Вепрь - Константин Калбанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вот это ты видал, — о как фигуристо он может фигу крутить.
— Воля твоя. Ты хозяин, как скажешь так и будет.
— То-то жа.
— А то как же. Твоя взяла. Давай тридцать копеек.
— Какие такие копейки?
— Те, что тебе за постой плачены. Остатнее за этот месяц пусть тебе остается, а то что за следующий дано, вертай в зад.
— А это как жа?
— А вот так. Раз уж от тебя покою нет никакого и жить без твоего догляду никак, то съезжаю я отсюда. Найду другое жилье.
— А как я не отдам?
— Так и не надо. Но тогда, шел бы ты по своим делам, но только не здесь. Не смотри на меня как Ленин на буржуазию.
— Чего-о-о?
— Да ничего. Иди говорю, коли деньги взад отдавать не хочешь.
Виктор не боялся вот так вот под вечер остаться без крыши над головой. Во-первых, жадная или если хотите хозяйственная натура Савоси никак не позволила бы ему расстаться с месячной платой за постой, а его личная жаба, в виде рачительной и домовитой женушки, не подписала бы добро на потерю такого клиента как Виктор, это в знатных домах бабы полностью бесправные, а у простолюдин все проще, так что и баба вполне себе может подать голос, да еще и как, порой как подаст, так уши затыкай и бегом подальше. И то сказать, тридцать копеек лишними не бывают, а за год почти четыре рубля получается, этож какие деньжищи. Опять же, за подворье нужно было платить в казну пошлину. Во-вторых, в городе было целых четыре постоялых двора, ярмарки пока никакой не наблюдалось, а потому найти угол можно было без проблем, опять же вышло бы куда как дешевле. Но вот хотелось отдельно, а тут Савося, со своим доглядом.
Выпроводив инспектора, который судя по порывистым движениям, сейчас начнет распространять по переулку весть о том, какой нехороший человек его постоялец. Вот так походит по знакомым, поднаберется решительности, накачается адреналинчиком и уверенностью в своей правоте, придет домой требуя у жены деньги, чтобы бросить их в лицо постояльцу и спровадить того со двора. А потом станет таким тихим и благообразным, потому как Мила в молодости может и была очень милой девушкой, отличающейся кротостью нрава и застенчивостью натуры, но получилась из нее гром баба, только имечко и осталось. Так что сдуется Савося как воздушный шарик. Да и не дурак он выгоду терять.
Откинувшись к бревенчатой стене Виктор закрыл глаза, подставляя под лучи вечернего солнца свое лицо, приятный легкий ветерок ласково овевал щеки и тут на него напала такая истома, что вот едва как воск не растекся. А когда человеку хорошо, то и мысли текут приятные, не место в то время плохим. Он словно находился в полудреме, а потому все образы были буквально осязаемы, а непокорная мысля отчего-то съехала на Смеяну. Вот так вот, ни с того, ни с сего, без какого-либо участия с его стороны. Ее образ внезапно возник перед мысленным взором, и стал он его осматривать со всех сторон, а потом и вовсе дошло до непотребства, потому как рядом с ней оказался он грешный и ладно бы просто стоял, куда-а та-ам, шалить начал, а она бесстыдница и пальчиком не пошевелила, чтобы его остановить, даже вроде как и наоборот…
Виктор резко вскинулся и затряс головой, вот окажись рядом бочка с водой, непременно занырнул бы в нее. Это что получается, он уснул и успел сон увидеть. Лихо. А что это с ним? Э-ге-ге, дело дрянь. Нет, с этим нужно срочно что нить делать. Не сказать, что вопрос этот здесь никак не решался, хотя к продажной любви у него отношение было резко отрицательным.
С другой стороны, а что ему еще оставалось, коли нравы здесь были куда как строгими. Оно конечно, всякое бывало, вот только происходило это очень тихо, чтобы не приведи Отец небесный кто не прознал. Опять же только вдовая и допустит и не каждого страждущего, а лишь того, на кого виды будет иметь. Одним словом возможно, но очень уж сложно. Добролюб тот имел самый разносторонний опыт и рога наставлял, с детской непосредственностью, причем не только простолюдинам, но Виктор решил этим подвигам ходу не давать, мало ли насколько не дружил с головой прежний владелец тела.
Буквально вчера на рынке он повстречал одну развеселую бабенку, однако когда услужливая память подсказала, что это жена боярина Брегова, которая имела обыкновение ночью выскальзывать из под длани мужа и тайно выбираться с подворья, чтобы предаться греху с заводным скоморохом, Волков предпочел сделать морду кирпичом. Знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Уж лучше пусть она бросает на него гневные взгляды и насылает проклятия, чем не дай Бог прознает кто. У него жизнь одна. Опять же, Добролюб был перекати полем, а Виктор имел твердое намерение вести оседлый образ жизни, просто еще точно не решил чем займется, а пока суть да дело, не сидеть же сложа руки и деньги лишними не будут.
Поднявшись он потянулся и пошел в дом. Нужно было припрятать деньги, перед тем как выходить в люди, не носить же с собой столько денег, когда ему рубля за глаза хватит. Там куда он намеревался идти, публика собиралась самая разнообразная, были и самые настоящие тати. А что вы себе думали. Для чего-то же они зарабатывают своим опасным ремеслом деньгу, не для того же, чтобы складывать в глиняный горшочек и подобно Виктору зарывать в землю. Так что тратят они свои заработки во вполне официальных местах имея за них вполне официальные блага. Есть и те, кто только перебивается, чтобы с голоду не помереть, не без того, но есть и вот такие.
Было тут и нечто вроде организованной преступности, существовала она в форме банд, которые жестко конкурировали между собой, порой сокращая поголовье, не позволяя особо разрастись преступному сообществу. А и то, населения не так чтобы и много, так что особо не разгуляешься. Не малую лепту в это дело вносили и стражники, слыхом не слыхавшие о правах человека и давившие преступность как гниду, без жалости и зазрения совести. Понятно, что случались и перегибы не без того, но в общем и целом Виктору такие порядки нравились.
Он конечно понимал, что волк обычно не охотится в окрестностях своего логова, но лишиться своих кровных только потому что, нарвался на какого безбашенного, тоже не хотелось. Волков для себя решил, что если начнут грабить, то здоровьем своим рисковать нипочем не станет, отдаст все что есть, здоровье оно как бы дороже, потому и при себе не хотел иметь много.
Кружало как кружало, ничего особенного, судя по обстановке уровень наливаек в его городе, разве площадь побольше будет, есть и грязь, не сказать что слоями, но имеется. И запахи далеки от тех, что раздаются с кухни или от печи в доме, пахнет и вполне приличным съестным и помоями отдает и неистребимый кислый запах алкоголя с квашеной капустой, которые здесь доминируют. Однако не сказать, что все это способствует рвотным позывам, вполне терпимо, ну если вы не чересчур утонченные натуры, Виктор к таким натурам не относился. К тому же он здесь считался завсегдатаем, питаться-то где-то надо и не только.
Подавальщицы здесь помимо обслуживания столов, оказывали и иные услуги. Ничего удивительного, практически официальный блуд, просто и церковь и власти делали вид, что ничего подобного здесь не происходит. А что делать, мужикам-то пар спускать время от времени нужно. Сексуальное воздержание никому еще здоровья не добавляло, а очень даже наоборот. Помнится Волков где-то читал, что в царской России, господ юнкеров строем водили в публичные дома, да еще и казенные деньги выдавали на оплату услуг жриц продажной любви. Насколько это было правдой он не знал, в конце концов за что купил, за то и продал, а вот что способно сделать с мужиками длительное воздержание очень даже видел своими глазами. Такому если в ручки попадешь, то вполне может получиться, если не сможешь с ним совладать, будет он тебя рвать на клочки долго и вдумчиво.
Добролюб остановился при входе и бросил взгляд на зал. Ничего так себе, вполне просторное помещение, с дюжиной столов, за которыми вполне вольготно могли сесть шестеро, если двое сядут с торцов. Ему так много места было не нужно, с другой стороны найти свободный стол пока было возможно. Темнота еще не опустилась на землю, так что народ только подтягивался. Опять же, стол ему был нужен не на долго, только успеть перекусить, а с этим делом он никогда не затягивал, многие говорят, ест быстро по армейской привычке, но Виктор всегда так ел. А чего тянуть-то.
Едва он опустился на скамью, как рядом появилась статная девка, которую звали Голуба. Девушка и впрямь кроткого виду, не иначе как сирота полная или из полона в ханстве выкупленная иного объяснения почему она пробавляется таким заработком не было, ведь все четыре подавальщицы тут выполняли двоякую роль.
— Здравствуйте, — и голосок такой, что сразу хочется пожалеть и защитить. Нет, не своим делом девка пробавляется, такая должна быть разбитной, нахрапистой и распутной, а эта сама кротость. Видать тяжко девке досталось.