Сказания о Русской земле. Книга 4 - Александр Нечволодов

Король Польши Сигизмунд-Август

В течение же этого перемирия Кетлеру вместе с Рижским епископом удалось заключить важный договор с польско-литовским королем. По этому договору Ливония отдавалась под его покровительство, а Сигизмунд-Август обязан был защищать ее против русских и получил в залог несколько замков, в том числе и Линабург, нынешний Двинск, которые весной следующего 1560 года были заняты литовским воеводою Николаем Радзивиллом Рыжим. Против русских же Сигизмунд-Август свои войска не двигал под предлогом, что перемирие с нами оканчивается только в 1564 году. Между тем Кетлер, наняв на занятые им деньги несколько тысяч наемного войска из Германии, двинулся за месяц до окончания своего перемирия с Москвой, осенью 1559 года, к Юрьеву, нечаянно напал на стоявший близ города отряд Плещеева и разбил его; но на этом вероломном нападении успехи немцев и окончились.

В Юрьеве сидел доблестный воевода князь Андрей Катырев-Ростовский; он заключил всех опасных граждан под стражу, встретил немцев сильным пушечным огнем и сделал стремительную вылазку из города. Скоро среди Кетлеровых наемников, которых постоянно тревожили русские, поднялось недовольство, и он стал отходить, причем решил, что, по крайней мере, отнимет у нас замок Лаис, где было всего 400 человек русского гарнизона; он осадил его, поставил туры, разбил стену и повел войска на приступ. Но русские воины под начальством неустрашимого стрелецкого головы Кошкарова дрались, как львы, и со славой отбили все приступы немцев, Кетлер же, потеряв множество народа, должен был отойти в Вендену как побежденный. «Сия удивительная защита Лаиса, – говорит Н.М. Карамзин, – есть одно из самых блестящих деяний воинской истории древних и новых времен, если не число действующих, а доблесть их определяет цену подвигов».

Узнав о предательском нарушении перемирия Кетлером, Иоанн послал новую рать в Ливонию под начальством князей Мстиславского, Петра Шуйского и Василия Серебряного, которые в начале 1560 года выступили в поход и начали его очень удачно. Ливония запылала вновь. «Скоро начали сдаваться крепости… всюду царило малодушие и предательство: с этим согласны даже немецкие летописцы», – говорит один польский писатель.

Положение Ливонии было отчаянное. Русские после взятия Мариенбурга опустошили ее до моря. Крестьяне во многих местах поднимали мятеж против своих господ, а некоторые наемные отряды, не получая жалованья, бунтовали и нередко сами сдавали нам крепости. Весною Иоанн отправил на усиление войск, действовавших в Ливонии, двух близко стоявших к нему людей: князя Андрея Курбского и Даниила Адашева. По словам первого, государь призвал его к себе в спальню, перечислил все его доблести и сказал: «Мне ли самому ехать в Ливонию, или вместо себя послать воеводу опытного, бодрого, смелого и вместе с тем благоразумного; избираю тебя, моего любимого, – иди и побеждай».

В мае воеводы наши выступили из Юрьева. Они настигли немецкие главные силы, с которыми был и старый Фюрстенберг, недалеко от Белого Камня или Вейссенштейна, сразились с ними в самую полночь и нанесли страшное поражение; Фюрстенберг едва успел бежать, чтобы запереться в сильнейшей крепости Феллине, куда наши войска не замедлили отправиться вслед. Один из немецких военачальников, Филипп Белль, человек большой доблести, вздумал задержать наступление русских близ Феллина, но был разбит и взят в плен. Ценя его мужество, воеводы наши не последовали примеру Кетлера, варварски избившего доблестных защитников Рингена, но отнеслись к Беллю с величайшим уважением. Белль, по словам Курбского, так объяснял несчастие Ливонии: «Когда мы пребывали в католической вере, жили умеренно и целомудренно, тогда Господь везде нас покрывал от врагов наших и помогал нам во всем. А теперь, когда мы отступили от веры церковной, дерзнули ниспровергнуть законы и уставы святые, приняли веру новоизобретенную, вдались в невоздержание… теперь явственно обличает нас Господь за грехи наши и казнит нас за беззаконие наше…».

П. Соколов-Скаля. Взятие Иоанном Грозным ливонской крепости Кокенгаузен

Подойдя к Феллину, войска наши немедленно приступили к его осаде; толстейшие стены крепости не поддавались действию русских орудий, запасов у осажденных было в изобилии, и осада могла продолжаться очень долго. Однако спустя три недели немецкие наемники, не получая в течение нескольких месяцев жалованья, решили сдать крепость русским, невзирая на мольбы старца Фюрстенберга продолжать ее защиту и на раздачу им всех своих сокровищ. Русские вошли в Феллин, а Фюрстенберг был отправлен в Москву, где его очень милостиво принял Иоанн и дал ему на кормление Ярославский городок Любим, в котором он и окончил свой век. Храбрый Филипп Белль был также отправлен в Москву, но судьба его сложилась иначе. Представленный Иоанну, он сурово сказал ему: «Ты неправдой и кровопролитием овладеваешь нашим отечеством, не так, как прилично царю Христианскому», за что разгневанный государь сгоряча приказал отрубить ему голову; он скоро одумался и послал отменить казнь, но было уже поздно.

