Евроняня - Наташа Нечаева

– Не парься! – утешил ее счастливый Вован. – Скажи банкиру, что речку эту в честь Марфы Посадницы назвали новгородские ушкуйники, которые сбежали от Ивана III на Мурман.

– А на самом деле как было? – насторожилась Ника.

– Никто точно не знает, отвечаю! – уверил братан. – Жди, скоро буду.

Примерка Никиного шедевра состоялась в шикарном лимузине цвета слоновой кости, на котором Вован подрулил к дому ЕВРа. Ника при самом действе не присутствовала, ожидая вердикта в кабине рядом с Гориллой. Вовчик возился довольно долго, потом опустил стеклоперегородку.

– Сестренка! – В его голосе звенели слезы счастья. – Работает идеально. Я – твой вечный должник!

– Да ладно! – зарделась от заслуженной похвалы кутюрье. – Скажи лучше, откуда у тебя столько машин? Кабриолет, джип, теперь лимузин?

– Веруня, золотце, это же все шелуха, пыль. Ты что, забыла, кто у тебя братан? Хочешь, бери любую!

– Зачем? – удивилась Ника. – У меня и прав-то нет!

– Подарим!

– Не надо! – испугалась девушка, мгновенно вспомнив историю с Гениными правами. – Лучше на курсы пойду!

– Правильно, сестренка. А пока не выучишься, я тебе водилу к машине подарю. В придачу. Надоест – вернешь. Хочешь кабриолет?

Вероника вспомнила слова Гены о дороговизне автомобиля и решила, что уж если что-то и брать, на время, разумеется, то именно кабриолет, машиненку маленькую, незаметную, неказистую.

– Самому что, не надо? – из вежливости спросила она. – Зачем тогда покупал?

– Я и не покупал, – пожал плечами Вовчик. – Я ее у Мишки Трипроцента в чехарду выиграл. – Он весело прижмурился, видно, вспоминая увлекательное состязание. – Мишка-то на должности пузо наел, скакал тяжело, а я еще одному из быков, через которых прыгали, стольничек сунул, ну, чтоб задницу приподнял, когда Мишка пойдет… – Вован весело расхохотался. – На четвертом человеке Мишка и сверзился. Я-то тренированный, семерых перепрыгнул!

Ника совершенно не представляла, кто такой Мишка Трипроцента, но и уточнять не стала – зачем? И так понятно – мафиози. А об этом страшном мире она ничего не хотела знать! Головастик, истолковавший ее молчание как согласие, коротко бросил кому-то в мобильник: «Кабриолет ко мне, мигом!»

Они не успели перекинуться еще и парой-тройкой фраз, как рядом с лимузином припарковался тот самый кабриолет, вчерашний. При дневном свете он выглядел куда лучше: и цвет такой мерцающий, зелено-голубой, словно хамелеон, и фары лупастенькие, и корпус ладненький, как облизанный. Вот если б еще крышу настоящую, а не эту черную брезентуху. На чистеньком задке кто-то, видимо, для понту пришпандорил эмблему от «Мерседеса». Зачем? «Мерседесы», они вон какие…

– Документы оформлю сегодня же, – пообещал Вовчик, усаживая сестру на водительское сиденье, и долго любовался, как Вероника, словно маленькая девочка, крутила руль, нажимала на педали, играла с рычагом автоматической коробки передач и подпевала мелодично пиликающему клаксону.

Увлеченная освоением очередной опции – открыванием и закрыванием черной мягкой крыши, – девушка совершенно не смотрела по сторонам. А потому и не заметила, как рядом со светлым лимузином Головастика солидно пристроился темный лимузин ЕВРа, как из него выскочили Петя с Марфой и следом вышел сам банкир.

– Ника! – уже заглядывала в кабриолет любопытная Марфа. – Чья это машинка? Можно, я тоже крышу пооткрываю?

– Ух ты, клё-ёвая тачка! – одобрил Петр.

– Здравствуйте, Вероника Владиславовна, – поприветствовал ее удивленный ЕВР.

Ника боком, неловко, вылезла из низкого салона, за ней вышел Вовчик.

– Знакомьтесь, – пролепетала Ника. – Это Евгений Викторович, мой работодатель, а это – Владимир… – она на секундочку запнулась, – мой брат.

– Вован! – энергично тряхнул Вовчик тонкую и сухую руку ЕВРа.

– Ропшин, – ответил ЕВР, глядя на незнакомца как-то очень странно. – А я и не знал, что у вас есть брат.

– Троюродный, – заторопилась в объяснениях Ника, – только что из Орска приехал!

– Из Орска? – ЕВР пристально смотрел на Вов чика. – Орский, значит?

– Он самый, – подтвердил Вован, тоже глядя на ЕВРа как-то странно. Вроде и снизу, поскольку был значительно меньше ростом, но в то же время явно свысока.

