Кровь диверсантов - Анатолий Азольский

Полковник Ламла счел нужным восхвалить высокого гостя за его чуткое внимание к быту военнослужащих, но осторожности ради начал со славословий в честь Вождя – и почти одновременно зазвенел колокольчик у двери, смолк и вновь наполнил квартиру тревожным предчувствием, потому что послышались торопливые шаги спускающегося по лестнице человека. Скарута на цыпочках приблизился к двери, в руке – пистолет. Почти не дыша, вслушивался и гадал: уж не подвешено ли снаружи что-нибудь взрывное? Подскочил к окну: нет, из дома никто не вышел, хорошо просматривались машины во дворе и у подъезда, «Майбах» как стоял, так и стоит. А уже – 18.40…

Время шло, опасения не убывали, но уже ясно: к дверям его подходил человек, живущий этажом или двумя ниже, тот же Клемм, возможно. И Скарута вновь стал у двери. Раздался женский голос – соседка, жена какого-то чина из батальона и заодно телефонистка там же, с нею подруга, обе пошли вниз, не заметив ничего необычного, и, когда женщины показались на улице, Скарута рывком открыл дверь от себя, наружу – и увидел на лестничной площадке обыкновеннейший и безобидный предмет, иллюстрированный журнал, засунутый в ручку двери и при открывании ее упавший. На обложке – идол недели, фельдфебель, поджегший пять танков: скромная улыбка героя, залихватский наклон пилотки. Первая страница, вторая, ничего примечательного, но и пролистывать не надо, потому что в журнале отмечено закладкой нужное для чтения место. Скарута глянул – и мгновенно вспотел. Он понял, где и когда будет убит Вислени. Догадался он и о том, что член ВКП(б) Клемм изменил большевистской партийной присяге и, зная место и время не им совершаемого убийства, подметным журналом этим предлагает майору Скаруте вмешаться в ход событий, схватить убийцу за руку, спасти Вислени жизнь.

От журнала надо избавиться, немедленно сжечь, изорвать, уничтожить, но и с Клемма нельзя спускать глаз: капитан, видя бездействие его, Скаруты, сам бросится в клуб железнодорожников, – уже 18.50, с минуты на минуту Вислени покинет штаб и направится к месту священнодействия.

Так и есть: дверь этажом ниже хлопнула, капитан Клемм выскочил из квартиры, устремляясь… куда?

Скарута торопливо спустился за ним. Ожидал, что Клемм свернет во двор, к «Майбаху», но тот топтался у подъезда, высматривая извозчика.

– У меня «Хорьх», – подошел Скарута, держа в руке журнал. – Куда поедем?

– В штаб!

Тут-то Скаруту и пронзило: ну конечно же – в штаб ехать надо, в штаб! И не только Клемму, но и ему: алиби! Через один час десять минут Вислени будет убит – и тогда Готтберг по минутам будет выверять, кто где был 13 сентября 1943 года в 20.00 по местному времени, – и надо зрительно или документально зарегистрировать себя где-либо.

Сели в машину.

– Это не вы мне подбросили журнал?

Клемм глянул на него с удивлением:

– Солдат из штаба принес… Я полагал, что он ошибся, и направил его к вам.

Журнал полетел на заднее сиденье, развернутый на фотографии: старший лейтенант, несущий сумку с дарами Вислени, снимок сделан не в Минске, когда-то раньше, и подбросивший журнал человек открытым текстом вопил – сумка взорвется! В тот момент, когда ее станут открывать!..

19.00 – Вислени покинул штаб. Офицеры и солдаты уже собраны в клубе, высокого гостя проведут за кулисы, обоим ассистентам предоставят комнату, где они будут ждать, поглядывая на часы. Весь ритуал, впрочем, им знаком, по шуму зала они догадаются, когда надо взять сумку и торжественно внести ее…

Глава 22

Штаб огорошил их новостью: около двух часов дня какое-то неизвестное партизанское соединение смяло три деревни, устремляясь к Украине, уничтожило все опорные пункты; повешены полицаи, старосты и лояльные к новой власти граждане; среди этих деревень были и Фурчаны. Дежурный по гарнизону сообщил также, что решено высокому гостю ничего пока о бандитской акции не докладывать и что через час на станции выгрузится переброшенный из-под Барановичей батальон, ударит вдогонку по бандитам… Нет, спохватился дежурный, ни вам, господин капитан Клемм, ни вам, господин майор Скарута, никто ничего не просил передать…

Клемм и Скарута вышли в коридор, стали у окна, обозревая чахлую клумбу во дворике комендатуры. Курили «Мемфис», время от времени поглядывая на часы. («…Да знаю я, знаю, что сейчас вы – после пива – больше думаете о победе над своим мочевым пузырем, чем над большевиками…»)

– Будет вам известно, Клемм, что большевиков я – не-на-ви-жу!

