извиниться и заверить его, что я никогда и словом не обмолвлюсь ни одной живой душе. Мне хотелось, чтобы он мне доверял и знал, что я никогда его не предам, обратившись к настоятелю.

Но если я его в этом уверю, то буду вынуждена развлекать Кэлвина, пока этот урод не испустит дух, и это убивает меня гораздо больше, чем необходимость вновь пережить карающий взгляд отца Дэймона.

Нажав кнопку, я отправляю по электронной почте письмо епископу Макдоннеллу, добавив в копию адрес отца Дэймона.

Пока что всего лишь предупредительный выстрел.

В письме я просто пою дифирамбы отцу Дэймону, расхваливая его как невероятного лидера и духовного наставника нашей общины. Послание короткое и слащавое, но в нем такое количество скрытых шпилек, что у меня покалывает пальцы. Я решила отправить свое письмо перед самым выходом на работу, потому что сделай я это раньше, то просидела бы весь день, кусая ногти и гадая, не появится ли у него желание меня прикончить.

Мне нужно, чтобы он понял, что я не шучу. Особенно после вчерашнего утра, когда я вошла в палату к mamie и обнаружила там присланный Кэлвином букет цветов. К цветам прилагалась карточка с надписью: «Задушу тебя любовью».

Одно дело угрожать мне, но мысль о том, что Кэлвин начнет терроризировать мою бабушку, мне просто невыносима. Это довело меня до отчаяния и, возможно, немного свело с ума, но именно так и происходит, когда пакостят тем, кого я люблю. Получают психованную сучку, которая пойдет на все, что угодно.

Я печатаю еще одно письмо, на этот раз только отцу Дэймону, и прикрепляю к нему сделанное ранее селфи — от подбородка до обнаженной груди. Никакого текста, только изображение. Он, вне всякого сомнения, рассердится. Пожалуй, даже смутится и придет в замешательство. Но я ручаюсь, что он будет смотреть на это фото гораздо дольше, чем требуется для того, чтобы просто его удалить.

Завтра у меня запланированная встреча с Кэлвином, и мне претит даже мысль о том, что меня будет лапать этот безжалостный придурок. Из-за этого я целый день ничего не ела.

И все же, если я решу не ехать, он снова заявится ко мне на работу, в дом престарелых или, что еще хуже, ко мне квартиру. Я и так уже сожгла один комплект постельного белья, и не могу позволить себе сжечь еще один. Это место – мое единственное убежище, и как только он почувствует себя здесь хозяином, оно и впрямь станет моей клеткой.

Я собираю вещи, закрываю компьютер и иду на работу, чувствуя себя самой что ни на есть стервой-манипуляторшей. Но, как я уже говорила, чтобы защитить своих любимых, я стану кем угодно.

Я толкаю по проходу тележку с медицинскими картами и, когда останавливаюсь, чтобы расположить одну из них в нужной последовательности, мое тело пронзает жужжание дверного звонка.

Мало кто из посетителей игнорирует висящую на двери табличку, но один из них капец как меня нервирует, и в последний раз, когда я открыла ему дверь, всё кончилось тем, что он завладел моей душой. Борясь с тошнотой, я отхожу от тележки в надежде, что если это Кэлвин, то мне все же удастся отделаться от него малой кровью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Затаив дыхание, я распахиваю дверь и вижу перед собой гораздо более красивое, но явно рассерженное лицо, и воздух со свистом вырывается у меня из груди, словно из сдувшегося воздушного шара.

— Отец Дэймон? Что Вы здесь делаете?

Ладно, конечно. Я ожидала, что он ответит мне по электронной почте. Может быть, даже придет ко мне домой. Но я и представить себе не могла, что он заявится ко мне на работу.

— Ты прекрасно знаешь, почему я здесь. Как насчет того, чтобы где-нибудь поговорить?

— Дальше по коридору есть старый кабинет. Можем поговорить там.

Пожалуй, это самое подходящее место, где можно поговорить об убийстве. Раньше там находилось патологоанатомическое отделение, но недавно, к моему несказанному счастью, морг перевели в другое крыло подвала. Так что последнее время мало кто рискует заходить в глубь коридора, полагая, что он кишит призраками.

