Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908–1914) - Юлия Лунева

4–5 (17–18) июня 1909 г. произошла встреча русского императора с германским в финских шхерах. Обоих монархов сопровождали их министры иностранных дел. Между бароном фон Шёном и Извольским состоялось несколько бесед, посвященных главным образом обзору политических событий последних месяцев. С германской стороны последовало объяснение, что политика Германии была направлена на поддержание мира и улаживание спорных вопросов и недоразумений, которые возникли между Австро-Венгрией и Россией.

Извольскому было заявлено, что для интересов России было бы полезнее действовать вместе с двумя центральными державами, чем примыкать к Франции и Англии; кроме того, прозвучали обычные жалобы на враждебный тон русской печати в отношении Германии. Извольский на это возразил, что совместные действия России с Францией и Англией являлись необходимыми из-за политики Австро-Венгрии, но что это никоим образом не было направлено против Германии, с которой Россия желала находиться в наилучших отношениях.

Германия, несмотря на ее враждебное поведение во время Боснийского кризиса, все еще надеялась возродить «Союз трех императоров». Российские политики заняли сдержанную позицию, прекрасно понимая, что ни Германия, ни Австро-Венгрия не станут союзниками России на Балканах. В прощальной беседе с Шёном Николай II сообщил о своих предстоящих визитах к французскому президенту и английскому королю[280]. Царь по собственному почину дал слово, что, «с какими бы требованиями во время этих визитов он ни столкнулся, он ни на что не пойдет, что было бы направлено против Германии или исходило бы из направленного против Германии плана»[281].

Свидание в шхерах, как считает отечественный историк А. В. Игнатьев, свидетельствовало о стремлении России вернуться к политике балансирования между Англией и Германией[282]. Берлин в силу сложившегося международного положения не мог проводить активную политику по сближению с Петербургом.

Во второй половине июля — начале августа 1909 г. состоялись свидания царя с союзниками по Антанте. В Шербуре Николай II встретился с французским президентом К. Фальером, а в Коузе — с английским королем.

Во время пребывания Николая II в Шербуре 18–19 июля (31 июля — 1 августа) 1909 г. состоялись беседы Извольского с французским министром иностранных дел С. Пишоном. Они были посвящены главным образом минувшему кризису и мерам, которыми можно было бы воспрепятствовать возникновению на Балканах новой конфликтной ситуации. Извольский настаивал на необходимости для России и Франции совместно с Англией найти средства «сохранить интересы балканских народов и предотвратить внезапное открытие восточного вопроса».

Длительное обсуждение оказалось, однако, малорезультативным. Французская сторона не пошла дальше декларирования своего стремления сохранить целостность Османской империи и статус-кво на Балканах. По поводу этого свидания бельгийский поверенный в делах в Париже писал, что «прекрасные дни франко-русского союза миновали… ничего не осталось от былого воодушевления. Об этом союзе говорят как о чем-то приятном, на что вряд ли можно, в случае надобности, рассчитывать»[283].

Визит Николая II в Коэс, по словам Никольсона, имел всеобщий успех. Присутствие внушительного британского флота, прекрасная погода и регата в Коэсе сделали посещение приятным[284]. Извольский, сопровождавший Николая II, имел длительный разговор с премьер-министром и Э. Греем. Российского министра сильно беспокоило соглашение между Австро-Венгрией и Болгарией и то, что Австрия замышляет дальнейшее продвижение на Балканах к югу. Извольский в Коэсе прямо спросил Грея: благосклонно ли отнесется Великобритания к занятию Австрией Салоник. Ему заявили, что такое нарушение статус-кво на юго-востоке Европы, естественно, явится серьезной заботой для Великобритании[285]. Руководители внешней политики двух стран договорились поддерживать существующий режим в Турции, а также статус-кво острова Крит.

Между тем Россия стремилась занять влиятельное положение в Константинополе, чтобы не позволить Германии вновь приобрести исключительное влияние на Блистательную Порту. Весной 1909 г. министр иностранных дел Турции Рифат-паша посетил Санкт-Петербург, а позднее состоялось свидание министров иностранных дел в Ливадии, которое все же не сблизило существенно обе державы.

В июле 1909 г. в Константинополь прибыл новый российский посол. Им стал бывший помощник Извольского Н. В. Чарыков, который начал энергично проводить в жизнь курс на сближение с Турцией. Он пошел навстречу турецкому правительству в разрешении международных вопросов: реорганизации жандармерии и международной финансовой комиссии, а также в критском и македонском вопросах[286]. Главные же усилия посла, согласно его собственному письму товарищу министра иностранных дел, родственнику и протеже Столыпина С. Д. Сазонову, сосредоточились на достижении основной цели России: сохранить Турцию от распада в невыгодное для Петербурга время[287].