– Ваше место – на передовой, господин майор. Там, правда, египетских сигарет не дождетесь… – дал совет Клемм. Был он раздражающе спокойным, учтивым, никак не склонным ко вчерашней слезливой болтовне.

Вдруг оба отшвырнули сигареты и пошли к машине. Плечо к плечу, связанные раздававшимися в ушах скорбными словами Вислени: «…последним самолетом из Сталинграда прилетел обмороженный солдат…» До еще не свершенного убийства оставалось не более пяти минут, сейчас появятся в проходе ассистенты с сумкой, начиненной взрывчаткой, и сумка – влекла к себе, сумка – звала. До клуба – три минуты бешеной езды, подъехали и были остановлены. Охрана ни того, ни другого не нашла в списках. Однако изучила документы и в фойе допустила. Но не далее: в дверях зала – неприступной скалой высокорослые офицеры-распорядители. Вошли и тут же разделились. Каждый понимал, что у них в карманах – оружие. Каждый рассчитал уже время взрыва. И каждый знал, где ассистенты, что делают они и у кого сейчас сумка.

Минута, другая… Еще полминуты…

– Дорогой друг! – проникновенно сказал в зале Фридрих Вислени, и голос его был слышен в фойе. – Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых, потому что немцы в плен не сдаются, а я – немец… Треклятый ветер! Он задувает свечку. Карандаш выпадает из моих стынущих пальцев, близится час русской атаки. Я сказал командиру батальона – ты знаешь его, это Эбергардт Риттенберг, тот самый, ну, помнишь, он первым ворвался в Киев… Я сказал ему, что русские здесь не пройдут, и – клянусь тебе! – они не пройдут…

Читалось письмо, а это означало, что сумка – пустая. То есть ничего, кроме крестов и писем, в ней нет и никакого взрыва не будет. Скарута сцепил пальцы, чтоб не выхватить из кармана пистолет и не выстрелить в Клемма, который, конечно, срыв покушения объясняет тем, что он, Скарута, предупредил охрану. Капитан сидел в пятнадцати метрах от него – невозмутимый, как и прежде, и Скарута разжал пальцы. Подумалось: а не ошибся ли он в Клемме? Может быть, разъяренное желание ускорить гибель Вислени вовлекло его в ложную версию? В самом деле, никаких ведь доказательств того, что Клемм агент НКВД – нет. Все – домыслы. Связь с Бахольцем? Да у этого жулика не один офицер в подручных бегает. Присутствие в театре 2 сентября? Да пива хорошего захотелось. Просил партизан не подрывать эшелон? Да существуют десятки причин, по которым те уклоняются от диверсий, в том же поезде могли быть их люди на пути в Германию. Тайнописный текст в письме архивистки? А кто автор его?

Он пересек фойе и сел рядом с Клеммом. Дышал тяжело.

– Послушайте, капитан, меня весьма заинтересовала якобы обесчещенная вами девушка Марта… Адрес не помните? Я мог бы через нее найти вашу любимую Трудель…

Клемм глянул на него. Глаза – ледяные.

– Какая Марта? Впервые слышу… Трудель? Это кто?

– Да хватит вам валять дурака!.. Вчера слезы лили – обесчестил, надругался…

– Кто – лил? Кто – бесчестил? Может, еще скажете – изнасиловал?

Охрана уже прислушивалась… И Скарута поднялся, показал спину, развернулся, сел – и вновь пятнадцать метров разделяли их, соединенных ненавистью и влетавшим в фойе голосом скромного германского труженика… Все письма были прочитаны, Вислени приступил к награждению, и солдат, первым вызванный, уже строевым шагом направлялся к сцене, сапогами разбивая все надежды Скаруты.

Хлопок взрыва за дверьми. Истошный вопль: «Партизаны! Заминировано!» Объятая паникой солдатня вырвалась из зала, разбросав Скаруту и Клемма в разные стороны.

Еще несколько минут – и по приказу Ламлы пригород Берестяны начал оцеплять батальон, который только что выгрузился на станции.

Глава 23

Вислени еще не дошел до солдатских острот о моче, кале и заднице, когда зал покинул, скорчившись от боли, какой-то офицер. Охрана проводила его сочувствующим взглядом, и этот замаявшийся желудком старший лейтенант спустился вниз, к туалету рядом с курилкой, после чего о нем забыли. Сколько просидел на унитазе страдалец и сидел ли вообще – об этом можно только гадать, и этот ли человек вдруг оказался в комнате, где коротали время ассистенты Вислени, или кто-то другой – тоже осталось загадкой для учиненного позднее следствия, потому что появившийся перед ассистентами старший лейтенант был в полном здравии и в превосходном настроении. Вглядевшись в одноглазого ассистента, он воскликнул, давясь от хохота: