Летучие мыши появляются ночью - Павел Вежинов

Тут же пришлось прибегнуть к валерьянке, но и она мало помогла. Боясь, как бы женщина не упала в обморок, Димов без особых угрызений совести несколько раз хлопнул Замфирскую по щекам. Наконец, когда директор выплеснул ей в лицо целый стакан воды, она кое-как пришла в себя. Открыла глаза, и ее мутный взгляд вскоре стал вполне разумным.

– Пойдемте, – сказала Замфирская.

Димов подумал, что плохо ее расслышал.

– Куда пойдем?

– Домой! Я живу поблизости!

– Да, конечно. Но вам надо вытереться.

Замфирская с удивлением прикоснулась к мокрому лицу.

– Кто это себе позволил? – резко спросила она.

Директор виновато молчал. И Димов на мгновение почувствовал себя провинившимся учеником перед сердитой учительницей.

– Давайте не будем вдаваться в подробности! – миролюбиво сказал он. – Это сделано для вашего же блага.

Она нервно вытерлась носовым платком, почти мужским по размеру. И, выходя из комнаты, не взяла с собой ничего, даже обыкновенной дамской сумочки. Как видно, она, подобно мужчинам, носила самые необходимые предметы в карманах. Идя за ней, Димов с удивлением отметил необычайную, почти девичью, стройность ее фигуры.

Они молча вышли на улицу и так же молча продолжали путь. Судя по всему, несмотря на чисто женский обморок, она была женщиной необычного типа. Любая другая, по крайней мере, раз двадцать пять спросила бы уже, где и как все случилось. Она же ни о чем не спрашивала, шла молча, твердым шагом, ее лицо было словно заморожено.

Она жила неподалеку. Квартира ее маленькая, но очень чистая. Спартанскую обстановку чуть-чуть смягчало присутствие красивой керамики. «Если это дело ее рук, – подумал Димов, – она явно не без таланта».

– Садитесь, прошу вас! – сказала она. – Извините, но я не могла говорить об этом при посторонних.

– Да, я хорошо вас понимаю! – сказал он искренне.

– Кто же мог сделать это?! – внезапно воскликнула она совсем по-женски. – Он был совершенно безобидным человеком.

– Я должен искренне признаться, что мы в полном неведении, – сказал Димов. – И очень рассчитываем именно на вашу помощь.

– На мою? – с недоумением посмотрела она на него. – Это просто безумие. Скажите мне хотя бы, как это произошло?

Он осторожно изложил факты. Она слушала его не двигаясь, взгляд ее становился все более оцепенелым.

– Господи, как же это! – простонала она и в первый раз заплакала.

Димов деликатно подождал, пока она хотя бы немного успокоится.

– Нет ли у вас каких-либо подозрении, предположений?

– Никаких! – решительно заявила она. Он разочарованно вздохнул.

– Расскажите мне вкратце, каковы были ваши отношения.

– Очень близкие, естественно. Мы могли бы считать друг друга, женихом и невестой, если бы это не было смешно в нашем возрасте.

– Немного подробнее. Когда вы познакомились? Как?

– Два года назад, – сказала она. – Познакомились здесь, совсем случайно.

– В ресторане?

Она ничуть не удивилась.

– Да, в ресторане «Кракра». Я вообще не люблю подобного рода знакомств, но он был так мил. Сказал, что давно меня знает, то есть видел то там, то тут, в местах, где я действительно бывала. Мне даже стало досадно, что я его не замечала, он был красивым мужчиной. Скоро мы стали близки. Еще в первый месяц нашего знакомства он мне сделал предложение, и я в принципе его приняла. Но мы не спешили, ни к чему это было. Наши жизни были такими разными – я хочу сказать, профессии. Трудно было соединить столь различные судьбы. Мы решили – это была его идея – построить дом где-нибудь недалеко от Софии или возле Драгалевцев. И у него и у меня были деньги, так что для нас это не являлось проблемой. Там я могла бы иметь мастерскую, оставила бы работу и всецело отдалась бы своему призванию.

Она снова заплакала, на этот раз, наверное, из-за неосуществленной мечты. Димов заметил, что сочувствует ей значительно больше, чем этого требовали служебные обязанности.

– У него были свои планы – он хотел стать директором какого-нибудь пригородного ресторана, поблизости от нашего дома. Это мне не очень нравилось. Какой женщине приятно, если муж ее будет возвращаться домой всегда после полуночи? У нас были и другие планы, но все это связывалось с домом. Он очень хотел иметь свой дом, настоящий дом. Понимаете, не квартиру, а дом. Он и мне внушил эту страсть, хотя раньше мне и в голову не могло прийти стать собственницей. Я бы вам могла описать весь дом, каждую комнату в отдельности. И все это рухнуло так ужасно.

– Вы часто виделись?

