Сделка Райнемана - Роберт Ладлэм

– Вы никогда не знаете заранее, где ждет вас успех. И когда. – Пейс взял деревянную указку со стола и показал на голубую отметку на карте. – И не сможете предугадать, действительно ли удачно выбрали место для проведения своей операции. Неделю назад к одному из членов законодательного собрания Йоханнесбурга, адвокату и бывшему директору компании «Кенинг майнз, лимитед», обратились заочно двое граждан, которые, как он полагает, представляют интересы Цюрихского государственного банка – «Zurich Staats-Bank». Они хотели, чтобы он выступил посредником в переговорах между ними и упомянутой выше компанией о продаже им последней стороной крупной партии алмазов за швейцарские франки. При этом предполагалось, что качественные параметры данной продукции должны находиться в строгом соответствии с требуемым стандартом и проверяться с еще большей точностью, чем проба драгоценных металлов. – Пейс повернулся к Свенсону: – На первый взгляд во всем этом нет ничего необычного. Ленд-лиз[22] и повсеместное обесценение денег привели к резкому оживлению на рынке алмазов. Подвизающиеся на нем дельцы рассчитывают на получение баснословных прибылей в послевоенное время. Так вот, этот наш «законодатель» согласился встретиться с двумя связавшимися с ним гражданами. Вам и самому нетрудно представить себе его состояние, когда он, к несказанному своему изумлению, узнал в одном из «швейцарцев» старого, еще с довоенной поры, своего приятеля. Это был немец, с которым они вместе учились в школе: мать интересующего нас африканера[23] – австрийка, отец – бур. Нынешний член законодательного собрания поддерживал с ним тесные контакты вплоть до тридцать девятого года. Тогда друг его работал в «И.Г. Фарбениндустри».

– И о чем же шла речь на встрече? – спросил нетерпеливо Свенсон.

– Я коснусь этого. Но прежде необходимо, на мой взгляд, познакомить вас с предысторией.

– О’кей. Продолжайте.

– Эта встреча не имела никакого отношения ни к спекуляциям на рынке алмазов, ни к расчетным операциям, производимым Цюрихским банком. Речь шла об одноразовой сделке. Представитель «Фарбениндустри» выразил желание приобрести крупную партию борта и карбонадо…

– Промышленных алмазов? – перебил полковника Свенсон. Пейс кивнул:

– Немец предложил своему старому другу целое состояние, если он поможет их вывезти. Африканер отказался, но по давнишней дружбе с немцем не донес на него. Однако три года назад ситуация изменилась.

Пейс положил указку и направился к столу. Свенсон понял, что у полковника имеется дополнительная информация, зафиксированная в письменном виде, и что он сошлется сейчас на нее. Генерал подошел к стулу рядом с Вандаммом и сел.

– Три дня назад, – продолжал Пейс, стоя у стола, – к африканеру вновь обратились. На этот раз от него не стали скрывать, кто говорит с ним по телефону. Ему прямо сказали, что звонит один немец, располагающий сведениями, которые интересуют союзников. Интересуют давно.

– Пробный шар? – спросил Свенсон. Его голос выражал крайнее нетерпение.

– Во всяком случае, не совсем то, что мы ожидали… Немец уведомил адвоката о своем намерении наведаться к нему в офис и предупредил, желая обезопасить себя, что если кто-то попытается схватить его, то старый друг африканера – тот, что служит в «И.Г. Фарбениндустри», – будет по возвращении в Германию предан смерти. – Пейс взял со стола бумагу и передал ее Свенсону. – Это – от нашей агентуры. Доставлено курьером.

Свенсон прочитал отпечатанный на пишущей машинке текст, заключенный между грифом «Военная разведка» и оттиснутым штампом «Совершенно секретно. Только для чтения. „Фэрфакс“. Индекс 4-0»:

«28 ноября 1943 года. Йоханнесбург. Информатор: „Нахрихтендинст“. Субстратосферные гироскопы усовершенствованы. Испытания прошли успешно. Пенемюнде. Будущие контакты – через Женеву. Йоханнесбургская группа».

Чтобы дословно запомнить текст, Свенсон прочел его несколько раз. А затем задал Пейсу вопрос, состоящий только из одного слова:

– Женева?

– Да. У нас все отлажено в этом негласном центре сбора интересной для разведслужб информации. Обстановка в городе – типичная для нейтральной страны. Но действуем мы, разумеется, неофициально.

– А что такое этот… как его там… «Нахрихтендинст»?

