Без обратного адреса - Сантьяго Пахарес

– Что с тобой, ты сам не свой? – спросила Сильвия.

– Просто ветер холодный, – ответил Давид.

Они медленно двинулись назад в село по следам недавним – и тысячам невидимых давних следов на усыпанной сосновыми иглами дороге.

До дома сестры Эльза добралась вечером, очень усталой. Пришлось заехать домой за одеждой и другими необходимыми в чужом жилье личными вещами. В метро провела полтора часа, и все время – стоя. Но Эльза была не из тех, кого такие пустяки деморализуют. Она просто вынула из сумки «Шаг винта» и пристроилась читать, опершись спиной о поручень.

Чуть не весь день надо было заниматься переговорами между Коаном и представителями киностудии, которая взялась за экранизацию «Шага винта», всей саги целиком. Уже и договор подписали, но потом решили заново обсудить несколько пунктов – и пошло перетягивание каната то туда, то сюда, и так до вечера.

Встречи, их переносы и отмены организовывала Эльза. Она же на переговорах должна была по первому требованию предоставлять нужные материалы и вообще все, что пожелают посетители, а их желания порой бывали довольно-таки экстравагантными. Предшественница Эльзы на месте секретарши Коана призналась по секрету, что ей доводилось искать не только гаванские сигары, но и девочек по вызову. Эльза, с присущим ей здравым смыслом, решила, что станет делать все, за что ей платят наличными в конце месяца. Хоть развлекать их малолетних детей. Пожалуйста.

Кристина накормила ее в кухне ужином перед уходом, и Эльза приступила к своей работе медсестрой у постели племянницы. Главным сегодня было подбодрить Марту, которая пребывала в упадническом настроении, несмотря на многочисленные и даже излишние визиты друзей.

Племянница лежала на диване, мрачно наблюдая из глубин подушек смену музыкальных клипов на экране. Беседа не клеилась, обеим было тягостно и неловко. Одна провела день взаперти и в неприятных размышлениях. Другая очень устала и не имела ни права, ни желания обсуждать, что случилось за день. Две женщины на грани нервного срыва.

Марта наконец улеглась спать, а Эльза устроилась на софе с книгой. Ей давно не терпелось снова открыть ее там, где пришлось закрыть в метро. Нетерпение было просто смертельным, она весь день ни на чем из-за этого не могла сосредоточиться. Сюжет прочно взял ее в плен, как и многих других, и она размышляла то об одном, то о другом персонаже так, словно только что с ними рассталась и волнуется за их судьбу. Наваждение было непреодолимым. Никогда ничего подобного с ней не происходило из-за чтения книги – всего-навсего книги. Эльза вообще немного читала, и обычно для одной книги требовалось месяца три. Теперь она за два дня почти одолела здоровенный том и уже приготовила себе второй из издательских экземпляров саги Мауда.

Спать она легла лишь под утро. Перед этим заглянула к Марте и застала ее бодрствующей.

– Заходи, тетечка, я не сплю.

– Ты же давно погасила свет!

– Считаю овец… и они уже все закончились.

Эльза села в кресло, в котором заснула в прошлый раз.

– А почему ты не спишь, тетя Эльза?

– Я читала.

– Ту же книгу, что вчера?

– Да. Ты видела?

– Ночью проснулась и увидела, что ты сидишь в кресле и читаешь. Я была так рада, что ты рядом.

– Мне тоже приятно находиться рядом с тобой.

– Спасибо. Я ценю, что ты приходишь сюда после работы. Воображаю, как тебе у себя дома хорошо и уютно.

– Нет, дорогая. У меня довольно уныло.

– Почему?

– В пустых домах всегда уныло.

– Но ведь в пустой дом можно заселиться и все исправить.

– Конечно, дорогая.

Повисла пауза. Обе молчали.

– Тетя Эльза…

– Да, родная?

– Ты грустишь?

– Совсем нет.

– Тогда что с тобой?

Марта уловила, что голос Эльзы дрогнул:

– Я не грустная, а одинокая.

– Но это ненадолго, пройдет!

– Не я выбирала, не мне исправлять. Одиночество, Марта, не выбор, а судьба.

– Это из-за развода? – спросила племянница, с которой мать никогда не обсуждала семейные дела сестры, и она мало что знала. – Хуан Карлос был плохим мужем?

Эльза поняла, что разговор принимает нежелательное направление. Ей не хотелось обсуждать с Мартой свои чувства.

– Не то чтобы плохим. Просто с какого-то момента мы перестали уживаться. Супружескую жизнь надо, как сложную машину, содержать в порядке, смазывать, чинить. Мы запустили ее, и вот она сломалась.

Эльза надеялась, что такого ответа Марте хватит. Вдаваться в детали она не собиралась. Племянница оказалась чуткой и сменила тему:

– И что за книга, хорошая?