– Так часто, как только было возможно. Он даже стал реже ездить в командировки.

– Когда вы виделись в последний раз?

– Вчера вечером. Он ушел около восьми часов, чтобы успеть на пассажирский поезд на Кюстендил.

– Какое у него было настроение?

– Обычное. Как всегда, шутил. В отличие от меня у него было чувство юмора.

– А в последнее время вы не заметили в его поведении ничего особенного?

– Заметила, – сказала она.

Но замолчала и глубоко задумалась. Димов не торопил, спокойно ждал, когда она начнет сама.

– В последнее время у него появился какой-то страх перед смертью, он мне казался обеспокоенным, хотя великолепно умел владеть собой. Неделю назад предложил мне перевести все его сбережения на мою сберегательную книжку. Я удивилась. Он сказал мне, что по закону единственным его наследником является двоюродный брат из Софии, адвокат, которого он терпеть не может. Он не мог представить себе, что такой человек унаследует все его сбережения. Но почему тот должен был все унаследовать, когда он был совершенно здоров? Кирил в самом деле был очень здоровым мужчиной. Я сказала ему, что он переживет всех нас. Он не сомневался в своем здоровье, но все-таки был обеспокоен – говорил, что много ездит по провинции, часто с большими деньгами, ночует в гостиницах – и вообще его жизнь полна неожиданностей. Я подумала, что, вероятно, в гостинице с ним случилась какая-то неприятность, может, попытка ограбления. Тогда я предложила ему тут же расписаться со мной, не делая объявления, и таким образом я стану наследницей.

Сначала он очень обрадовался, но потом замолчал. Это меня очень удивило. И все-таки, если бы он не был искренен в своем намерении жениться, разве он стремился бы передать в мои руки такую громадную сумму?

– Какую? – мягко спросил Димов.

– Он сказал, двадцать тысяч…

– Действительно, немало, – подтвердил Димов. – И вы отказались их взять?

– Конечно! – сказала она. – Мне даже показалось, что в его предложении есть что-то обидное…

Димов помолчал, подыскивая слова.

– Не было ли у него каких-либо политических врагов? – спросил он осторожно.

Она с удивлением посмотрела на него, но ничего не ответила.

– Прошу вас, поймите меня правильно! – сказал Димов. – Очевидно, это убийство совершено не ради грабежа… может быть, по политическим мотивам. Как вы думаете, каковы были его убеждения?

– Я полагаю, что милиция лучше осведомлена об этом, – сказала она немного сухо.

– Ошибаетесь. Милиция никогда им не интересовалась.

Она задумалась, ее лицо слегка потемнело.

– Видите ли, лично я лояльна. Я не могу преподавать искусство болгарской керамики и не любить свою страну. Он, разумеется, чувствовал это и никогда не говорил со мной о политике. Но я понимала, что он не был сторонником нашей власти. Так, например, его раздражало радио. Он вставал и молча выключал его.

Иногда случалось, он позволял себе презрительно отозваться о ком-нибудь из правительства. Мне это было неприятно, но в известной мере я его понимала. В конце концов, он пострадал.

– На его месте вы вели бы себя иначе.

– Может быть, – сказала она. – Но этот факт ничего не объясняет.

– Не могли бы вы дать мне адрес его двоюродного брата? – попросил Димов. – Или хотя бы назвать имя. Ведь кто-то должен похоронить Кушева.

– Я его похороню! – горячо сказала она. – Где он сейчас? Я хочу, чтобы вы немедленно отвезли меня к нему!

На мгновение он смутился.

– Я не знаю, возможно ли это сейчас. Вы оставайтесь дома. Через час или два к вам приедут и сообщат.

Она не знала адреса двоюродного брата, а только имя. Димов записал его и ушел. И все-таки из этого странного дома он ушел не с пустыми руками. Одно было совершенно ясно – смерть Кушева не была случайной. Он, наверно, ждал такого конца, может быть, знал и своего будущего убийцу. Он хотел спасти хотя бы то, что можно спасти, – деньги. И все-таки не предпринял никаких мер для своей безопасности. Не сбежал, не скрылся, не спрятался за четырьмя стенами. Смерть подстерегала его и была, как видно, сильнее всех обстоятельств – могучая и разящая, таинственная и ужасная.

Что же это за смерть?

Ясно было и другое – Кушев любил эту странную женщину. И хорошо понимал ее сущность. Он доверял ей больше, чем кому-либо на свете. Бесспорно, она была для него, одинокого человека, самым близким и доверенным существом. Но почему в последний момент он отказался от брака, несмотря на то, что женитьба в известной мере решала проблему? Могло быть только одно разумное объяснение его поведения – наверняка его смерть принесла бы гораздо больше неприятностей жене, нежели любовнице. Тем более, если обстоятельства смерти бросят позорную тень на его имя.