– Разведгруппа. Небольшая, со строго специализированными функциями. Занимается широким кругом вопросов. Ее статус выше, чем у других сверхсекретных организаций. Порой у нас возникает такое чувство, будто она никого не представляет, а действует сама по себе. Что касается меня, то я думаю иногда: самое лучшее, что могли бы мы сделать, – это просто наблюдать за ходом вещей, не вмешиваясь в него. При этом я исхожу не из сегодняшней обстановки, а из той ситуации, которая сложится после войны. Мы подозреваем, что за «Нахрихтендинст» стоит Гелен. Но что бы там ни было, у этой организации ни одного провала. Дела свои она прокручивает всегда исключительно четко, не допуская ошибок или просчетов.

– Понятно.

Свенсон протянул бумагу Пейсу. Но полковник не взял ее. Вместо этого он вышел из-за стола и направился к металлической двери.

– Я покидаю вас, господа. Когда окончите, пожалуйста, оповестите меня об этом нажатием белой кнопки на моем столе.

Он открыл дверь и быстро вышел. Тяжелая стальная дверь плотно захлопнулась за ним, послышался щелчок замка.

Фредерик Вандамм посмотрел на Свенсона.

– Вот оно, генерал, решение вашей проблемы. Как оказалось, нужные вам гироскопы уже изготовлены. Они – в Пенемюнде. И все, что вам остается теперь, – это послать своего человека в Женеву. Где кто-то желал бы продать их.

Алан Свенсон разглядывал внимательно листок бумаги, который держал в руке.

Глава 7

4 декабря 1943 года

Берлин, Германия

Альтмюллер тоже и столь же внимательно, как и Свенсон, разглядывал листок бумаги, – правда, другой, – который также держал в руке. Было за полночь. В городе царила кромешная тьма. Берлин пережил еще одну ночь смертоносных бомбардировок. Последний налет позади. Больше до утра их не будет. Однако черные шторы светомаскировки на всех окнах министерства по-прежнему были опущены. Как и всегда в этом здании.

Главное сейчас – не упустить время. Но и строя в спешке различные планы, нельзя забывать о мерах предосторожности. Встреча в Женеве с представителем другой стороны – лишь первый шаг, своего рода прелюдия. И все же подготовиться к ней следует самым тщательным образом. Что именно будет сказано там, несомненно, имеет значение. Однако куда важнее – кто персонально представит немецкую сторону. Позицию может изложить кто угодно, наделенный соответствующими полномочиями и разбирающийся в сути вопроса. Необходимо лишь проследить на случай краха Германии, чтобы доверенное лицо ни в коем случае не представляло официально Третий рейх. Шпеер настаивал на этом решительно и бесповоротно.

И Альтмюллер понимал его: если война будет проиграна, ярлык предателя не должен быть повешен ни на рейхсминистра, ни на других руководителей Германии. В 1918 году, после Версаля, прозвучало множество взаимных обвинений. Резкая поляризация общества, разнузданная, параноическая травля «предателей нации» – вот та питательная почва, на которой расцвело пышным цветом мракобесие двадцатых годов. Германия не в силах была смириться с поражением. С тем позором, которым покрыли ее пресловутые изменники родины.

И этому есть свои объяснения.

Повторять, однако, историю, сколь бы долгий срок ни прошел с той поры, – дело бессмысленное, так что надо любой ценой избежать возвращения в прошлое. Шпеер в этом вопросе был тверд. Представитель немецкой стороны в Женеве не должен иметь никакого отношения к высшему командованию и вообще к руководству Третьего рейха. Лучше, чтобы в переговорах участвовал кто-то имеющий самое непосредственное отношение к немецкой промышленности и не связанный никак с правителями Германии. Кто-то не слишком заметный.

Альтмюллер пытался доказать Шпееру несостоятельность подобного требования: чертежи сверхвысотных гироскопов едва ли можно доверить «не слишком заметной» посредственности из немецких деловых кругов. Пенемюнде надежно сокрыт от постороннего взора, погребен буквально в недрах земли. Предпринято все, что возможно, чтобы сохранить в тайне род его деятельности, связанной самым непосредственным образом с выполнением сверхсекретных военных заказов.

Но Шпеер и слушать не хотел. Неожиданно логика рейхсминистра дошла до Альтмюллера, он понял суть: Шпеер решил возложить ответственность за решение вопроса на тех, кто повинен был в сложившейся в данный момент ситуации. Из-за чьей лжи и обмана Пенемюнде оказался на краю пропасти. Сам же он, Альберт Шпеер, пытался всеми мерами отмежеваться от того, что происходило в Германии военной поры: от принудительного труда подневольных людей, лагерей смерти, массовых убийств. Стремясь к успешному осуществлению своих планов, он не желал в то же время пачкать свой мундир.