– Приятно было познакомиться, – вежливо прервал перестрелку глазами ЕВР. – Дети, пошли.

– Да-да, – поддержала Ника, – обедать пора! Ладно, Вовчик, пока, увидимся!

– Верунь, – властно остановил ее брат, – погоди! Ключи забери! – Нажал кнопку, дождался, пока крыша, поехав, запечатала кабриолет. – Держи! Документы завезу, как обещал.

Отобедав и лично усадив детей за уроки, ЕВР спустился к Нике в гостиную.

– Вероника Владиславовна, это вправду ваш брат?

– А что, у меня троюродных братьев быть не может? – Оскорбленная недоверием, задрала подбородок девушка.

– Что же вы не говорили, что у вас – такой брат?

– Какой – такой? – не поняла Ника.

– Вован Орский, – тихо проронил ЕВР.

– Вы не спрашивали… – пожала плечами няня.

– Понятно… – ЕВР о чем-то усиленно думал. – Это очень серьезный человек, очень, – пробормотал он и вышел.

Ника немножко поразмышляла, что могли бы означать эти странные слова, но тут хозяин явился снова. Вместо строгого дорогого костюма на нем был широкий трапециевидный балахон, весь в пятнах засохшей краски. Именно в таких показывали по телевизору настоящих художников и именно такой надевал ЕВР, когда занимался любимым делом – живописью. Балахон молча прошествовал мимо Ники, обдав ее острым запахом краски, и скрылся в мастерской. И тут… Если бы Нику внезапно насмерть ударило током, это, наверное, было бы менее болезненно. Она бросилась в свою комнату, откинула портьеры, для верности еще и зажгла свет.

Картина ЕВРа, украшавшая ее стену, кроваво-черная, в синей раме, была безжалостно исчеркана ярко-желтыми рваными мазками. Даже на раму попало.

– Господи! – Ника села прямо на пол, спиной к стене, прижала ладони к пылающим щекам. – Что же я сотворила?

Евгений Викторович Ропшин, по общему мнению, был суперталантливым банкиром! Как говорится, финансистом от Бога. Империя, которую он создал и которой умело управлял, казалась незыблемым «Титаником» в коварном, полном айсбергов океане деловой жизни. ЕВР счи тался совершенно непререкаемым авторитетом и серьезной величиной не только на российском, но и на европейском финансовом олимпе. И никто, никто в деловом мире не догадывался, какие страсти сжигали холодного, жесткого и расчетливого ЕВРа. Никто не знал, что истинным своим призванием он считал отнюдь не индексы и котировки, а живопись…

Жестокий и насквозь продажный мир искусства, к которому он время от времени обращался, причем, как настоящий творец, исключительно анонимно, таланта в нем не признавал. Скорее всего, мир просто не успел дорасти до личного гения Евгения Ропшина. ЕВР-художник, как многие его гениальные предшественники, значительно опередил время. То есть судьба уготовала ему привычный для непризнанных гениев путь – обструкции, гонений и посмертной славы, к которой, впрочем, он был готов.

Картины ЕВРа висели по всему дому, оправленные в изысканные, авторские же рамы, внушая священный ужас всем, кто их видел. Лишь дети к картинам привыкли и практически их не замечали.

А Ника – не смогла. Вот и…

Зайдет ЕВР к ней в светелку, увидит… И что? Самое малое – прибьет на месте!

Девушка сняла с плечиков легкий розовый пеньюар, зацепила кружавчиками за гвоздочек, неприметно торчащий из верхней перекладины рамы. Розовое чудо расправилось, опадая, и волшебной кисеей прикрыло испоганенное полотно.

Наследник славных Петровых традиций желал просмотра фильма про великого тезку. Возражать няня не стала: воспитательный процесс должен происходить беспрерывно.

– Вот, Петруша, смотри, что глупые предрассудки с людьми делают! Он – царев приемыш, она – дочь обеспеченных родителей. Он – сирота, а она – боярыня. Неравный брак. А Петр, мудрый правитель, этот мезальянс благословил! Потому что понимал – не происхождение главное!

– А что? – исключительно из вежливости поинтересовался мальчик, увлеченный очередным экранным мордобоем.

– Что?! – возмутилась Ника. – Душа! Доброта! Любовь! – И, поняв, что воспитанник ее не слышит, замолчала.

Эх, вот бы для них с ЕВРом такой царь нашелся! Который растолковал бы этому бесчувственному чурбану-банкиру, в чем его истинное счастье! Полгода прошло, полгода! А Ника как была в его глазах просто няней, так и осталась.

Хотя нет. Иногда, конечно, что-то такое проскальзывает. Сколько раз уже было: произнесет ее имя, и в глазах появляется такая влажная дымка, губы так страстно, чувственно приоткроются, будто хочет что-то интимное сказать. Только Ника навстречу подастся, только улыбнется ободряюще – раз! – то телефон зазвонит, то дети ворвутся, то доллар обрушится…