– Ты не представляешь насколько. Шедевр. Оторваться нельзя.

– А мне дашь потом прочитать?

– Я тебе подарю ее.

Неожиданный порыв нежности друг к другу заставил их обняться. Им не хватало тепла и участия; обе давно уже не ощущали на себе чьей-то заботы, нуждались в искреннем, глубоком понимании. Несколько секунд они просидели, прижавшись друг к другу. Внезапно Марта спросила:

– Как ты думаешь, тетя Эльза, лицо у меня заживет?

– А мама что говорит?

– Дескать, не волнуйся, все будет хорошо, да и что она еще может мне сказать?

– Ну-ка, дай я посмотрю. – Эльза осторожно заглянула под бинты, пытаясь оценить, как заживает рана. – Ничего угрожающего не вижу. Думаю, твои дела идут неплохо. Верь мне, как компетентному делопроизводителю.

Марта хихикнула. Через пять минут она уже крепко спала. Дождавшись ее спокойного ровного дыхания, Эльза пошла в спальню сестры устраиваться на ночь. Хорошо бы кровать оказалась удобной. Если у нее утром будет так же болеть спина, как сегодня утром, надо брать бюллетень, и кто тогда организует Коану его переговоры?

Сильвия любовалась местной керамикой в маленькой лавке, которую нашла на одной из близлежащих улиц. Местный ремесленник делал эти прелестные вещи, погружая руки в глину, холодную от утреннего зимнего заморозка, а рядом, наверное, гудел огонь горна. Ручная работа всегда чувствуется по маленьким неправильностям, особенностям каждой вещи; притягательности этой неповторимости объекта просто невозможно противиться человеку, уставшему от штамповки машинного производства. А уж если он еще и любитель народных промыслов, как Сильвия… Давид, наоборот, не был в восторге от деревенской утвари, находя ее грубой и неудобной, и всю жизнь довольствовался посудой с фабричного конвейера. Сильвия, однако, все равно купила полдюжины вещей для себя и еще пару штук для сестры Элены – они наверняка найдут себе место в замыслах декоратора. В городе за такие штучки отвалишь целое состояние в специальных магазинах, словно это творение великого художника. А здесь народ все еще радуется, если видит гладкую, ровненькую пластиковую лохань с двумя ручками одинакового размера.

Они возвращались с дневной прогулки. Ночью подморозило, но теперь солнце пригрело, и на земле боролись сырой холод, ползущий из лесистых горных расщелин, где застаивался туман, и щедрый поток тепла сверху.

Сзади послышались звонкие удары металла о камень. Ребенок лет восьми бежал, подгоняя палкой металлический обруч, и на ходу помахал им рукой, улыбнувшись знакомой щербатой улыбкой. Давид не сразу вспомнил его: Томас, сын Анхелы. Здороваясь, мальчик потерял обруч, и тот со звоном ударился о стену дома и покатился в сторону. Томас кинулся за ним.

Давид рассказал Сильвии, как познакомился с малышом и его матерью. Когда тот снова появился перед ними, они рассмотрели и его взъерошенные волосы, и ржавчину на щеке, и металлический обруч. Обоих поразило, что мальчик увлечен игрой, которая состояла всего-то в беге за катящимся по земле металлическим ободом. Да, они видели на картинках в старых книгах и в кино, как дети играют подобным образом, но сейчас… Теперь дети просят в подарок на Новый год айфон.

– Привет, Томас, как дела? – спросил Давид на правах старого знакомого.

– Привет, – серьезно ответил ребенок. – Ничего страшного. Он треснулся о стенку, но не сломался.

– Познакомься, Томас, это моя жена. Сильвия.

– Здравствуй, Томас, – сказала Сильвия, и дитя широко улыбнулось в ответ, показав все зубы и дырки между ними. – А куда ты, Томас, так быстро бежишь?

– Надо скорее сказать моему другу.

– О чем?

– Что сегодня Эстебан снова будет рассказывать!

– Эстебан вам рассказывает? Что?

– Всякое. Как он плавал по свету, и вообще.

– Значит, Эстебан был моряком?

– Да! На огромной такой лодке! На корабле! Он обошел весь свет!

Оказалось, мама не всегда разрешала Томасу слушать рассказы Эстебана, потому что они длились допоздна, но он очень хотел знать про разные страны – Францию, Италию, Китай, Японию, Америку. А когда холодно и много народу приходит, Эстебан рассказывает такие интересные истории, которые с ним там случались, что все слушают, раскрыв рот. Но больше мама не будет запрещать там сидеть допоздна, ведь ему через две недели десять лет и он уже большой. И может ложиться спать, когда хочет, а не когда мама велит.