Жизнь удалась - Андрей Рубанов

— Тянет, — сразу предположил капитан.

— Не то слово, — сказал Разблюев. — Талант у меня. Это не мои слова. Других людей. Семь часов могу стучать — и ни разу не ошибиться. А самое главное — совершенно не замечаю, как эти семь часов пролетают… Если у меня нет барабана — я болею. Плохо себя чувствую. Зато когда барабан есть, все сразу раз — и на свои места становится…

— Божий дар, короче.

— Ну да. Вот в девяносто восьмом позвал меня Матвей — и я бросил барабанить.

— Как же он тебя убедил?

— Убедить можно кого угодно в чем угодно, — вздохнул Разблюев. — Теперь я хорошо зарабатываю. Ну, не совсем бросил… Раз в неделю стучу. По субботам. В клубах. Группа «Лос Анормалес». Может, слышали?

Свинец пожал плечами.

— Живу теперь от субботы до субботы, — продолжил ковбой. — В остальное время вино продаю. Деньги делаю. Хотя они мне, в принципе, не нужны. А нужны только барабаны.

— Ясно.

— А вот у Матвея, — Разблюев с особенной хмельной суровостью указал пальцем на фотографии, — у него все иначе. Не дал ему бог никакого таланта. У него даже настоящего таланта к бизнесу — и то нет. Он не жадный. Он не эксплуататор. Он не любит рисковать…

Капитан вдруг сообразил, что все это время ковбой-барабанщик говорит про своего босса в настоящем времени, и перебил:

— Что с ним могло случиться?

— Понятия не имею. Честно. Врагов у него нет. По крайней мере, я их не знаю.

— Хорошо. Понял. Ты не договорил про свой талант…

Свинец не собирался мешать своему собеседнику откровенничать. Даже если излияния напрямую не касались главной темы. Пусть выговаривается. Обязательно проскочит что-нибудь нужное. Откровенные алкогольные признания — это хорошо.

— Талант… — печально улыбнулся Разблюев. — Я, имея талант, мучаюсь и водку пью, а он, Матвей, обычный мужик без тараканов в голове, — наслаждается жизнью. Заработал — поехал в Занзибар, ему хорошо. Вернулся, еще заработал — купил машину, опять ему хорошо…

— Завидуешь.

— Да. Завидую. По-тихому. Беззлобно. Как ненормальный — нормальному.

— То есть Матвеев — нормальный?

— Очень нормальный.

«Интересно, а я нормальный? — подумал капитан. — Нет, конечно. Какой я нормальный? Самый настоящий ненормальный. Ненормальнее некуда. Как говорят бандиты, больной на всю голову».

— Значит, говоришь — водку пьешь?

— Бывает.

— И Матвеев пьет?

— Не особенно. По крайней мере, запоями не страдает. Не стоит думать, что он сейчас где-то валяется в полной отключке.

— Ты говорил, что он плохой бизнесмен…

— Я так не сказал, — возразил Разблюев. — Я сказал, что у него нет особого таланта. Поэтому наша фирма — не крупнейшая в стране, а всего лишь одна из трех десятков таких же. И кстати, Матвей держится на плаву именно благодаря тому, что нет у него больших амбиций. Он никогда не лезет на рожон. Не придумывает глобальных проектов. Он умеренный и терпеливый, вот его козыри…

— Почему же он тогда пил? Деньги есть, проблем нет — зачем пьянствовать?

— Он не пьяница. Просто — пьющий. Бутылка вина в обед — вот его доза…

— И две — за ужином.

— Это вам Марина сказала?

— Может, и Марина. Стало быть, он садился за руль после бутылки вина?

— Нет. Он обедал обычно часа в три. Домой уезжал около восьми вечера. За это время хмель выветривался…

— Хорошо. Допустим. И все-таки зачем нормальному, обеспеченному мужику при красивой жене и дорогой машине — пить? Зачем?

— Не знаю. Значит, была причина. Может, его угнетала собственная нормальность. И вообще, кто сейчас не пьет?

— Насколько я знаю, — сказал Свинец, — многие. Бухать теперь не модно. Модно за здоровьем следить и спортом заниматься.

Разблюев рассмеялся.

— Вы забыли, где живете! Это же Москва! Здесь главное — не следить за здоровьем, а делать такой вид!

Кстати да, сказал себе капитан. Вот и итог разговора.

Он давно понял, что здесь не найдет ответов на свои вопросы. Ковбой ничего не знает. Если б знал — вел бы себя иначе. Нервничал и глаза бы прятал. С нетерпением ждал бы, когда гость уйдет. Изображал бы занятого. А не слушал бы себе музычку. Ему все равно, что случилось с боссом. Конечно, он не хочет занять его место. Он родился, чтобы стучать на барабанах, а в перерывах расхаживать в куртке с заклепками.

Но одну важную вещь этот ковбой все-таки сейчас сказал. Может быть, даже сам не понял, насколько важную.

