Через год в это же время - Софи Касенс

– А это тебе. Конечно, вряд ли это достаточная плата за целый день работы, но с учетом того, что ты стащил мое имя и с ним всю мою жизненную удачу, я бы сказала, что мы почти квиты.

Ей следовало выйти из машины, чтобы Квинн мог уехать до того, как появится автобус, но она не шелохнулась. Она просто сидела и смотрела на него, и ее губы сами собой растягивались в улыбке. И улыбка отразилась на его лице, как в зеркале, а потом он потер ладонью рот и уставился на свои колени.

– Послушай… – начал Квинн, и слово надолго повисло в воздухе. – Если у тебя есть время, то, может быть… – Он посмотрел на свои руки, скрестил пальцы, потом сжал кулаки.

– То?.. – подбодрила его Минни.

– Ну я… я знаю кое-кого еще, кому понравился бы этот пирог.

– И кто же это?

– Ну… моя мать.

Квинн объяснил, что как-то упомянул историю ее имени при матери, и той захотелось познакомиться с Минни. Минни показалось, что ей готовят ловушку. Неужели все это предложение помощи было задумано для того, чтобы она почувствовала себя обязанной познакомиться с женщиной, которую ненавидела ее собственная мать? Квинн потратил на нее целый день, она сидела в машине этой женщины… Вряд ли она могла отказаться.

Второе января 2020 года

Тара Хэмилтон жила в Примроуз-Хилле, в северной части Лондона. Когда они ехали по Камден-роуд, Минни смотрела в окно на такие знакомые картины. Она выросла неподалеку отсюда. И, глядя на эти улицы из окна «бентли», она чувствовала себя Алисой, которая сквозь зеркало всматривается в другую версию реальности. После ее рождения в больнице Хэмпстеда Минни до пятнадцати лет жила с родителями и братом в Чок-Фарм, в квартире с двумя спальнями, прежде бывшей муниципальной, по другую сторону железнодорожного моста от Примроуз-Хилла. Потом родители перебрались дальше на север, в отдельный дом. Но все детские воспоминания Минни были связаны именно с этой квадратной милей города.

Когда Квинн повернул на Риджентс-парк-роуд, город изменился. Шумные грязные улицы Камдена уступили место зеленому элегантному Примроуз-Хиллу. Прекрасные дома с ухоженными палисадниками и безупречно покрашенными ставнями смотрели на парк. Любители бега в дизайнерских спортивных костюмах проносились мимо. Упитанные люди выгуливали упитанных собак. Достойного вида джентльмены в длинных верблюжьих пальто деловито вышагивали по тротуарам, держа под мышками свернутые газеты.

– А ведь это всего в миле от того места, где я выросла, но кажется, что здесь просто другой мир, – сказала Минни, наблюдая за людьми и домами, мимо которых они проезжали. – Я сюда не возвращалась уже много лет. Разве не забавно, как какое-то место может оживить детские воспоминания? Вон там, подальше, в Кентиш-Тауне, был молодежный клуб… Если ты не успевал перехватить ночной автобус вовремя, то в итоге оставался вон на том мосту. – Минни показала вдаль по улице.

Если живешь в городе достаточно долго, подумала Минни, то улицы и разные места, где проходит твоя жизнь, сворачиваются, словно бумага, освобождая место для новых воспоминаний. Но стоит оказаться на давно забытой улице, и эти воспоминания возникают, такие же живые, как и в тот далекий день.

– «Бамберс», – пробормотала она себе под нос.

– Я помню клуб «Бамберс», – засмеялся Квинн.

– Думаю, «Бамберсу» принадлежит честь быть местом, где меня впервые вырвало, после того как я познакомилась с крепкой выпивкой, – скривилась Минни.

Квинн повернул голову и посмотрел на нее; на его лице промелькнуло странное выражение. Он прищурился, словно отчего-то смутился. Его реакция вызвала у Минни ощущение, что она сказала что-то не то. Она отвернулась к окну. Конечно же, девушки в мире Квинна не говорили о том, как они напивались и их тошнило.

Когда Минни было лет десять или одиннадцать, они с ее лучшей подругой Лейси иногда после уроков отправлялись погулять по Примроуз-Хиллу. И они сочиняли разные истории о тех, кто жил в этих разноцветных домах, и о том, как именно они зарабатывают деньги.

– Продают терки для сыра! – могла предположить Лейси, показывая на желтый особняк с заиндевелыми окнами.

– А эти – надувные детские дворцы! – смеялась Минни, показывая на кремовый дом на углу.

Каждый раз, когда они гуляли в этом районе, истории становились все более затейливыми. Лейси сочинила целую историю о семье, продающей терки для сыра: наверняка там случился семейный разлад из-за оптимальных размеров дырок на терках.

Когда Квинн затормозил перед самым большим особняком на улице, Минни даже рот разинула, не веря своим глазам. Это был тот самый дом, о котором они с Лейси сочиняли сказочки. Голубой пятиэтажный особняк походил на гигантский кукольный домик, из тех, какие могут нарисовать дети, изображая идеальный лондонский дом. По обе стороны от парадной двери стояли аккуратно подстриженные самшиты, голубой фасад казался только что покрашенным. Черная решетка отмечала границы владения, а сразу за ней высилась живая зеленая стена, скрывающая первый этаж от любопытных взглядов с улицы. Это был оазис чистого покоя в центре шумного города.

Дом располагался в ряду других особняков, и все они сияли разными красками. Минни и Лейси обычно называли их домами мороженого. Ей хотелось сказать Квинну, что он живет в доме черничного мороженого, но потом она решила, что он может подумать, будто она в детстве занималась чем-то дурным, вроде высматривания богатых домов для нехороших целей, – и она промолчала.

– Так это здесь живет твоя мама?

– Я здесь вырос, – кивнул Квинн. – Теперь у меня своя квартира, но мама по-прежнему тут и все такая же энергичная.

Он вылез из машины и обошел ее, чтобы открыть дверь перед Минни. Минни взяла последний пирог и следом за Квинном поднялась по ступеням к огромной парадной двери. Уже смеркалось и похолодало, а у нее не было куртки. Минни начала дрожать. Квинн обнял ее за плечи. Это был инстинктивный жест, словно он на мгновение забыл, что стоит у дверей рядом с относительно посторонней женщиной, а не со своей подругой. И похоже, он это осознал, так как быстро опустил руку и сунул ее в карман, ища ключи.

– Мам! – позвал он, когда они вошли. – Я привез подругу навестить тебя.

Они нашли матушку Квинна в гостиной – она сидела в кресле и читала. Ей, видимо, было слегка за шестьдесят, но выглядела она на сорок с небольшим. Светлые волосы уложены в аккуратный узел, кожа свежая и безупречно чистая. На ней был лиловый домашний халат с поясом, и