Абарат. Абсолютная полночь - Клайв Баркер

Глава 21

Боа на острове Полуночи

Боа и змей, выяснив, что оба они королевской крови, расстались мирно и тихо. Не собираясь тратить время на Лагуну Мунн и ее жалкое нытье из-за детей, Боа покинула Вздор и отправилась на Горгоссиум. Как только она ступила на землю острова Полуночи, ей стало ясно, что Горгоссиум изменился. На острове царила суета, которую она не наблюдала во время предыдущих визитов. В шахты Тодо вливались толпы шахтеров, тысячи абаратцев всех мастей с самых разных островов: одни направлялись в открытые расщелины, освещенные рядами ламп, чей свет был ярче полуденного солнца на Изиле, другие группы рабочих, многие из которых принадлежали нации кут, чьи четыре глаза естественым образом испускали мощные лучи пергаментно-желтого цвета, собирались в железных лифтах, вмещавших двести человек, и спускались в подземные лабиринты туннелей. Грохот бурения, ругань и взрывы вызвали в голове Боа пульсирующую боль. Слишком много сил своего нового тела она отдала сепулькафам. В ближайшее время она не сможет использовать это заклятье вновь.

От шахт она повернула к лесу Древних, где росли деревья, наполовину состоявшие из древесины, а наполовину — из камней. Это были крупные, тяжелые колонны, скрывавшие ее цель, тринадцать башен. В лесу она обнаружила новые свидетельства яростного аппетита Горгоссиума. На большую группу торговцев, двигавшихся в полумиле от Боа, напала стая мух распада, форма и цвет которых были в точности те же, что и у мух, виденных Боа среди гнилой еды на улочках Цыптауна, за исключением того, что особи Горгоссиума вырастали размером с автомобиль.

Она не стала дожидаться гибели последнего купца, чтобы миновать место нападения. Не успели стихнуть крики тех, кого схватили и унесли прочь, а между каменными Древними уже появилась волна Алого Старины, как островитяне называли пурпурный туман, окружавший остров, словно гигантская алая змея. Боа тихо прокляла его. Но выбора не было: либо войти в туман, что представлялось не самой удачной мыслью, либо бороться со стаей возбужденных мух распада.

Тлен часто дразнил Боа, утверждая, что знает ссылки в Абаратарабе, самом древнем и могущественном магическом труде Часов, где рассказывается об истинной природе и цели Алого Старины. Ей хотелось знать детали, но Тлен не собирался делиться с ней своими знаниями.

— Всему свое время, — говорил он.

Это был его любимый трюк: самое интересное оставлять на потом, всегда на потом.

Что ж, это потом настало. Ей были необходимы знания, и она их получит, даже если придется шагнуть внутрь Алого Старины. Она не дала тревоге помешать ей, нырнула в клубящийся туман и продолжила идти вперед. Вместо того, чтобы зацикливаться на страхах, она принялась думать о будущем. С этого момента ей следовало быть осторожнее. В свои прежние визиты сюда она скрывалась под маской невинной принцессы. Больше такое прикрытие ей не потребуется. К настоящему моменту слухи о том, что произошло на острове Лагуны Мунн, наверняка достигли Горгоссиума. Ее возвышение в мире Тлена означало, что те, кто ожидал такого возвышения дольше нее, поймут — их мечтам не суждено осуществиться, а значит, здесь, на Полуночи, многие с удовольствием убьют ее еще раз.

Когда она тщательно организовала их «случайную» встречу, Тлен был на подъеме. Он сразу дал ей понять, что его амбиции практически безграничны. Он собирался везде побывать, все узнать, исследовать каждое состояние бытия. С первого взгляда она поняла, что этот человек рожден для власти.

Ходили слухи, что он погиб во время поражения в Цыптауне. Глазами Кэнди она видела, как его забрала Изабелла, и потеряла его в водах, заполнивших город, но все же не могла заставить себя поверить в то, что он мертв. Да, он был тяжело ранен, но его и прежде ранили, и часто жестоко, но так и не смогли убить.

Нет. Ее драгоценный Кристофер, который столькому ее научил, был жив. Она в этом уверена. Ей только надо его найти. И попытаться залечить раны, что они нанесли друг другу.

Вязкие языки Алого Старины стали тоньше, немного раздвинулись, и сквозь их кровавую пелену Боа увидела одну из башен. Она почти пришла! Башня обновилась, старые камни заменили полированными плитами квамощей, в серебристой поверхности которых отраженные предметы претерпевали невероятные изменения.