Может, Матвеев вовсе не умный. Может, он вовсе не расчетливый, осторожный и спокойный — а просто делает такой вид?

Вдруг капитану пришла на ум хорошая мысль.

— Слушай, Вадим… Ты ведь хочешь найти Матвея?

— Конечно, — твердо ответил барабанщик.

— Как я понял, деньги у тебя есть…

— Есть.

— Тогда дай мне… — Разблюев напрягся, а капитан развеселился, но не подал виду, — дай мне лист бумаги. — Он написал семь цифр и фамилию. — Позвони вот этому парню. Он быстро приедет. Заплатишь ему, сколько скажет. Он обследует помещение. На предмет подслушивающих устройств. Может, босса твоего давно пасли. Следили. По-тихому. А как собрали информацию — так и взяли его в оборот… Ты проверял его банковские счета? Может, оттуда уже кто-то деньги снимает?

— У меня нет доступа к его личным счетам.

— А у Марины?

— Этого я не знаю.

— Если я был с тобой груб — извини, — сказал Свинец. — Я человек жесткий. Я без мамы вырос. И еще: мне нужен номер твоего телефона. Будь на связи. Завтра я тебе позвоню. Наверняка нужно будет что-то уточнить.

Капитан слукавил. Завтра он работать не собирался. Пропавший виноторговец подождет. А поездка на родину, в деревню, к братовьям — это святое.

8. Поздравляем, ты умер

Матвей умирал почти четырнадцать минут.

Увидел во всех подробностях и знаменитый тоннель, и свет в конце тоннеля, и тьму в конце света, и те места, где свет и тьма становятся единым целым, а потом те места, где нет ничего, что было бы целым или единым.

Его долго несло по черным лабиринтам. Бросало то в холод, то в жар. Подкатывала и отступала тошнота. Мгновения полного расслабления сменялись периодами сильнейших судорог, когда каменели, напрягаясь, даже ресницы, даже мочки ушей.

Вдруг все прекратилось, он словно повис внутри самого себя, — и вот вспыхнули перед глазами тысячи ярких молний, необъятная и простая картина живого и мертвого мира предстала во всей ее гармоничной законченности; мозг прояснился до последней степени, и в одно короткое мгновение в нем засверкали исчерпывающие ответы на все вопросы, сводившие с ума человечество на протяжении десяти тысяч лет его истории. Есть ли Бог, в чем смысл жизни, что такое путешествия во времени, и вечная молодость, и философский камень, и инопланетный разум. Но и ответы, и тем более сами вопросы, теперь показались Матвею примитивными, несущественными. Так старец снисходительно усмехается юношеской наивности.

— Господи, как все просто! — воскликнул он, чувствуя все усиливающийся восторг, и очень скоро новопреставленный раб божий целиком отдался этому восторгу. Все уравновешено, понял он, задыхаясь от наслаждения. Страх смерти, испытываемый всяким человеком на протяжении всей его жизни, неминуемо и логично компенсируется сильнейшей эйфорией, когда умерший наконец оказывается на той стороне. Это же так просто!

Он долго смеялся. Хохотал, захлебываясь. Целую вечность. Пока не понял, что кто-то находится рядом, скромно и с нечеловеческим терпением ожидая, пока новичок не успокоится.

— Кто ты? — спросил Матвей.

— Здесь никого нет.

— А с кем я говорю?

— Сам решай.

— С Богом? — осторожно предположил Матвей.

— Разумеется, нет. Бог не разговаривает. Он дает понять.

Ответы отдавались в голове гулким многократным эхом; звуки низкие, необычайно приятного, комфортного тембра; было ясно, что произносивший их, кто бы он ни был, исполнен к собеседнику большой симпатии.

— Я умер, да?

— Да. Прими поздравления.

— Я не хочу умирать! Вернее, не хотел…

— Ничего не поделаешь.

Матвей сглотнул слюну.

— Но я не верю, что умер! Я чувствую свои руки и ноги.

Пошевелить не могу, но чувствую… Я могу говорить. Шевелить губами. Дышать могу… Плакать могу. У меня по лицу слезы текут… Горячие…

— Так расстается с тобой твое тело. Прощается. Вспомни: если живому человеку отрезают конечность, ампутируют — она еще долго потом его беспокоит. Фантомные боли — так это называется. А ты лишился всего тела. Рук, ног, кожи, нервной системы… Спинного и головного мозга… Тебе кажется, что ты дышишь, мыслишь, делаешь выводы, произносишь слова — но все это остаточные явления.

— Иногда я чувствую боль.

— А чего ты ждал? Когда ты родился, тебе тоже было больно. Ты появился на свет в результате длительного процесса. Девять месяцев созревал в материнской утробе. Неужели ты думаешь, что смерть — менее короткий и сложный путь? Это долгая дорога. Один этап сменяет другой. Сначала все смеются. Наслаждаются. Но это быстро проходит. Потом многие горюют. Особенно молодые. Для стариков — тех, кто при жизни подготовился, — все проходит сравнительно безболезненно…