Когда я направляюсь к двери, Дэймон отступает на шаг и, пропустив меня вперед, следует за мной, словно грозовая туча, готовая разнести все к чертовой матери. Я дрожу всем телом, чувствуя, как легкие сдавил крепкий кулак тревоги и страха. Я сама во всем виновата, и Дэймон явно явился сюда, чтобы поставить меня на место. Вот только он скоро узнает, что я так просто не сдамся.

Я вхожу в темную комнату и, пока Дэймон проскальзывает мимо меня, включаю свет. Обернувшись, я вижу, как он закатывает рукава, обнажая мускулистые предплечья с проступающими на них венами, и тут же забываю все свои аргументы.

— Если ты думаешь, что твое появление в этой больнице заставит меня отступить, то сильно недооцениваешь мое упорство.

Его невозмутимость нервирует. Он словно мафиози перед тем, как всадить пулю в череп какому-нибудь бедолаге.

— Ты умная девочка, Айви. Сегодняшний ход был хорошо разыгран.

— Значит ли это, что ты принимаешь моё предложение?

— Нет. Не значит. Но раз уж мы об этом заговорили, почему бы тебе не рассказать мне, что именно ты задумала?

— А какой в этом смысл? Если ты не собираешься этого делать?

— Потому что мне кажется, что эту часть ты до конца не продумала. Ты просто не понимаешь, что происходит, когда обрываешь чью-то жизнь. Даже если убиваешь не ты.

Я скольжу взглядом по его скрещенным на груди рукам. Внушительные бицепсы Дэймона наводят меня на мысль о том, с какой легкостью он при желании мог бы меня задушить.

— Итак, давай начнем с того, как по-твоему всё это произойдет. Ты хоть об этом подумала?

— Каждый день. На самом деле все просто. Я говорю тебе, где он живет. Даю код, чтобы войти в его дом. Ты его убиваешь, и моим кошмарам конец.

— Да неужели? Потому что я первый уверю тебя в обратном. Каждый день, глядя в окно, я вспоминаю об отнятой мною жизни. Как ты думаешь, чье лицо стоит у меня перед глазами каждую ночь, да так ясно, что мне становится дурно? Не думаю, что ты сможешь с этим жить, Айви. Не думаю, что твои руки настолько запачканы в крови, чтобы так легко с этим свыкнуться.

— А твои?

Он проводит рукой по лёгкой щетине, обрамляющей его идеальный волевой подбородок.

— Ты ничего обо мне не знаешь. Но кое-что я тебе расскажу: когда я стал священником, моя репутация была отнюдь не безупречной, и душевные терзания убийцы для меня не в новинку.

— Да что происходит? Зачем ты пришел? С какой целью? Чтобы вызвать во мне чувство вины и таким образом заставить меня сдаться? Чтобы я мирилась с такой ситуацией до тех пор, пока этот ублюдок не умрет естественной смертью? — теперь уже я скрещиваю руки на груди и отрицательно качаю головой. — Я не могу. Понимаешь, завтра! Мне придется идти к нему домой и два с половиной часа играть в какую-нибудь его очередную извращенную игру, потому что именно такую сделку я с ним заключила, чтобы он посреди ночи не ломился ко мне в дверь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я лучше помолчу о том, что в прошлый раз, мне пришлось ему отсасывать, пока он слушал какую-то жуткую запись Убийцы из коробки для игрушек. Незадолго до этого Кэлвин решил поиграть в гинеколога и сделал меня своей пациенткой. И это еще ничего по сравнению с тем, что он заставлял меня делать в прошлом, но даже я не могу признаться в этом вслух. («Убийца из коробки для игрушек», а именно Дэвид Паркер Рэй — американский серийный убийца. Сексуально пытал и убивал своих жертв в самодельной камере пыток, оборудованной за $ 100000, которую он назвал «коробкой для игрушек». Рэй записывал звуки пыток на аудио кассеты, а также делал видео, когда «играл» со своими жертвами в то время, когда они приходили в сознание. Именно эти записи и слушал Кэлвин – Прим. пер.).