Несмотря на охватившее ее возбуждение от скорой встречи с Кристофером, она не могла не испытывать некоторого беспокойства. Если Тлен выжил и вернулся на Горгоссиум — а куда еще он мог пойти? — то, возможно, через пару минут она окажется с ним рядом. Она мысленно представила его. Почти голая голова с плотью, достаточной лишь для того, чтобы прикрыть выступающие кости; две трубки, хирургически вставленные в заднюю часть черепа, чтобы высасывать из мозга кошмары, свободно плавающие в жидкости, которой он дышал и которая позволяла ему жить в компании своих самых темных видений. Но несмотря на всю чудовищность его облика, под ним крылось создание с нежным сердцем.

И она предала это нежное сердце. Она использовала его для собственного магического развития, а потом отвергла, чтобы выйти замуж за Финнегана Фея. Это было преступление против любви, и Тлен нанял убийцу, который прикончил ее на собственной свадьбе. Теперь они квиты. Сердце за жизнь. Кто с этим спорит? Они оба заплатили за свои дела ужасную цену. Если б она сумела убедить в этом Тлена, если б смогла объяснить ему, что пришло время двигаться дальше, то, возможно, он простит ее предательство. Разумеется, слов любви теперь недостаточно. Он захочет нечто более осязаемое, чем просто слова — гораздо более осязаемое.

Но если такова цена возвращения его преданности, исцеления от боли, которую она ему причинила, то эта цена была незначительной, и она с радостью ее заплатит. А кроме всего прочего, она возвращалась с обширными знаниями об Иноземье, о мире, который он давно желал себе подчинить, используя заклятья невероятного масштаба. Она была прекрасно знакома с этим идиотским миром. За шестнадцать лет, которые она наблюдала его глазами Кэнди Квокенбуш, ей удалось хорошо его изучить. Она в тошнотворных деталях видела, как он устроен: видела его ритуалы успокоения (телевидение, еда, религия), его страсть к ядам (телевидение, еда, религия), его чудовищные желания (телевидение, еда, религия) — она понимала их все. Что она и Тлен, ученица и ее бывший учитель, смогли бы сделать, если им удастся войти в этот оцепеневший мир с намерением подчинить его себе?

Или, ради А'зо и Ча:

ЧЕГО БЫ ИМНЕ УДАЛОСЬ С НИМ СДЕЛАТЬ?

Когда она подошла к краю опушки, Алый Старина полностью рассеялся, и Боа едва сдержала крик потрясения, увидев, насколько изменилось это место. Сквозь туман проступала лишь одна башня с тремя шпилями. Остальные были снесены, их остатки исчезли, а земля, на которой они стояли, выровнена словно для того, чтобы еще больше подчеркнуть размер нового строения. В шпилях не было окон почти по всей их высоте.

Окна располагались лишь на вершине громадного центрального шпиля толщиной с иглу — целый ряд, по форме напоминающий узкие глаза и идущий по окружности всей структуры. Рассматривая их, она заметила, что в камне выбиты вертикальные ряды символов, отливающих ртутью. Боа не могла их разобрать, но знала, откуда они взялись. Это был древний абаратский язык, язык Нити, как называли его прежде, имея в виду, что он использовался для обозначения и связи всех вещей под Двадцатью Четырьмя часами и Одним, возвышавшимся над островами. В этих знаках каждая частица, составлявшая Абарат — от росинки до горы, от мухи до реквии, от секунды невыносимой скорби до первой улыбки младенца — была записана и вплетена в нить, неразрывно идущую сквозь Время и Время Вне Времён, соединяя их повсюду и навеки.

«Вот было бы прекрасно и ужасно, — думала она, — разорвать эту священную нить! Навсегда отделить всё от всего и взглянуть на отчаяние, которое не сможет вылечить ни молитва, ни размышление»…

Мысль о том, чтобы причинить столь изысканный ущерб, наполнила ее радостью. Принцесса, способная на такие замыслы, была непобедима. Она умерла, но воскресла. Возможно, ничто не способно нанести ей урон. Думая об этом, она вышла из чертогов Древних и направилась по открытому пространству к Башне Иглы. Никто не охранял башню по одной простой причине — в ней не было дверей. Боа дважды обошла ее, изучая стену в поисках хотя бы намека на отверстие, пусть узкое и маленькое. Но ничего подобного не обнаружилось. Вполне возможно, дверь была сокрыта Сими Фейт, но принцесса была не в настроении искать тянущиеся нити Веревки Сими, чтобы аккуратно их расплетать. Она давно не практиковалась в расшифровке, но очень хотела увидеть, что же находится внутри. Поэтому она зарядила свою кровь силой, прошептав над запястьем четыре слога — в'аатеум, — прокусила себе кожу, набрала полный рот крови и прежде, чем та успела раствориться на языке и деснах, со всей силы плюнула в свое искаженное отражение.