После Феллина пало еще несколько крепостей, и Ливония была приведена в такое расстроенное состояние, что дальнейшего самостоятельного существования она продолжать уже не могла.

Однако чрезвычайные успехи Иоанна в этой войне были все же недостаточны для ее окончания. Гром московских побед привлек к себе внимание всей Европы, в которой нашлось много охотников получить себе часть в государстве, для существования которого пробил смертный час. «Теперешняя Ливония – что девица, вокруг которой все пляшут», – говорил про нее один из современников.

Перед тем чтобы перейти к изложению новых, весьма сложных событий дальнейшей борьбы из-за стремления Иоанна стать твердой ногой на Балтийском побережье с целью войти в непосредственную связь с Западной Европой, а также и к рассказу о не менее сложной и крупной перемене, произошедшей в самом государе, необходимо упомянуть о том, как одно из западноевропейских государств само добивалось в это время завязать непосредственные сношения с Москвой.

Государство это была Англия. Соперничая с могущественными морскими державами того времени – Испанией, Португалией, Венецией и Генуей, обладавшими огромными военными и торговыми флотами, Англия в поисках новых стран для развития своей торговли отправила в 1553 году три купеческих корабля в Северные моря в надежде найти новые пути в Китай и Индию. Буря разнесла эти корабли, и два из них погибли у берегов Русской Лапландии, причем их самоотверженный начальник, Гуго Виллогби, был найден впоследствии замерзшим в шалаше, сидя за своим журналом. Третий же корабль капитана Ченслера вошел в Двинский залив и пристал к берегу у монастыря Святого Николы, где ныне расположен город Архангельск. Доставленный по повелению государя в Москву, Ченслер со своими спутниками был торжественно принят Иоанном и подал ему написанную английским королем Эдуардом VI грамоту на разных языках «ко всем северным и восточным государям», в которой он просил радушно принять его подданных и оказывать им содействие для установления торговых сношений. Обласканный Иоанном, Ченслер отбыл в Англию и возбудил там живейшее любопытство к Московскому государству, о котором говорил как о вновь открытой стране; он рассказывал о великолепии царского двора, о величественной наружности нашего государя и об огромных богатствах мехами и другими произведениями Русской земли.

А. Висковатов. Царь Иоанн Васильевич Грозный

Преемники Эдуарда, его сестра королева Мария Тюдор и муж ее Филипп, сын Карла V, впоследствии знаменитый испанский король, отправили в 1555 году того же Ченслера уже послом к Иоанну для заключения торгового договора с нами. Государь опять принял Ченслера крайне милостиво, несколько раз звал его к столу, обыкновенно сажая перед собой, и дал жалованную грамоту англичанам, по которой они могли беспошлинно торговать по всей земле, нанимать русских работников, судиться между собою при посредстве выбранных ими же из своей среды старшин, и другие льготы. Главным складочным местом для их товаров были назначены Холмогоры, куда англичане привозили свои товары, преимущественно сукно и сахар.

В Англию Ченслер отбыл в 1556 году, с четырьмя богато нагруженными судами и с государевым посланником, вологодским наместником Иосифом Непеею, везшим драгоценнейшие дары от Иоанна – Марии и Филиппу.

К несчастью, Ченслер и три корабля погибли во время бури, но Непея благополучно прибыл в Лондон. Знатные государственные сановники и 140 купцов со множеством слуг, все на прекрасных лошадях, выехали ему навстречу. Он сел на великолепно украшенного коня и торжественно совершил свой въезд в город, приветствуемый громкими кликами жителей, толпившихся по улицам. Ему был отведен один из лучших домов, «где богатство уборов, – говорит Н.М. Карамзин, – отвечало роскоши ежедневного угощения; угадывали, предупреждали всякое желание гостя; то звали его на пиры, то водили его обозревать все достопримечательности Лондона: дворцы, храм Святого Павла, Вестминстер[3]» и древний замок, или Тауэр. «Принятый Марией с отменным благоволением, Непея в торжественный день Ордена Подвязки[4] сидел в церкви на возвышенном месте близ королевы. Нигде не оказывалось такой чести русскому имени. Сей незнатный, но достойный представитель Иоаннова лица умел заслужить весьма лестный отзыв английских министров; они донесли королеве, что его ум в делах равняется с его благородной важностью в поступках».