Россия придерживалась мнения, что сильная Турция является главным положительным фактором в ее балканской политике и что необходимо поддерживать статус-кво в Османской империи. Посол стремился подготовить почву к предстоящему соглашению с Турцией, которое планировалось на конец июля во время посещения султаном Николая II в Ливадии. Этот замысел, однако, не осуществился вследствие усиления германского влияния в Стамбуле. Султан в Крым не поехал. Правда, у царя побывала турецкая правительственная делегация, но дело ограничилось обсуждением вопроса о турецком железнодорожном строительстве в Малой Азии, причем русские дипломаты пообещали смягчить свою ранее сугубо негативную позицию. Проблем общего соглашения и связанного с ним статуса Проливов стороны не касались[288].

Немного оправившись от поражения в Боснийском кризисе и неудачной попытки открыть Черноморские проливы осенью 1908 г., Россия вновь предприняла шаги к изменению режима Проливов. Проект соглашения с Италией по этому вопросу был намечен еще осенью 1908 г., во время свидания Извольского и Т. Титтони в Дезио.

10 (23) июля 1909 г. помощник министра иностранных дел А. А. Нератов писал российскому послу в Риме князю Долгорукому по поводу его проекта русско-итальянского соглашения по балканским делам. Необходимо отметить, что Италия имела свои интересы на Балканском полуострове и во время Боснийского кризиса временами действовала заодно с Россией. Общей целью двух стран на Балканах было не допустить дальнейшего расширения там Австро-Венгрии. России было важно обезопасить Проливы, а Италия преследовала свои экспансионистские цели на адриатическом побережье. «Если развитие национальных единиц на Балканах не противоречит видам Италии, то в такой же ли степени это начало соответствует целям России?»[289] — спрашивал Нератов Долгорукого.

В итоге на Балканском полуострове по предложению итальянского правительства должны были образоваться национальные единицы: греческая, албанская, сербская и болгарская. При этом о судьбе прилегающих к Проливам земель конкретно ничего не говорилось ввиду смешанного в них населения. А. А. Нератов отмечал: «Во всяком случае, земли эти не могут, по точному смыслу итальянского проекта соглашения, попасть в руки народа, не принадлежащего к туземной национальности. Первенствующее положение в Проливах является вековой целью политики на Балканах; с ними связаны разнообразные потребности нашей политики и государственной жизни, и отказаться от достижения этого положения мы не можем»[290].

Итальянский проект, правда, затруднял захват Проливов любой державой (в том числе и Россией), и такое положение еще не давало Петербургу полной уверенности в обеспечении своих интересов. К тому же, если бы Италия получила первенствующее положение в Албании в экономическом отношении, это обеспечило бы ей там и политическое влияние.

Россия на такое положение на Босфоре рассчитывать не могла, потому что ее преобладание в Проливах зависело от условий военно-политического характера. Нератов делал вывод ввиду всего изложенного, что «принцип развития национальностей балканских может быть для нас приемлемым только при обеспечении наших прав как великой державы»[291]. «Итальянское правительство может не сознавать, что наша роль на Балканском полуострове далеко не завершена, и несомненно пойдет навстречу нам»[292]. В России считали, что соглашение с Римом приблизило бы Италию к ней и тем самым ослабило ее связи с Германией и Австро-Венгрией. Особенно важным представлялось включить в него Балканский вопрос. Согласование политики двух стран могло затруднить дальнейшую для Австро-Венгрии возможность придерживаться на Балканах политики экспансии. Помощник министра пришел к заключению, что соглашение с Италией желательно. Включение в него вопроса о Проливах было вполне естественным, ввиду возбуждаемого самой Италией вопроса о будущей судьбе турецких провинций. Помощник министра предложил два варианта рассмотрения вопроса о Проливах. Отрицательный, то есть отказ Италии от оппозиции российской политике в отношении Проливов, или же положительный — признание за Россией сферы влияния на прилегающих к Проливам землям. «Первая из этих двух формул представляется более предпочтительной, так как не затрагивает никаких суверенных прав, она имеет не угрожающий характер, а вместе с тем дает нам свободу действий, поскольку эта свобода действий будет касаться Италии», — рассуждал Нератов[293].